Культурные комплексы в жизни и творчестве Юнга, Фрейда и их последователей

Томас Кирш

«Культурные комплексы» в жизни и творчестве Юнга, Фрейда и их последователей

Термин «культурный комплекс» с точки зрения юнгианской психологии может рассматриваться в двух различных аспектах. Давайте начнем с термина «комплекс», поскольку он стал первой областью исследований Юнга. Работая с тестом словесных ассоциаций Юнг отметил, что на определенные слова время реакции замедлялось. Это сохранялось и при повторении экспериментов. Юнг заметил, что замедление было вызвано возбуждением очень сильных эмоций в соединении с определенными словами, представляющими собой некий спусковой крючок. Он создал термин «комплекс» для объяснения этого феномена. Действительно, Юнг был первопроходцем в своей работе с тестом словесных ассоциаций и развитием теории комплексов, и это привело его к первому контакту с Фрейдом. Сейчас термин «комплекс» используется в повседневной речи для различения особой индивидуальной чувствительности к определенному месту, человеку или вещи. Это часть личной психологии человека. Когда мы говорим о «культурном комплексе», мы движемся от индивидуальной психологии к психологии групповой, которая может находиться внутри «коллективной» психики группы и быть коллективным уровнем психики, заложенным внутри личности.

Теперь давайте попытаемся поместить термин «культурный» в контекст психологии Юнга. Мы начнем с представления Юнга об архетипе. Вкратце, архетипы это врожденные априорные предрасположенности психики. Юнг описывает их как «автопортрет инстинкта» и они являются факторами, которые личность привносит в любую возникающую ситуацию, внутреннюю или внешнюю. Редко переживание архетипических влияний бывает без заложенных в них исторических или культурных паттернов. Несмотря на то, что исторический и культурный контекст в аналитической психологии всегда предполагался, описанию этого уровня переживаний не придавалось особого значения. В общих чертах, юнгианцы говорили либо о персональной психологии, либо об архетипической психологии личности, но не придавали значения культурному контексту. В 1962 году Джозеф Хендерсон на Втором Международном Конгрессе Аналитической Психологии, представил доклад под названием «Архетипы культуры» (“The Archetype of Culture”), где он очерчивает эти слои психики, которые определяет как существующие между личным и архетипическим (Henderson 1964). Доклад доктора Хендерсона вызвал большой энтузиазм, но культурный уровень психики все-таки еще не стал часто упоминаемым. Несколько лет назад Том Сингер (Tom Singer) (2002) и Сэм Кимблс (Sam Kimbles) (2000) создали термин «культурный комплекс», разрабатывающий этот уровень психологического переживания.

С целью дальнейшего развития концепции культурных комплексов в применении ее к конкретной «истории» Юнга, Фрейда и их последователей, я собираюсь рассмотреть отношения между этими первопроходцами в области психологии и их единомышленниками с точки зрения функционирования «культурных комплексов». Во-первых, в основе этих «культурных комплексов» лежат созидательные и деструктивные отношения собственно Юнга и Фрейда. Во-вторых, это «культурные комплексы» среди фрейдистской и юнгианской групп, сформированных Юнгом и Фрейдом, сначала сотрудничавших, а затем отделившихся друг от друга. В этой главе я буду рассматривать обе эти самостоятельные, но, в тоже время, взаимосвязанные категории «культурного комплекса».

