Личные воспоминания Даррелла Шарпа
In memoriam: Мария-Луиза фон Франц, 1915-1998
Мария-Луиза фон Франц спасла мне жизнь. Это так просто и так запутанно.
Я не встречал ее лично до 1976 года, но уже в 1970 ее эпохальная книга, изданная Spring Publications, «Проблема Puer Aeternus» («Проблема Вечного Ребенка»), юнгианская интерпретация «Маленького Принца» Антуана Сент-Экзюпери, открыла глаза на мою личную психологию. Ну, это не совсем так: правильнее сказать, она подготовила меня к тому, что меня ждало, чтобы я мог, так сказать, принять интеллектуально, моей мыслительной функцией, ее анализ привязанного к матери человека, но в действительности я не видел в нем связи со мной, пока я был на коленях следующие три года. Потом ее слова пронзили мое сердце. Это было трудно принять, но ее убедительные комментарии о человеке, который был очень похож на меня, разрушили мой образ себя, и привели меня к необходимости самоубийства.
Следует сказать, что я нашел альтернативу: я пришел на анализ. В это время я был в Англии, и моим аналитиком был доктор Энтони Стивенс, большой поклонник фон Франц. Он помог мне, и по его рекомендации я отправился на тренинг в Институт К. Г. Юнга в Цюрихе.
Я добрался до Цюриха осенью 1974 года, бросив жену и трех детей в пользу моего потенциального возрождения. Мария-Луиза фон Франц была моим маяком, но, увы, пробиться к ней не было никакой возможности. Я походил вокруг и нашел другого аналитика, доктора Ричарда Поупа, который более чем подходил таким, как я, но это другая история.
Случилось так, что я столкнулся с теневым спутником. Фрезер Боа, харизматичный парень, также был принят на тренинг, и искал кого-нибудь, с кем можно разделить дом. Фрезер много лет проработал учителем, пока не нашел место ассистента продюсера фильма «Убийство в Восточном Экспрессе». Он был канадцем, из Лондона, штат Онтарио, и тоже выбился из сил, не мог продолжать жить дальше, и т.д. Наше мрачное состояние было таким же, как и у остальных проходивших тренинг, поскольку все мы столкнулись с проблемами собственной психологии.
Фрэзер и я сняли дом в близлежащей деревне Эгг. По немецки это название произносилось Экк, но, конечно же, яйцо было повсеместным символом новой жизни (egg – по-английски «яйцо» – прим. перев.), которой мы жаждали. Его сестра, Мэрион Вудман, вскоре присоединилась к нам. Она была неряшливой домохозяйкой, такой же невротичной, как и все мы.
Фрезер стал моим близким другом, наши отношения развивались еще и потому, что его аналитиком была Мария-Луиза фон Франц. Каким-то образом он до нее добрался. И, слава Богу, когда он приходил с ее сеансов, мы часами обдумывали, что она сказала. Через шесть месяцев мы стали жить отдельно, но продолжали делить одного аналитика. Я благоговел перед тем, как Мария-Луиза фон Франц анализировала его сны. Он рассказывал ей сон и заикался о нескольких ассоциациях. Она возвращалась с полноценной интерпретацией того, что бессознательное пыталось сказать ему, чтобы скомпенсировать его сознательную установку.
Однако мой аналитик выбирал полностью иной подход ко мне, и я благодарен ему за это, но то, что я слышал от Фрезера, было как минимум дополнением к моему анализу, а как максимум – полностью заменяло его. Фрезер умер в 1992 году, так и не узнав, что я до зубовного скрежета завидовал ему, когда он стал называть доктора фон Франц «Марла», именем, которым к ней обращались только самые близкие.
Мария-Луиза фон Франц часто выступала в Институте Юнга с лекциями о сновидениях, сказках и символической важности алхимии. На одной из первых ее лекций, которые я посетил, я был так же зачарован ее грязными ногтями, как и тем, что она говорила. Она была красивой женщиной 58 лет, в расцвете сил. У нее была очаровательная улыбка, и она всегда одевалась соответствующе. Так что насчет ее ногтей? Я тогда еще не понимал, что моя доминирующая чувствующая функция заставила меня обратить внимание на такую постороннюю деталь. Надо ли говорить, что в то время мое восприятие было полностью зашоренным, ограниченным восприятием персоны.
