Алберт Озри

Юнг говорит

под общей редакцией Уильяма МакГуайра и Р.Ф. С. Халла.

Перевод с английского — Григория Зайцева

Из журнала Шарля Бодуэна (1934г.)

FROM CHARLES BAUDOUIN‘S
JOURNAL: 1934

Шарль Бодуэн (1893–1963), профессор в Женевском университете, основатель Института Психологии (чьими покровителями были З. Фрейд, А. Адлер, и К.Г. Юнг), психологическая программа которого была связана с католицизмом. В конце концов, Ш. Бодуэн присоединяется к школе юнгианской психологии в качестве аналитического психолога, преподавателя и писателя. В его посмертной книге L’Oeuvre de
Jung (1963)[1] в главе, озаглавленной «Юнг, реальный человек» содержится ряд отрывков из журнала Ш. Бодуэна, где сообщается о его встречах с К.Г. Юнгом на протяжении более чем двадцати лет.

Самая ранняя встреча была записана после того, как Бодуэн принял участие в семинаре, что Юнг дал в Психологическом обществе в Базеле с 1-го по 6-е октября 1934 года[2]. Изначальная версия этой встречи, слегка сокращенная, переведена по книге «Юнг, реальный человек» и опубликована в «Дружеских воспоминаниях» во «Внутреннем свете» (Вашингтон), осень-зима 1975-76 гг. В данной версии материалы приводятся с сокращениями.

***

Базель, Воскресенье, 7 Октября,1934

Настало время, чтобы собрать впечатления, которые личность К.Г. Юнга произвела на меня за эти несколько дней, чтобы связать
это в единый сноп и представить его портрет. Это будет одушевленный портрет, изображенный с симпатией, ибо я вижу его живым, стоящим на ногах, говорящим и преподающим. Слово «фигура» (stature) – вот что приходит на ум, или немецкое слово «гештальт» (Gestalt). Это не мужчина из педагогической практики или офиса; это человек силы.

Один из анекдотов, которым он «приправлял» свои лекции выделяется для меня. Надеюсь, я достаточно точно его смогу воспроизвести по памяти. Он жил с племенем индейцев Пуэбло. Индейцы, чтобы идентифицировать незнакомца, не просят показать его паспорт, но они вопрошают себя: «что
это за зверь такой?» или, что понятнее нам: «что за тотем у этого человека?». И они наблюдают за ним, но для того чтобы сопрягать тотем с человеком, должен быть тотем. Тотем столь сильно выражен в поведении этих людей, что священное животное буквально пропитало человека и если смотреть на него, как он ходит и действует, то можно распознать это животное.

Когда это человек из соседнего племени, распознать «зверя», видимо, достаточно легко; но с белым человеком всё по-иному, настолько он отличается от всего, что они знают. К.Г. Юнг узнал от своего проводника,
какое смущение он произвел на индейцев оттого, что они не смогли опознать его. Тем не менее, ему удалось завоевать их сердца всего за один день визита[3] и в знак расположения, ему предложили посетить второй этаж жилища. Это означало восхождение по лестнице.

Но в то время как индейцы восходили и нисходили спиной к лестнице
и перемещались с ловкостью обезьяны, он естественно полез в
европейской манере – лицом к лестнице, грузно ступая ногами на перекладины и повернув индейцам свою широкую квадратную спину. Большой шум разразился тогда у индейцев, который ему позже растолковали. Увидев его в таком положении, они признали его
тотем: «Медведь!Медведь»!

У него хватило ума, чтобы войти в дух ситуации, и
понять что интуиция «примитивов» было достаточно передовой. Он сумел почувствовать всю серьезность положения. Он важно сказал им: «Да, вы догадались правильно; медведь – это тотем моей страны; он дал свое имя нашей столице, городу Берн[4]; медведь фигурирует и в гербе города». И по возвращении в Швейцарию он послал им, в качестве доказательства и в качестве сувенира, маленького деревянного медведя, такого, как обычно здесь делают. Он получил взамен и как залог дружбы, если я правильно помню, пару кожаных бриджей[5].

***

В последующие дни, он говорил нам о племенах, духах
леса и другом мире – мире тайны, которая оживляет всё вдруг
с наступлением темноты. Он был больше похож на колдуна, проникшего в
мир духов и, умело пробуждая их, заставлял парить, настораживая присутствующих, побуждая всех замереть в ожидании. Затем, внезапно, хороший анекдот выпускал напряжение, и все смеялись вместе с ним. Его удивительная сила основана на изрядном объеме человеческого опыта, и
она словно возвращается к нему, как будто умноженная в ответ
через круг его учеников, что ширится на обоих континентах, числом тех, кто поддерживает его. Однако есть и недоброжелатели, распускающие сплетни и обвиняющие его и его учеников в эгоизме и снобизме.

Точнее сказать, это напоминает ситуацию с курсами, которые А. Бергсон[6] проводил в College de France; это не аргумент
против А. Бергсона и не аргумент против К.Г. Юнга. Но когда кто-то
ехидно заметил, что большинство его учеников были
женщины, К.Г. Юнг ответил: «Что же делать?
Психология – это ведь наука о душе, и это не
моя вина, если душа – это женщина». Это шутка; но для тех, кто
следовал его учению, эта шутка сама по себе была заряжена
глубоким опытом работы, и за которой кто-то увидит, возникающих во всем
его великолепии неоднозначный архетип Анимы.