Основной тезис этой главы может быть сформулирован следующим образом: то, как мы осознаем отношения между Фрейдом и Юнгом внутри нашей индивидуальной и групповой психики – их сотрудничество, их ссора, последующая история групп, которые сформировались вокруг каждого из них и теорию и практику, которая выросла из их собственных работ и работ их «школы» – способствует образованию и созданию «культурных комплексов», которые находятся внутри каждого из нас и группы, с которой мы идентифицируемся и/или соперничаем. Этот «культурный комплекс» традиций Юнга и Фрейда, который мы переносим внутрь самих себя или нашей группы помогает обрисовать нашу профессиональную принадлежность и то, насколько мы успешно или неуспешно взаимодействуем в нашей профессиональной среде.
«Культурные комплексы» породили специфику отношений Юнга и Фрейда, ставших наиболее «горячей» темой для обсуждения на протяжении уже почти ста лет, и прикоснулись к глубочайшим слоям эмоций тех, кто занимается психоанализом и аналитической психологией. Мы можем быть уверены, что существуем в царстве «комплексов», по причине сильной реакции, которую, как правило, провоцирует любое упоминание этой тематики. Современный термин ассоциативный тест, введенный психоаналитиками и аналитическими психологами, которые включают в себя имена Юнга и Фрейда живо доказывают этот факт. Так как ситуация на фоне напряженности между юнгианцами и фрейдистами отсылает к самым истокам христианства, вышедшего из иудаизма, мое внимание в этой главе будет направлено на различные культурные контексты жизни Фрейда и Юнга, а затем на мой собственный опыт как еврея и юнгианца в доминирующей фрейдистской психоаналитической культуре начала 1960-х.

Фрейд родился в Моравии в 1856 году. Его семья переехала в Вену, когда он был еще очень маленьким мальчиком. По мере его взросления, атмосфера Вены становилась все более антисемитской и профессий, которые могли себе позволить евреи было немного. Фрейд выучился медицине, стал неврологом и первый начал заниматься исследованиями по обнаружению анестезирующих свойств кокаина и родственных ему веществ. Он был доцентом медицинского факультета Венского университета, что означало низшую ступень академической иерархии и он знал, что его шансы продвинуться крайне малы (так как он был еврей). В 1885 году Фрейд и Брейер опубликовали совместную новаторскую работу «Исследования истерии» и этим была создана почва для рождения психоанализа. Вокруг Фрейда сформировалась маленькая группа единомышленников (все были евреи), и они начали встречаться каждую неделю. Теория Фрейда о природе инфантильной сексуальности резко критиковалась и в медицинской, и в непрофессиональной прессе. И образ его мыслей, и принадлежность к евреям привели к тому, что от него отвернулись и подвергли остракизму.

Культурный контекст жизни Юнга был совершенно отличен от Фрейда. Семья Юнга насчитывала много поколений протестантских священников. Только в двух предыдущих поколениях семья его отца переехала из Германии в Швейцарию, где в 1875 году и родился Юнг. Со стороны матери, много поколений семьи жили в Швейцарии. Несколько членов семьи обладали паранормальными психическими способностями. В период взросления Юнга, в сельской местности, окружающей Базель, жило всего несколько евреев. Только в конце 1800-х евреям позволили жить за стенами швейцарских городов. До этого они жили за пределами городов и им разрешалось приходить в города по своим делам только днем. Неизвестно, когда Юнг встретил еврея первый раз, но наиболее вероятно, что это произошло в университете в Базеле, во время его учебы, между 1895 и 1900 годами (Gossman 2000).

В работе Юнга над тестом словесных ассоциаций и теорией комплексов он знакомится с теорией бессознательного Фрейда. Юнг использовал теорию Фрейда для обоснования результатов своих собственных исследований. В 1906 году Юнг посылает свои статьи о тесте словесных ассоциаций и теории комплексов Фрейду, а в марте 1907 Юнг, его жена и Людвиг Бинсвангер – коллега по Бургхольцли и впоследствии основатель экзистенциальной психологии – посетили Фрейда в Вене. Они сразу почувствовали восхищение друг другом и очень скоро Юнг был коронован «крон-принцем» психоаналитического движения, к большому огорчению венских коллег Фрейда. Фрейд видел в Юнге состоявшегося психиатра из известного лечебного заведения, Бургхольцли, который был не евреем, а представителем центральной Европы, человека, который создал бы превосходное представительство для психоанализа в мире. В то время как Юнг видел во Фрейде отца, которого он искал с момента разочарования в своем собственном отце и это отношение быстро расцветало.

