07.01.2016
0

Поделиться

Проявления коллективного бессознательного в психозе

Эдвард Ф. Эдингер

Проявления коллективного бессознательного в психозе

I

В отличие от Фрейда и Адлера, Юнг обладал обширным опытом общения с госпитализированными психотическими пациентами. Разработанные им теории во многом обязаны этому интенсивному непосредственному контакту с причудливым содержимым разума психотиков. Следовательно, идеи Юнга имеют особую ценность для понимания психоза. Однако его теории выходят далеко за пределы прикладной психиатрии и проливают свет на глобальные культурные проявления психе, в особенности в религии и мифологии.

Фундаментальным вкладом Юнга в психологию стала его теория архетипов и коллективного бессознательного. Изучая психическое содержимое психотиков, он обнаружил повторяющиеся мотивы и образы, поразительно схожие с символизмом мировых религий и мифологий. Такие фигуры, как «божественный герой», «духовный спаситель», «злой тёмный демон», такие мотивы, как «битва с чудовищем», «смерть и возрождение», — всё это неоднократно появлялось в психе пациентов. И те же самые мотивы составляют основное содержание мифологий и религий. Подобные повторяющиеся психически паттерны Юнг окрестил «архетипами коллективного бессознательного». Предполагается, что это психические проявления инстинктов, общие для всего человечества. Коллективными они называются также и потому, что выходят за пределы отдельного эго. Они надперсональны, заряжены энергией всего вида в целом.

Связь между архетипом и инстинктом выстраивает мостик между фрейдизмом и юнгианством. Архетип — нечто вроде изобразительного паттерна инстинкта. Как пишет Юнг: «Фактически не существует аморфных инстинктов, поскольку любой инстинкт уже несёт в себе паттерн своей ситуации. Он всегда вписывается в некий образ, а у образа есть определённые свойства… такой образ — это тип apriori [то есть архетип]»[1].

Если такие психические структуры сами по себе считать инфантильными и патологическими, то, поскольку они проявляются у всех рас и культур, можно считать патологическим и человечество в целом — и тогда этот термин просто утрачивает смысл. Действительно, во многих случаях люди воспринимали эти архетипические силы в форме проекций, персонажей и событий, происходящих на небесах или в преисподней, не осознавая их психического происхождения. По современным психологическим стандартам такую наивную позицию действительно можно назвать примитивной и незрелой. Однако Юнг считает, что сами архетипы — это здоровые, нормальные составляющие личности. Это органы психики, чья сбалансированная работа не менее важна, чем работа почек или сердца. О здоровье или болезни говорят отношения между этими надличностными психическими силами и эго-сознанием. Если эго теряет собственные границы и идентифицируется с архетипом или же, защищаясь, подавляет инстинктивное архетипическое содержание и вовсе утрачивает с ними контакт, динамическое здоровое равновесие нарушается и можно говорить о психическом заболевании.

При большинстве психических болезней мы обнаруживаем слабое или неполноценное эго, которое до какой-то степени идентифицировалось с архетипическим образом и, соответственно, отдалилось от реальности. Крайняя степень такой идентификации наблюдается при острых психозах. Противоположная опасность — полная потеря контакта с архетипами, основными источниками психической энергии. Она наблюдается в крайней форме при простой шизофрении.

С этой точки зрения для здорового функционирования психе необходима живая религия или мифология. Двух опасностей: идентификации с архетипом и его подавления — можно избежать, создав сосуд для архетипов. В большинстве случае в качестве такового выступает догматическая и ритуалистическая структура церкви. Такая структура постоянно держит архетипические образы «на виду», не давая забыть об их реальности. И в то же время человека удерживают на почтительной психологической дистанции, снижая опасность идентификации с ними.

Конечно, для правильного функционирования мифологический сосуд должен быть приемлемым для сознательной личности, в том числе для критического интеллекта. И в этом отношении традиционная религия сегодня уже не справляется со своей функцией. Юнг рассматривает свои психологические теории как попытку создания новой мифологии, нового сосуда для архетипов, приемлемого для современного разума[2].

II

При обсуждении проявлений коллективного бессознательного в психозе не требуется привлекать какой-либо нестандартный клинический материал. Причудливый грандиозный бред, общий для всех психотиков, хорошо изучен. Сам факт того, что паттерны бреда стабильно повторяются, говорит об их «коллективной» природе. Для иллюстрации данной работы мы приведём краткие описания нескольких часто встречающихся тем бреда и рассмотрим их с точки зрения юнгианской теории.