Фрезер, чья персона была такой же свободной, как у фон Франц, просветил меня. «Марла любит садоводство», — сказал он – «Вероятно, она сажала лук или занималась прополкой, прежде чем придти, и забыла помыть руки. Да это не имеет значения. То, что ты видишь – это не все то, что ты получишь». О, действительно? Это было для меня новостью, но это было типичным примером того, чему я научился у Фрезера Боа, интуитива, для которого время было растяжимо, а сварить яйцо для него было путешествием героя.
На протяжении четырех лет в Цюрихе я прочитал все, что публиковала фон Франц. От ее интерпретаций сказок у меня захватывало дыхание. Некоторые ее лекции записывались, и были доступны в Институте на мимеографе. Некоторые были опубликованы издательским домом Джеймса Хиллмана Spring в середине семидесятых: «Введение в интерпретацию сказок», «Феминное в сказках», «Тень и зло в сказках», «Индивидуация в сказках». Я обнаружил, что они являются амплификациями образов, которые грезились мне ночами. Я поглощал их и горевал оттого, что они не были составлены в указатель. Но не долго.
Прежде, чем обанкротиться, я был вольнонаемным редактором, так что я занялся составлением указателей для этих книг, а также для моей первой любви, «Puer aeternus». Я сделал фотокопии своей старательной работы и продал их студентам. В конце концов, Spring купило права на эти указатели и публиковало их в последующих изданиях. Для меня выгода была двойной: я постиг подход фон Франц к бессознательному и смог внести плату за обучение.
У меня дважды были аналитические сессии с фон Франц, с разрывом примерно в год. Она жила и практиковала в Кюснахте, в поселке под Цюрихом, в непритязательном маленьком домике на склоне холма с видом на Цюрихское озеро. 15 Линденбергштрассе. С ней жила Барбара Ханна, аналитик в возрасте, сварливая, однако крайне сообразительная. Ее биографический портрет «Юнг: его жизнь и труды», опубликованный в 1976, остается одним из лучших. Я слышал, что они жили вместе, потому что Юнг был обеспокоен ухудшавшимся здоровьем Ханны. Несмотря на ее сложную репутацию, я видел между ними только приязнь.
Мои заметки тех лет не содержат записей о том, почему фон Франц согласилась увидеть меня, хотя я подозреваю, что тут не обошлось без Фрезера. Я помню обстановку в ее комнате для консультаций: простой стол и стулья с прямыми спинками, два удобных кресла, стоящие напротив друг друга, и переполненные книжные полки. Это была та комната, в которой она впоследствии умерла, и в которую я попал двадцать лет спустя, прямо перед поминальной службой. Единственное отличие, которое я заметил – это появление односпальной кровати и цветов повсюду, которые создавали впечатление святилища.
В 1976 году, когда наступило время для сдачи весьма волнующих экзаменов в Цюрихском Институте, я выбрал фон Франц, чтобы она провела мое тестирование по интерпретации сказок. Я еще не встречал ее лично, но смею сказать, что она кое-что знала обо мне из сновидений Фрезера. Это был устный экзамен. Мне дали двадцать минут на прочтение синопсиса сказки. Затем я был опрошен моим кумиром, моим Экспертом. И хотя я был вовлечен в ее работу, я справился плохо. Я потел, я кашлял, я запинался; короче, я был зажат, полностью закомплексован. Я не знал ответов на простейшие вопросы.
После двадцати минут доктор фон Франц посадила меня и принялась меня рассматривать. Она сказала: «У вас в голове полный бардак. Вы либо туповатый простофиля, которому не место здесь, либо у вас есть таланты, просто еще не раскрытые». По шкале от 1 (высший балл) до 5 (низший балл) для прохода необходимо было получить 3, который она мне и поставила. Я выполз из комнаты, чувствуя себя радостно, поскольку теперь я мог получить степень Кандидата и принимать клиентов.
Двумя годами позже она снова меня экзаменовала. В промежутке я меньше времени проводил, развлекаясь в Нидердорфе, центре ночной жизни Цюриха. Я перечитал книги фон Франц, а также был знаком с Собранием Сочинений Юнга. Я был готов к дипломным экзаменам по сказкам как лошадь к скачкам в Кентукки.