Переписка Фрейда и Юнга дает представление, какие огромные надежды и ожидания они возлагали друг на друга. Она также демонстрирует и окончательный разрыв их взаимоотношений, что стало печальной главой в истории психоанализа и аналитической психологии. По окончании их дружбы в 1914 году, взаимные обвинения прозвучали от каждого из них, включая заявление Фрейда, что Юнг был антисемит, и обвинение Юнгом Фрейда в материализме и сионизме. Фрейд написал в «Истории психоаналитического движения», что «он (Юнг), мне кажется, готов вступить в дружеские отношения со мной и ради меня поступиться определенными расовыми предубеждениями, которые он ранее позволял себе» (Фрейд 1914/1957). Читая письма не возникает сомнений, что оба человека глубоко переживали разрыв своих взаимоотношений. Юнг существенно сократил свою психоаналитическую деятельность, потерял равновесие и замкнулся в себе, а в статьях и письмах Фрейда видна обида, что редко встречается в его корреспонденции на другие темы. Эрнест Джонс, биограф Фрейда, отмечал, что «его (Фрейда) дочь сказала мне, что это (разрыв с Юнгом) был единственный период, когда она помнит отца в депрессии». (Jones 1953–1957: 99). Эти два человека никогда больше не встретились снова.

С тех пор многие профессионалы сожалели о факте, что эти два человека были разделены. Общее мнение состоит в том, что если бы у них получилось продолжить работать вместе, многие вопросы, разделяющие психоанализ и аналитическую психологию не возникли бы. Хотя мы можем фантазировать, что могло бы произойти, если бы эти двое продолжили свое сотрудничество, достойно внимания, что они вообще оказались способны встретиться в первый раз. В свете приведенных различий в их культурном окружении и воспитании, факт, что они смогли в то же время работать вместе, весьма примечателен. Фрейд продолжил свою деятельность по развитию мощной психоаналитической организации во многих европейских странах и в США. Большинство увлеченных работой Фрейда были евреи и сначала состав психоаналитической ассоциации был на 90% еврейским. С другой стороны, Юнг покинул организацию и постепенно вокруг него сформировалась группа студентов, однако, никакого официального международного профессионального юнгианского общества не было организовано до 1955 года, когда Юнгу было уже 80 лет.

Между 1914 и 1955 годами Юнг оказался вовлеченным в другую профессиональную организацию, но природа его деятельности в этой организации отрицательно сказалась на его репутации в настоящее время. В 1931 году Юнг был назначен почетным вице-президентом Германского Психотерапевтического общества. Это общество было организовано в 1926 году для того, чтобы проводить форумы для профессионально подготовленных психотерапевтов, интересующихся психоанализом, но не желающих становиться членом Берлинского института психоанализа. Германское психотерапевтическое общество проводило ежегодные конференции, которые привлекали участников из стран Европы и Соединенных Штатов. В 1933 президентом этого общества был Эрнст Кречмер (Ernst Kretchmer), профессор психиатрии в Тюбингене, который покинул пост, поскольку не был согласен с нацистской философией. Общество было в затруднении по поводу того, кто же будет новым президентом, а так как Юнг был почетным вице-президентом, его настойчиво просили занять должность президента. Он в конечном итоге согласился, при условии, что организация сменит название на «Международное психотерапевтическое общество» и что еврейские члены в Германии смогут остаться в обществе в качестве индивидуальных членов. Все евреи в Германии были исключены из национальных немецких обществ согласно положению господствующей тогда новой нацистской идеологии. В 1933 году в своих вступительных заметках к только что воскрешенной Zentralblatt (официальному органу печати Германского психотерапевтического общества), Юнг сделал следующее заявление:

«Отличия, действительно существующие между немецкой и еврейской психологией и которые узнаваемы в каждом интеллигентном человеке более не будут затушевываться и это может быть лишь на пользу науке. В то же время я бы хотел заявить со всей определенностью, что это предположение не обесценивает семитскую психологию, также как не будет пренебрежением к Китаю сказать о своеобразии психологии Востока» (Jung 1964: 533–534)

Это заявление Юнга было подхвачено психоаналитиками и представителями других научных дисциплин, занимающихся этим периодом, для демонстрации того, что Юнг был и антисемитом, и сочувствующим нацистам. Без сомнений, тон высказывания Юнга и время, выбранное для него не могли быть выбраны хуже. Можно увидеть в заявлении Юнга слитность с нацистской пропагандой, хотя те, кто был близок Юнгу в это время знают о его интересе к изучению национального характера и различий культурного наследия.