***

Наблюдая за ним, видя как он учит и ведет себя в более близком окружении, я отметил на этой неделе в Базеле многие аспекты его бытия и внешнего облика, а также множество разрозненных впечатлений…

Под высоким лбом мыслителя простирается его твердое и полное лицо; серые глаза кажутся неожиданно странно-маленькими, иногда они буравят пристальным вниманием, но в другие моменты они кажутся, в основном, озорными, и лицо его становится как у духовника или священника, который радуется жизни. Лицо становится красным, и он смеется; но в профиль он даже в такие моменты кажется гораздо серьезнее, несколько угловатым и до предела интеллектуальным.

Но, наблюдая за ним вживую, начинаешь осознавать, что эти разрозненные его черты организованы в единое целое. Чувствуется, и никто не сможет это отрицать, что в его внешнем виде его сущность и его персона нашли свой modus vivendi. Понимаешь, что его учение об «интегрирующей всё функции» – это не книжные знания, но сама его жизнь, что заставляет утверждать, что он принадлежит не только к среде ученых, но и к среде мудрецов.

Я знал К.Г. Юнга из его книг, и я встречался с ним лично, но теперь, в течение этой недели, прошедшей в его компании, я чувствую, что обнаружил его «Я». Сказать правду, я сделал целых два открытия. Прежде всего, я был поражен силой и определенностью характера этого человека и его мышления. Во-вторых, я наконец-то понял все то, что он постиг, исследуя «примитивов». Эти поездки не были лишь живописными случаями из его жизни; они являются одними из главных источников его мысли. Я хотел бы добавить, что эти два момента очень тесно связаны.

***

Определенностью отличается каждое мгновение на его пути
и в изложении идеи: он делает упор на факты, его жестикуляция весьма сдержана, но чувствуется, что она заряжена энергией
и направлена на то, чтобы идти вперед и вперед. Это особенно
было видно, когда он описывал одну из своих африканских сцен, несмотря на краткость повествования, ему удалось наделить нехитрый рассказ зримыми чертами. На сей раз это был анекдот, чтобы проиллюстрировать тот факт, что «примитивы» не знают силы воли в том смысле, как мы понимаем это; они сначала должны мобилизовать необходимую им энергию, через иллюстрирующие цель определенные ритуальные действия.

Например, мальчик, который обычно подрабатывает посыльным и относит почту в город остается пассивно сидеть, когда европеец тихо просит его выполнить эту услугу и предлагает вознаграждение; мальчик делает вид, как будто он не понял, что от него ждут. Но колдун, проходящий мимо, берет
дело в свои руки – и хлыст тоже! – колдун начинает танцевать «бегущий танец» вокруг мальчика; племя присоединяется, мальчик
втянут в круг и, наконец, как будто «выстрел» из пращи – он бежит выполнить это! Все было зримо воспроизведено перед нами рассказом К.Г. Юнга; мы видели это.

Но такой «театр жеста», умение наглядно и ярко проиллюстрировать и объяснить раскрывается еще более ярко и свободно в обыденной беседе. Мы провели один из вечеров в разговорах о «телепатических» снах, где между лицами, которые эмоционально близки друг другу, возникает внутренняя связь, соединяющая их. К.Г. Юнг, наконец, чтобы подвести итог своим мыслям по этому вопросу, выразил их следующим образом: вдохнув, он прикоснулся своим лбом к моему, и после, образовал своими руками своего рода круг вокруг нас, обозначив пространство между нами; три движения-жеста подчеркнули три его положения из заявленного ранее: «Вкратце, нет сна во мне и нет снов в нем, но есть один сон между нами» – и это между, было там, где его руки образовали круг. Так он использовал жест – как посланника, для выражения и иллюстрации своих идей.

Я уже говорил, что эта конкретика и реальность К.Г. Юнга связана с его африканским опытом. Я приехал специально, чтобы увидеть, что он имел ощущение реальности Души; и его фраза в книге «реальность души» – не пустое выражение. Нужно быть уверенным в этом, чтобы убеждать своих пациентов в реальности такого аспекта существования жизни как психика, и, конечно, «примитивы» смогли дать ему прочувствовать всю реальность этого мироощущения.

На днях, доктор Курт фон Сури рассказал мне о «духах предков», которые нисходят на того, кто возвращается на свою родину, и что он сам это ощущает, когда приезжает в г. Базель. Он чувствует, что они имеют тяжесть, как грозовые облака в атмосфере. Он отразил этот опыт тем, что создал родословное древо на стене своего дома, и тогда я понял, что тем самым Сури копал вниз – к корням – так как нужны корни, чтобы твёрдо держаться за реальность.

***

Эта конкретность К.Г. Юнга был частью его само-сотворения. Он рассказывал нам свои воспоминания из детства, о тех муках, что он пошел
через изучение математики, а особенно алгебраических абстракций, которые он находил непонятными и нелогичными. Чтобы сделать их смысл понятным, ему пришлось поставить обратно цифры вместо исходных букв. Простое уравнение А = Б приводило его в бешенство и казалось обманом: поскольку А – это одно, а Б – другое. Это ложь, утверждать, что они равны. Это было врожденным настроем его ума, но это не могло не быть усиленно его контактом с «примитивной» ментальностью.

Академический ум – это лишь картограф, строящий схему реальности, он не может прикоснуться к самой реальности; ему нужен проводник в этой «чаще жизни», проводник, который возникнет как по мановению волшебной палочки и низойдет по великолепным лианам чрез ползучие растения, неся за собой все шорохи и ароматы подлинного леса…