Лон Майло Дюккет

Да будет Дьявол моим богом

“Советую вам попридержать ваш длинный язык.”

Епископ из Блэк-Коннонс

“Эта привычка мне так и не далась, Ваша Светлость.”

Робин Гуд

В 415 году нашей эры, в Египте, Кирилл, епископ Александрийский, оказался в весьма неловком положении. На него был возложен тяжкий труд — не только вывести жизнеспособные доктрины из запутанных и противоречивых традиций молодой христианской секты, но ещё и сделать это в самом утончённом и просветлённом языческом городе Земли.

Задолго до рождения нашего распятого спасителя предполагаемой девой, Александрия, с её прославленными школами и библиотекой, взрастила величайшие умы Средиземноморского мира и Азии. Здесь религия и философия были любовниками, и их союз породил рост живой и активной среды диалога и дебатов. Кирилл неоднократно пытался обратить в свою веру студентов академии неоплатонизма, но в результате оставался наедине с осознанием того, что юные философы куда лучше него разбирались в тонкостях и недостатках его собственной веры. Но как бы ни были неудобны ему подобные моменты, Его Светлость стойко их терпел. Ему предоставили возможность пострадать за веру. И тем не менее, его терпению пришёл конец, когда его веру и репутацию подвергло атаке блистательное и харизматичное светило александрийской школы неоплатонизма — Гипатия, величайшая из посвящённых женщин древнего мира.

Гипатия Александрийская была, несомненно, самым уважаемым и влиятельным мыслителем своего времени. Дочь великого математика Теона, унаследовавшая уважаемую должность своего отца в Академии и преподававшая там много лет. Именно она, более чем кто бы то ни было со времён основателя неоплатонизма Плотина, усвоила глубочайший потенциал этой школы мысли. Её лекции были чрезвычайно популярны и собирали толпы учёных, видевших в неоплатонизме перспективу для создания воистину всеобъемлющего духовного ордена — высочайшую философию — просветлённую религию, способную объединить все религии. Таковы были золотые надежды неоплатонизма, и Гипатия Александрийская была его девой-пророчицей.

Будучи обеспокоена продолжавшейся деградацией христианского движения, его нетерпимостью к прочим верованиям и опасной озабоченностью чудесами и явлениями, Гипатия провела несколько публичных лекций об этой секте. Она пролила свет на языческие корни этой веры и постоянно срывала маски с абсурда и суеверий, поразивших движение. После чего, с большими мощью и красноречием, чем у любого христианского апологета, она объясняла то, что считала истинными духовными сокровищами в так называемом учении “Христа”.

Её аргументы были столь убедительны, что многие новообращённые в секту отказывались от собственной веры и становились учениками Гипатии. Её лекции породили огромный интерес к христианству, но не христианству в том виде, как его проповедовал Кирилл, епископ Александрийский.

Не будучи одарён силой характера, необходимой для того, чтобы выдержать прямое противостояние с Гипатией, Кирилл начал кампанию очернения её личности. В проповедях для своей немытой и фанатичной толпы Кирилл говорил, что Гипатия — угроза для веры, ведьма и соратница Дьявола. Эти диатрибы не произвели особого эффекта на образованное городское население Александрии, начинавшее понимать, что христианство епископа Кирилла было сектой, плохо игравшей с прочими детьми. Но в глубине Нитрийской пустыни исполненные ненависти слова Кирилла со временем дошли до простецкого монастыря чтеца Петра.

Годы проповедей ветру и обращения в веру скорпионов сделали Петра пригодным к роли очистительного меча Государя Мира на Земле, и мысль об одержимой Дьяволом женщине, нападающей на его спасителя, была невыносима для “божьего человека”. Собрав шайку отбросов общества, его товарищей по отшельничеству, он дошёл до Александрии, где встретился со служителями Кесарийской церкви — которые сообшили ему, что каждый день после полудня бесстыжая Гипатия на своей колеснице едет из Академии домой. Вооружённые всего лишь дубинками, раковинами от устриц и Божьей Благодатью, Пётр и его шайка поджидали Гипатию в засаде на улице у Академии. Стащив её с колесницы, они отволокли её в Кесарийскую церковь, где раздели, забили до смерти дубинками и, наконец (из-за продолжавшегося дебата о вечной жизни души в случае, если труп остался целым), содрали плоть с её костей устричными раковинами. После чего обрывки плоти и прочие её останки были унесены и сожжены.

Реакция александрийского общества была смесью из шока и смятения, и школе неоплатонистов был нанесён удар, после которого она так и не оправилась. Хоть Кирилл и старался максимально дистанцироваться от этого инцидента, он всё же воспользовался ситуацией, чтобы ещё больше запугать город и провозгласить, что воле христианского Бога сопротивляться можно только на свой страх и риск.

Мученичество Гипатии было, разумеется, не первым примером того, как истина противостояла злу и проигрывала ему — но оно обозначило начало длительной духовной белой горячки, после которой западная цивилизация так до конца и не восстановилась. Даже те светлые души, что не поддались всеобщему безумию, были принуждены цвести вопреки извращённым проекциям коллективного ночного кошмара.

Духовный рост в такой среде не является невозможным. Но там, где мудрость воспринимается миром как невежество, где любовь считается грехом, где всё лучшее в человеческом духе осуждается и подавляется, дорога, по которой должен идти ищущий просветления, будет иметь немало любопытных поворотов. В этом путешествии компаньонами человека будут изгои и бунтари; священное произрастает из богохульного, истина ниспадает с уст лжепророков, рая ищут в аду, а богом будет сам Дьявол.