Вторая проблема, связанная с этим обществом, состояла в том, что его президентом был Маттиас Геринг, дальний родственник Германа Геринга, в будущем близко связанного с Гитлером. Маттиас Геринг был профессором психиатрии, а также нацистом и с 1936 по 1945 г. возглавлял главный психотерапевтический профессиональный институт нацистской Германии. Юнг и Маттиас Геринг поддерживали активную переписку по поводу Международной психотерапевтической ассоциации. На опубликование этой переписки семья Юнга пока еще не дала согласие. Общение Юнга с Маттиасом Герингом часто приводит в замешательство – заметны мысли Германа Геринга, с которым Юнг никак не соприкасался (Cocks 1997). В 1934 году Маттиас Геринг опубликовал выпуск журнала, предназначавшийся только для германских членов ассоциации, который был полностью подчинен нацистской идеологии, но по ошибке он стал достоянием международной общественности. В этом выпуске была также статья Юнга, которая не предназначалась для международного издания журнала. Юнг выразил протест по поводу этой ошибки Геринга, но ущерб уже был нанесен. Сотрудничество Юнга с Международной психотерапевтической ассоциацией на протяжении 1930-х годов выявило то, что в своё время дало основание Фрейду обвинить Юнга в антисемитизме (Freud 1914/1957: 7).

Наиболее примечательно, что с этого времени и по сей день Юнг считается антисемитом. Хотя известно, что многие наиболее ценимые Юнгом студенты были евреями и есть множество свидетельств, что Юнг оказывал помощь Союзникам в период Второй Мировой Войны, связь между Юнгом, нацизмом и антисемитизмом продолжает существовать и сегодня. Позже это будет описано во многих деталях. Но, возможно, в сохранении среди фрейдистов представления о том, что Юнг был нацист действует «культурный комплекс»? Определенно, частью «культурного комплекса» может быть то, что критика работ Фрейда со стороны не-еврея является доказательством антисемитизма. С точки зрения Фрейда, как еврея, его «культурный комплекс» будет приводить его к заключению, что любая критика в его адрес от не-еврея это прямое доказательство антисемитизма. Конечно, было бы естественно взглянуть на Юнга как на швейцаро-германского христианина, сотрудничающего с одним из Герингов в 1930-х годах в доказательство того, что Юнг был и нацистом и антисемитом. «Культурный комплекс» заражает людей и их мысли. Что если и у Фрейда и у Юнга, были «культурные комплексы» – у Юнга в связи с евреями, а у Фрейда в связи с не-евреями? Кстати, важно отметить, что идеи Юнга по поводу «национального характера» не были такими же, как понятие о «культурном комплексе». Эти понятия могут пересекаться, но они не совпадают. «Культурный комплекс» может выражаться в «национальном характере», а может проявляться и в иной идентификации.

С этого момента вступает в игру моя собственная история. И мой отец, и моя мать, которые были евреи, учились анализу у Юнга в 1930-х годах. Они жили не в Цюрихе, но приезжали к нему сначала из Берлина, позже из Тель-Авива и, наконец, из Лондона. У Юнга в этот период было несколько других евреев, проходивших анализ, в число которых входили Эрих Нойманн, Герхард Адлер, Ривка Шерф, Аниелла Яффе и другие. Определенно, Нойманн, Адлер и мой отец предостерегали Юнга от заявлений о «национальном характере», подобных тому, которое он сделал в 1934 году. Юнг отказывался слушать их советы, но после Второй мировой войны признал, что совершил ошибку, не послушав их. Юнг никогда публично не оправдывался. Еще более интересно, что мой отец дважды читал лекцию в Клубе аналитической психологии в Цюрихе на тему «Современные евреи в Германии», на которой Юнг присутствовал и с энтузиазмом ее одобрял. В это время отцу было всего 29 лет и он относительно недавно стал заниматься юнгианским анализом. Мой отец, вместе с другими еврейскими анализандами Юнга, расспрашивали его о приписываемом ему антисемитизме, но ни один из них в процессе анализа не находил этого самого антисемитизма.