Я получил сказку братьев Гримм «Кристальный шар» и шесть часов, чтобы написать психологическую интерпретацию. Я не читал ее раньше, но мотивы были знакомыми: кристалл, орел, кит, замок, лес, великаны, магическая шляпа, загадывание желаний, меч, и т.д., а также, если вы этого не знали, яйцо, скрывавшее сокровище, которое было «трудно обрести». Я писал без памяти и закончил к сроку. Независимый экзаменатор отказался ставить оценку, сказав: «Должно быть, он жульничал». Фон Франц поставила мне 1 и написала карандашом краткую фразу: «Он знает свое дело».
В 1978 году, в возрасте 42, я вернулся в Торонто как сертифицированный юнгианский аналитик. Фрезер вернулся через год, а Мэрион Вудман присоединилась к нам в 1979 г. Благодаря Джеймсу Шоу, заложившему фундамент в виде Фонда Юнга в Онтарио, у нас, молодых аналитиков, была бурная практика. Я был неутомим. У меня было столько энергии, что я боялся взорваться. Теоретически это возможно – E=mc2. Если у вас нет места для энергии, она будет накапливаться, пока – бах! – и вы поджарены со скоростью света.
Некоторое время я пытался заинтересовать издателей моими дипломными тезисами по Кафке «Тайный Ворон: конфликт и трансформация». У меня были надежды. Близилась 100-ая годовщина его рождения и 60-ая годовщина его смерти. Но брать эту работу никто не хотел. Я был подавлен. А потом Мэрион и Фрезер предложили мне опубликовать ее самостоятельно. «Почему нет?», — сказали они. – «Ты умеешь это делать».
Что ж, это было правдой. Я знал, как готовить и издавать книги. Да, подумал я, почему нет? Однако я не хотел тратить усилия впустую, на один раз, поэтому решил опубликовать рукописи и других аналитиков. Мэрион тут же предложила свою работу об ожирении и анорексии «Сова была дочерью булочника». Фрезер помог разработать логотип. Затем, солнечным днем в мае 1980, я набрался смелости и позвонил доктору фон Франц в Кюснахт, не забыв о шестичасовой разнице во времени.
«Мистер Шарп?» – сказала она. – «Из Канады? О, как вы поживаете? Я только что из сада. Замечательная весна для тюльпанов, не правда ли?»
Я с готовностью согласился, хотя тюльпаны были вотчиной Фрезера, а не моей.
«Доктор фон Франц», — сказал я. – «Я открываю издательский дом, и я очень заинтересован в ваших неопубликованных семинарах. Я думаю об «Искупительных мотивах в сказках», «О синхронистичности и дивинации» и об «Алхимия: введение в символизм и психологию». У меня есть мимеографические копии.»
Она сказала, что очень польщена предложением. Более того, она благосклонно согласилась быть Почетным Главой Inner City Books. Эти три ее книги, опубликованные в 1980 (наряду с моим дорогим Вороном и Совой Мэрион) были проданы в количестве 60000 копий, не считая иностранные издания на девяти языках.
В 1983 году Фрезер пришел с загадочным выражением лица. «У меня есть идея», — сказал он. – «Ты можешь делать книги; я знаю, как снимать фильмы. Я сниму Марлу, интерпретирующую сновидения, на камеру. Как тебе идея?»
«Не очень», — засомневался я. – «Ни один аналитик еще не делал этого, а она и подавно не будет.»
Мой скептицизм был беспочвенным. «Марла» согласилась на предложение Фрезера с условием, чтобы сны для толкования в фильме рассказывались самими сновидцами, а не актерами. «Без настоящих сновидений, рассказанных настоящими сновидцами, нет целостности», — сказала она.
Фрезер открыл Windrose Films. Он нашел людей, готовых к тому, что их сновидения снимут на камеру. Он отдал их фон Франц и снял ее толкование к ним. Человек, которого я знал и любил как забывчивого интуитива, не упустил ни одной детали. В результате появился потрясающий 10-часовой фильм, «Путь снов». В 1985 году состоялась мировая премьера, спонсируемая Centerpoint из Массачусетса. С тех пор его много раз показывали по всему миру.
Время шло. Я опубликовал много книг. Фрезер занимался съемками 6-часового фильма о Джозефе Кемпбелле, «Это дело Богов». Он купил компьютер и при моей помощи превратил его и «Путь снов» в книги (все еще доступные у Shambala Publications в Бостоне).
Смерть Фрезера в 1992 была ужасным ударом. Фон Франц отправила в церковь огромный букет. Я оплакивал эту потерю, как Гильгамеш оплакивал смерть Энкиду, но продолжал делать свое дело. Каждые шесть месяцев я посылал фон Франц уведомление о продажах и чек. Однажды она сказала, что я единственный издатель, который посылает ей гонорары без предварительного письма от ее юриста.