Острый психоз с этой позиции расценивается как вторжение коллективного бессознательного, сопровождаемое расколом, диссоциацией слабой и неразвитой сознательной личности. Архетипические паттерны и образы, обычно направляющие жизнь из глубин бессознательного, неожиданно всплывают на поверхность в странном, нелепом виде. Пациент в буквальном смысле проживает сон. Очень часто эго переживает инфляцию, идентифицируясь с сильно заряженной нуминозной архетипической фигурой, например с героем или спасителем. Именно этот шаблон можно наблюдать в часто встречающемся случае идентификации с Христом, который несёт проекцию архетипа духовного героя у христиан (и иногда, бессознательно, у иудеев). Вот краткий пример из клинической практики:

Пациент — мужчина, белый, 24 года, женат. Незадолго до внезапного приступа острого психоза был посвящён в сан протестантского священника. Он почувствовал, что конгрегация вознесла его до уровня Иисуса Христа, и у него начались слуховые галлюцинации: Бог говорил ему, что он Мессия, воплощение Христа во втором пришествии. Он пытался сопротивляться, но «Бог» настаивал. Ему велено было путешествовать по миру, объявлять о своей миссии и проповедовать Евангелие.

Этот случай иллюстрирует крайне распространённую тему психоза. Пациент, незрелый и неопределившийся молодой человек, столкнулся с ответственным заданием, превышающим его эмоциональные возможности. В такой ситуации человек остро нуждается в какой-нибудь спасительной силе. Архетип духовного спасителя, в образе Христа, активировался и проник в сознание. Похоже на намеренную попытку бессознательного заполнить серьёзную лакуну. Но если даже так и было, фокус не удался. Этот опыт сокрушил слабое эго, в инфляции оно потеряло границы, идентифицировалось с архетипом — и стало психотическим.

Базовая предпосылка юнгианской теории состоит в том, что психическая энергия возникает из напряжения между противоположностями[3]. Где бы ни появилась крайняя позиция, неподалёку обязательно обнаружится её прямая противоположность. Психотики являют собой подтверждение этой мысли: теряя возможность сознательного различения, они становятся беспомощными жертвами, попав между сталкивающимися скалами архетипических противоположностей. К примеру, идентификация с положительной фигурой Христа вызывает параноидальные идеи о нападении Врага, Дьявола, Злого духа. И, напротив, при преобладании параноидальных явлений возникает сопутствующее грандиозное состояние инфляции, ощущения собственной праведности. У вышеупомянутого пациента явных параноидальных тенденций не наблюдалось, но в подобных ему случаях они обычно присутствуют.

Ещё одна тема, занимающая центральное место во всех религиях, — тема вечной жизни. Эта идея также нередко появляется в психозах. Вот яркий тому пример:

Мужчина, белый, тридцать лет, окончил колледж, в разводе. Страдал постепенно нарастающим психозом. Он всё больше отказывался от своих обязанностей, жена развелась с ним из-за отсутствия поддержки, и он бесцельно слонялся, озабоченный заумными проблемами. Он уверился в своей «гениальности», будто бы на него снизошло особое знание, инсайт, касающийся сути жизни. Особенно его занимали вопросы пространства и времени. По словам пациента, ему было открыто, что «мы можем получить секрет вечной жизни». Продолжительность жизни будет постепенно расти, пока в конце концов мы не достигнем бессмертия. Пациент считал, что это знание очевидно для любого, кто понимает «отношение Бога к человеку». Он отрицал наличие каких-либо галлюцинаций, утверждая, что сам додумался до этой гениальной идеи.

Бессмертие — это образ, символизирующий высшее возможное утверждение жизни. В примитивных формах мышления его воспринимают буквально, надеясь на вечную жизнь в раю. В символическом смысле оно может означать интенсивность жизни, при которой забываешь о времени. Известно, что наше ощущение времени зависит от интенсивности эмоций, интереса к жизни. В случае нашего пациента его предпсихотическое состояние характеризовалось вялостью, скукой, уходом от ответственности. Время тяжёлой ношей повисло у него на плечах. В таком состоянии ему срочно была необходима вечная, вневременная жизнь, то есть шанс жить полноценной, интенсивной жизнью без оглядки на ход времени. Однако пациент не понял символического послания и вместо этого, обуянный грандиозностью, идентифицировался с бессознательной мудростью.