Когда распространение разрушительной силы нацизма стало очевидным в итоге Второй мировой войны, это подлило масла в огонь для тех, кто был уверен, что Юнг был ярый нацист и антисемит. Наприязнь между фрейдистами и юнгианцами в большинстве стран мира, за исключением Лондона и Сан-Франциско, достигла колоссальных размеров. Период, последовавший сразу за окончанием Второй мировой войны, был кульминацией распространения психоанализа и виднейшие психоаналитики писали о Юнге, как о симпатизирующем нацистам и антисемите, отмечали его сотрудничество с Маттиасом Герингом, Международным психоаналитическим обществом и нацистами в 30-е годы. Например, в «Истории психиатрии» Ф. Александера и Ш. Селесника, было специальное приложение, посвященное вопросу о причастности Юнга к нацистам (Alexander and Selesnick 1966: 407–409). У фрейдистов были свои основания для неприятия Юнга и когда я только начал обучение психологии в 1962 году, я сталкивался с этими «причинами», которые сейчас распознаю как мощное проявление симптомов «культурного комплекса». Я пришел к мысли, что, по крайней мере, одной из основных, возможно не вполне осознанных, целей «культурного комплекса» фрейдистов по отношению к Юнгу и его последователям было уничтожение еретической «христианско-юнгианской секты» в психологии.

Если предположить, что, по меньшей мере, некоторые «культурные комплексы» происходят от страха и/или реального переживания группы людей быть уничтоженными, вполне логично, что группа, боящаяся такой угрозы, может в свою очередь стремиться отрицать права на существование другим похожим, соперничающим группам. По этой причине, фрейдисты весьма успешно способствовали прекращению деятельности сравнительно небольшой юнгианской группы в Соединенных Штатах. Я обнаружил, что одним из наиболее успешных путей достижения этой цели было для фрейдистов ссылка на неосведомленность о Юнге. Имитирование или действительное незнание ничего о Юнге был эффективный путь к отрицанию его существования. В моем случае, мне говорили много раз в течении моего обучения психиатрии, что увлечение юнгианским анализом повредит моей психиатрической карьере. Если бы мои профессора преуспели в удерживании меня от обучения юнгианской психологии, они бы эффективно уничтожили мое существование как юнгианца. В добавление к простому отрицанию Юнга, фрейдистский комплекс по отношению к юнгианцам выражался для меня как настороженность к предполагаемому мистицизму Юнга и недоброжелательности по отношению к приписываемым ему политическим воззрениям, особенно в их соотношении со Второй мировой войной. Вопреки всем зловещим предупреждениям, я получил образование юнгианского психолога и стал юнгианским аналитиком. Это означает, что я преодолел сильную отрицательную эмоциональную реакцию фрейдистов по отношению к Юнгу. Такая эмоциональная реакция и является характеристикой «культурного комплекса». Процесс с моим юнгианским обучением был очень труден для такого молодого человека. На карту были поставлены мои средства к существованию и я боялся, что у меня не будет пациентов или меня не будут воспринимать серьезно как психиатра и аналитика. В этот период всякий раз, когда произносилось имя Юнга, неизбежно упоминалось его сотрудничество с нацистами. Поскольку я слышал многое о Юнге от моих родителей и их еврейских коллег, я знал, что обвинения против него не корректны. Я беседовал с многими аналитиками, проходившими анализ у Юнга в течении этого периода.

По другую сторону этого «культурного комплекса» находилось большинство ранних юнгианцев, у которых было полностью отрицательное мнение о Фрейде и психоанализе. Так как психоанализ был главенствующей областью психологии в то время, почти все ранние юнгианцы начинали с каких-либо форм психоанализа, а это не отвечало их потребностям. В процессе поиска других альтернатив, они обратились к Юнгу и юнгианскому анализу и это для них оказалось более совместимо и полезно. Так как Юнг был настолько оттеснен в сторону, ранние юнгианцы развивали защитное превосходство, которое принижало все, что было сделано в связи с ранее развивавшимися проблемами, личными бессознательными конфликтами и защитными структурами. Между тем они стремились акцентировать внимание на духовном, архетипическом и трансцендентальном. Все, что касалось личного бессознательного материла рассматривалось как менее важное и менее актуальное, чем обширные «архетипические проблемы». Фрейд рассматривался как редукционист, анти-духовный материалист и невротик. Были очевидные исключения из этих грубых обобщений, но так как маркером комплекса является стереотипное представление, и отношение, выраженное здесь в общем-то разделялось юнгианцами, то это можно было рассматривать как часть юнгианского «культурного комплекса» по поводу Фрейда и фрейдистов. Сейчас условия существенно изменились. Человек часто начинает с юнгианского анализа и это больше не притесняется. Также больше не клеймят, если пересечешь демаркационную линию и признаешь аналитиков из другого лагеря. К примеру, люди, считающие себя юнгианцами, могут открыто говорить о позитивном опыте фрейдистского анализа. Но все это стало возможным только недавно.