Периодически я писал ей с вопросом о том, не было ли у нее рукописей, которые Inner City Books могли бы опубликовать. Моя настойчивость была вознаграждена в 1996, когда она предложила «Архетипические паттерны в сказках» и права на переиздание «К.Г. Юнг: его миф в наше время». А за шесть месяцев до смерти она предложила неопубликованный цюрихский семинар «Кот: сказка об искуплении феминности», который теперь доступен.
Утром 17 февраля 1998 года, проснувшись, я обнаружил на своем автоответчике сообщение от Чака Шварца, старого друга, бывшего канадца, ныне практикующего анализ в Девоне, Англия. «Фон Франц умерла», — услышал я. – «Думал, ты должен об этом знать». Дорогой Чак. Он направил меня к Энтони Стивенсу, когда я был на краю много лет назад. В время нашего пребывания в Цюрихе он, я, Фрезер и Мэрион были известны как «канадская мафия». Годами позже, когда любимый бульдог фон Франц умер от старости, именно Чак подарил ей нового щенка на день рождения.
По электронной почте пришло аналогичное письмо от Боба Хиншоу, другого друга и аналитика, издателя в Daimon Books: «Печальные новости из Цюриха. Марла умерла этим утром. Она долго болела, и это действительно было ее освобождением».
Я был потрясен. О, нет. Я думал, она будет жить вечно. Когда я оправился от этой иллюзии, я обзвонил друзей и разместил сообщение в Интернете. Отклик был немедленным: сердечные соболезнования ее уходу, сочувствия мне. Многие говорили об уходе «старой гвардии», тех, кто работал лично с Юнгом.
Прощальная служба была намечена на 26 февраля в реформатской церкви в Кюснахте. Я не любитель путешествовать, пересекать многочисленные временные зоны, и несколько дней я был против того, чтобы быть там. Но, в конце концов, я не мог не поехать: она была моим наставником, наконец, и внутреннее желание предать публичности нашу связь тоже было сильным. Но каким радостным обернулось мероприятие: простая служба с тремя прощальными речами и концерт Шуберта, а за ним роскошный фуршет с, кажется, бесконечными запасами швейцарского вина – все это заранее было подготовлено фон Франц. На много часов мы, 600 человек, смешались вместе, утешая друг друга, встречая старых друзей и заводя новых.
На середине всего этого меня поразило осознание. Эта мягко ушедшая женщина, открыто заявившая о себе как о мыслящем типе, которая часто испытывала трудности с выражением своей подавленной чувствующей функции – вплоть до того, что ей приходилось запоминать коллективные выражения симпатии, поздравления на свадьбах и т.д. – сделала все это для нас. Ну, если это не говорит о единении противоположностей, я вообще не знаю, что о нем говорит. Спасибо, Марла, я sotto voce (лат. — вполголоса, тихо, про себя – прим. перев.) думаю о тебе как о примере conjunctio (лат. – объединение – прим. перев.).
Я покинул это собрание с Бобом Хиншоу. Мы провели бурный вечер в различных заведениях Нидердорфа, обсуждая, что фон Франц значила для нас, наши студенческие дни и вопросы издательского дела. Это был подходящий конец для дня, начавшегося с таким тяжелым сердцем – подтверждение того, что жизнь продолжается. Боб был одним из тех, кто сподвиг меня на то, чтобы быть здесь, предсказав, что я не пожалею, совершив такое длинное путешествие. Они были правы.
Вот так обстоят дела. Мировое Юнгианское сообщество потеряло великую даму. Я потерял заветного наставника. Но дух Марии-Луизы фон Франц живет – в ее книгах, в тех, с кем она работала над анализом, в тысячах прочих, которые помогали ей или повлияли на ее сочинения. Ее достоинством было то, что она приняла послание Юнга и сделала все, что могла, чтобы отправить его дальше. И, более того, она была не безголовой поклонницей Юнга. Она составляла собственные оценки, оставив неизгладимый личный след на юнгианской психологии и на тех, кого она учила.
Я очень по ней скучаю. Но ее подход к бессознательному все еще влияет на мою повседневную жизнь и мой выбор книг для публикации, как и всегда влиял. Она часть меня, она под моей кожей. Я думаю о ней всегда, когда чешусь.
Перевод Sedric