Один из вариантов темы бессмертия — старания алхимиков получить эликсир жизни. В последние годы жизни Юнг вложил много сил в исследования алхимического символизма. Он рассматривает попытки алхимиков превратить металл в золото и получить эликсир жизни как спроецированные символические образы из коллективного бессознательного, которые на самом деле означают трансформацию личности и открытие источников психической энергии внутри нас самих[4]. Любопытная параллель алхимическому эликсиру жизни появляется в бреде следующей пациентки, никогда не слыхивавшей об алхимии:

Женщина 64 лет, белая, домохозяйка. Первые симптомы психоза начались за три года до госпитализации. У пациентки возникло эротическое влечение к зубному врачу, о котором он не догадывался. Женщина была уверена, что врач открыл чудесное средство для продления жизни. Она ждала, что он преподнесёт ей это средство в дар, и собиралась благодаря ему прожить долгую и счастливую жизнь в богатстве и среди множества друзей. Описывая эти фантазии, пациентка проявляла явные признаки инфляции: избыточный энтузиазм, хвастливую и самодовольную манеру рассказа, совершенно не подходящую к ситуации.

Сны, галлюцинации и мифы — это спонтанные проявления бессознательного, которое, вероятно, пытается нам таким образом что-то сообщить. Сверхъестественные, чудесные вещи и события — эликсир бессмертия, рождение младенца девой, воскресение из мёртвых и тому подобное — явно не имеют отношения к внешнему, реальному миру. Однако это не означает, что они лживы — их всего лишь надо правильно толковать. Юнг считает, что такие нуминозные элементы в мифах, сказках и сновидениях указывают на то, что этот материал относится к внутреннему психическому миру, где не действуют законы природы. Бессознательный символизм — это образный, метафорический язык. Если принимать такой материал за действительность, он превращается в бред, но как символ, относящийся к психическому миру, это возможный источник мудрости.

Вышеуказанная пациентка испытывала сексуальное влечение к дантисту. До того её сексуальность и эмоции в основном подавлялись, и она старела, так и не пожив полной жизнью. Её чувства к дантисту пробудили новые возможности получить богатый жизненный опыт. Тут оказались затронуты истоки жизни. Как будто врач действительно предложил ей глоток жизненного эликсира. Бессознательное отозвалось верной и осмысленной интерпретацией на единственном известном ему языке. Если бы сознание было способно понять это послание символически или метафорически, женщине пришлось бы столкнуться со своими проблемами в реальной жизни. Но она не смогла этого сделать и в результате впала в инфляцию, уверившись, что её действительно ждёт чудесное лекарство в буквальном смысле.

Из этой краткой подборки очевидно, что Юнг считает совокупность психе целенаправленной и саморегулирующейся. Если переносить содержимое бессознательного на реальный мир, это ведёт к психотическому отдалению от реальности; но при символической интерпретации оно становится источником знания и понимания себя. По-видимому, бессознательное (древнее и мудрое, как и наше тело) пытается компенсировать слепоту и неполноценность сознания, которое с филогенетической точки зрения пока является новичком. Оно выражает реальное состояние дел с помощью живых образов в снах и видениях. Любое символическое содержание, даже если оно представлено в конкретной форме, имеет психическое или духовное значение. Для различения этих вещей требуется высокоразвитое сознание, и как раз его и не хватает психотикам.

Обыкновенно коллективное бессознательное проявляется лишь в некоторых снах или в обобщенной, безличной форме в мифах. Однако при психозе сознательное эго, прикрывающее глубокие слои психе, временно распадается, открывая взору вечные, повторяющиеся вновь и вновь архетипы коллективного бессознательного.

Заключение

Мы кратко описали юнгианскую теорию коллективного бессознательного и её применение к психотическим феноменам. Архетипы коллективного бессознательного — это универсальные инстинктивные паттерны поведения, проявляющие себя в повторяющихся мотивах и образах в религии, мифологии, снах и галлюцинациях. Проявление архетипических образов мы расцениваем как осмысленное и намеренное, если рассматривать их с точки зрения внутреннего психического мира. Если же их ошибочно смешивать с внешней реальностью, архетипы становятся материалом для психотического бреда.


[1] См. Юнг, «О природе психе» в сборнике «Структура и динамика психического», том 8 собрания сочинений.

[2] См. Юнг, «Психология архетипа ребёнка» в работе «Архетипы и коллективное бессознательное», том 9 собрания сочинений.

[3] См. Юнг, «О психической энергии» в работе «Структура и динамика психе», том 8 собрания сочинений.

[4] См. Юнг, «Психология и алхимия», том 12 собрания сочинений.