Много лет назад, когда я стал чувствовать себя более комфортно в качестве юнгианского аналитика, я начал читать лекции и писать на юнгианские темы. По причине моего окружения и прошедшего опыта, мои доклады часто включали личные эпизоды из жизни Юнга и ранних юнгианцев. По этой причине, часто возникали вопросы о Юнге и его отношении к нацизму и евреям. Мои ответ всегда включал тот факт, что мои родители были евреи и проходили с ним анализ как раз в тот период, когда он был обвинен в антисемитизме, и они никогда не находили Юнга таковым. Это, по-крайней мере, успокаивало большинство людей. Я не думал, что так уж необходимо менять мнение каждого. Однако, даже когда мои лекции не содержали информации о Юнге как о человеке, меня часто спрашивали о причастности Юнга к нацистам. Я продолжал читать доклады и лекции по Юнгу и мой интерес к истории Юнга и аналитической психологии возрастал.

Меня пригласили стать вице-президентом, а затем президентом Международной ассоциации аналитической психологии. В этом статусе я продолжал читать лекции по Юнгу в различных частях света, в том числе в Европе, Корее, Южной Африке и Австралии. Вне зависимости от того, где я находился, неизбежно возникали вопросы о Юнге и его антисемитизме и отношениях с нацистами, из-за чего заявленная тема лекции становилась не актуальной.

С начала 1980-е годов произошло много изменений в психоаналитической теории и практике, в результате чего в настоящее время в мире существует множество видов психоанализа. Кроме того, в лечении психических расстройств стали гораздо более распространены фармакологические препараты, и почет, которым был окружен психоанализ значительно снизился. Сам Фрейд стал предметом критики, и число лиц, проходящих психоанализ заметно уменьшилось. В то же время работы некоторых инакомыслящих, таких, как Шандор Ференци и других, отвергавших Фрейда, находили все более широкое признание. Культура как психоанализа, так и аналитической психологии начала существенно меняться – как в виде отдельных движений, так и по отношению друг к другу. У меня появилась возможность говорить о Юнге в том числе и для психоаналитической аудитории. В 2000 году Международная ассоциация аналитической психологии стала одним из спонсоров конференции Международной ассоциации истории психоанализа в Версале (Франция)
(Kirsch 2001). Это означало, что юнгианцы могут представить одного докладчика в каждой из сессий – английской, французской и немецкой. Я представил короткий доклад на тему:
Юнг, как первый критик Фрейда.

Я обозначил следующие области критики Фрейда Юнгом:

• критика Юнгом теории либидо
• критика Юнгом Фрейда за недооценку важности формы выражения содержания в снах
• критика Юнгом идеи Фрейда о вторичности культуры

• неприятие Юнгом концепции аналитического нейтралитета; Юнг верил в диалектический процесс анализа, т.е. что аналитические отношения –это двусторонний психологический процесс.

Я представил эти тезисы с мыслью, что в настоящее время восприимчивость к идям Юнга и даже к его критике Фрейда будет намного больше, чем в 1913 г. и в ранние годы психоанализа.

Было два или три вопроса по содержанию моей лекции. Затем
американская женщина-психотерапевт из Нью-Йорка встала и сделала заявление, что в докладе был “слон в комнате”[1]. Она заявила, что Юнг был нацист-антисемит, и что он был причастен к Холокосту. Она пошла дальше и сказала, что в зале есть родственники людей, которые умерли, косвенно, из-за Юнга. Ее эмоциональный порыв ознаменовался минутой молчания и концом рациональной дискуссии. Он также ознаменовался моей эмоциональной реакцией. Я напомнил историю моей семьи и сказал ей, и остальным зрителям, что не возможно, чтобы Юнг был таким, как она его описала. Я сделал эти заявления с сильным чувством, и чувствовал очень сильное эмоциональное потрясение этими переживаниями. Позже, я подумал, что было бы, если бы я был в состоянии спокойно реагировать на ее преувеличенные обвинения против Юнга. Но, в тот момент, мы погрузились в эмоциональные реакции, характеризующие как личные, так и «культурные комплексы». Пока продолжалась конференция, несколько человек подошли ко мне и либо критически отзывались о моей несдержанности, были солидарны со старыми, уже привычными мне обвинениями, либо задавали и другие, новые вопросы о Юнге. Например, кто-то спросил, был ли Юнг на самом деле евреем, который потом обратился в христианство. Большинство вопросов о Юнге открыло такой уровень наивности по отношению к нему как к человеку и к его работе, что я понял, что еще слишком рано раскрывать идеи Юнга в русле психоаналитической мысли. В очередной раз я обнаружил, что когда я пытался направить дискуссию на рациональное обсуждение различий между Фрейдом и Юнгом, предполагаемый антисемитизм Юнга вставал в центре обсуждения и подавлял любой содержательный стержень дискуссии. Я спрашивал себя много раз: даже если бы Юнг и был антисемитом, разве это означает, что нельзя обсуждать его теории объективно? Неужели это их автоматически скидывает со счетов? С учетом наихудших сценариев, которые подсказывает мой личный опыт – это не правда, и важно и нужно обсуждать эти идеи настолько объективно, насколько это возможно.

Очевидно, тема отношений Юнга и Фрейда наполнена для меня глубоким личностным смыслом, и болезненный обмен мнениями, который имел место на Версальской конференции, легко может быть осмыслен в этом ключе. Впоследствии, однако, я заново осмыслил этот волнующий эпизод с точки зрения понятия «культурного комплекса» и его мощности в подсознании на уровне как индивидуальной, так и групповой психики. Конфликт и его эмоциональность могут восприниматься как сугубо личные переживания – как это было со мной в Версале – но на самом деле большинство аффектов имеют происхождение на культурном или групповом уровене психики, ответственность за них лежит как на индивидууме, так и на группе в целом. Размышляя об этом опыте с точки зрения концепции «культурного комплекса» я понимаю, что культурный комплекс «захватил власть» в Версальском опыте следующим образом:

• высокий уровень аффекта, который повлиял на меня и на аудиторию
• «культурный комплекс» весьма избирательно всколыхнул память участников конференции
• через формирование искаженной памяти «культурный комплекс» создал свою собственную историю и перспективу.

Отношения Юнга и Фрейда стали «культурным комплексом» через
их осмысление последователями и через их
отдельные рассказы об истории этих взаимоотношений. Сообщение этой «истории» передает «культурный комплекс» и его огромный эмоциональный заряд для последующих поколений юнгианских и фрейдистских аналитиков. Потенциально присутствующий эмоциональный заряд «культурного комплекса» в индивидуальной и групповой психике может в любой момент проявиться, изменяя память, историю и смысл.
Дальнейшим усложнением уровня проблемы для меня было то, что, как еврей, я защищаю Юнга, который якобы был антисемитом. Не будучи глубоко религиозным иудеем, я всегда идентифицировал себя как еврей, с точки зрения культуры и это поставило меня в свое время в неловкое положение, когда я поддерживал позицию Юнга, а не Фрейда. Версальский опыт, безусловно, был из той же серии. Другой вопрос, который меня всегда озадачивал, почему Юнг получил столько отрицательной критики по поводу его проблематичной связи с нацистами, в то время как Хайдеггер, известный член нацистской партии в течение всей войны, который отправил в отставку своего учителя, Эдмунда Гуссерля, по той причине, что тот был еврей, не получил того же самого уровеня критики. Это отсылает нас назад, к первоначальным отношениям между Фрейдом и Юнгом, закончившихся так горько, и которые, как на личностном, так и на культурном уровне до сих пор не полностью с обеих сторон освоены. Конечно, у Хайдеггера нет приверженцев и студентов, как это было у Юнга, – а именно группы особенно убедительно транслируют комплексы и их огромный эмоциональный фон. Все это указывает на тот психологический факт, что, говоря об отношениях Фрейда и Юнга, должны быть рассмотрены культурные различия и бессознательные «культурные комплексы», которые лежат в основе как их личных взаимоотношений, так и отношений групп, которые выросли на основе исследований этих первопроходцев. Бессознательное в нас всегда в готовности пробиться при обсуждении различий и сходства между Фрейдом и Юнгом. Сингер и Кимблс подвели нас к осознанию глубокого влияния «культурных комплексов» на нашу личную жизнь и нашу жизнь в качестве членов групп – семейных, этнических, профессиональных, региональных или национальных. В процессе нашего взросления, мы должны научиться интегрировать в сознание эти «культурные комплексы» таким же образом, как мы работаем с интеграцией личных комплексов. Если мы будем игнорировать этот уровень психики, мы станем подвержены влиянию «культурных комплексов» самым неожиданным образом. Мой опыт работы с психоаналитиками в Версале убедил меня в этом. Даже более того, он подтвердил для меня тот эмоциональный факт, что когда отдельные люди и группы попадают в тиски бессознательных «культурных комплексов», чаще всего у нас остаются об этом очень печальные истории.

Я хотел бы в заключение вновь возвратиться к вопросу, который я считаю важнейшим в этой главе: то, как мы осознаем отношения между Фрейдом и Юнгом внутри нашей индивидуальной и групповой психики – их сотрудничество, их ссора, последующая история групп, которые сформировались вокруг каждого из них и теорию и практику, которая выросла из их собственных работ и работ их «школы» – способствует образованию и созданию «культурных комплексов», которые находятся внутри каждого из нас и группы, с которой мы идентифицируемся и/или соперничаем. Этот «культурный комплекс» традиций Юнга и Фрейда, который мы переносим внутрь самих себя или нашей группы помогает обрисовать нашу профессиональную принадлежность и то, насколько мы успешно или неуспешно взаимодействуем в нашей профессиональной среде.

Перевод Веры Зайцевой

Ссылки:

· Alexander, F.G. and Selesnick, S.T. (1966) The History of Psychiatry, Appendix B, New York: Harper & Row.

· Cocks, G. (1997) Psychotherapy in the Third Reich, 2nd edn, New Brunswick, NJ: Transaction.

· Freud, S. (1914/1957) “On the History of the Psychoanalytic Movement,” Standard Edition, vol. 14, London: Hogarth Press.

· Gossman, Lionel (2000) Basel in the Age of Burkhardt, Chicago: University of Chicago Press.

· Henderson, J. (1964) “The Archetype of Culture,” in A. Guggenb?hl-Craig (ed.) Der Archetyp, Proceedings of the 2nd International Congress for Analytical Psychology, 1962, Basel and New York: S. Karger.

· Homans, P. (1998) “We (Not So Happy) Few: Symbolic Loss and Mourning in Freud’s Psychoanalytic Movement and the History of Psychoanalysis,” Psychoanalysis and History, 1(1): 69–86.

· Jones, Ernest (1953–1957) The Life and Work of Sigmund Freud, 3 vols, New York: Basic Books.

· Jung, C.G. (1933/1964) “Editorial (1933),” Collected Works, vol. 10, New York:Pantheon.

· Kimbles, S. (2000) “The Myth of Invisibility,” in T. Singer (ed.) The Vision Thing: Myth Politics and Psyche in the World, London: Routledge.

· Kirsch, T. (2001) “Reports on the VIIIth International Meeting of IAHP,” Journal of Analytical Psychology, 46(3): 496–498.

· Singer, T. (2002) “The Cultural Complex and Archetypal Defenses of the Collective Spirit: Baby Zeus, Elian Gonzales, Constantine’s Sword, and Other Holy Wars,” San Francisco Jung Institute Library Journal, 20(4): 4–28.