18.02.2021
0

Поделиться

Азы

Азы

I. Огонь

Огонь всего сущего-судья и растлитель.

— Гераклит
Знаете ли вы совершенного мастера? Это тот, кто понимает регулирова-
ние огня и его степени. Ничто не станет для вас столь серьезным препят-
ствием, как незнание правления — тепла и огня.

— Томас Нортон
Желания недостаточно; на самом деле, невежественное желание само себя
делает бесполезным или сжигает. Чтобы желание осуществилось, чтобы опус
осуществился — в искусстве, в любви, в практике любого рода — узнайте все,
что вы можете о его огне: его сияние, его мерцающая неустойчивость, его тепло
и его ярость. Огонь как стихия, находящаяся ниже и выше пределов челове-
ческого разума, требует «психоанализа огня» — таково название образцового
исследования Башляра. [1] Искусство огня и ключ к алхимии — это умение
согревать, возбуждать, воодушевлять, воспламенять, вдохновлять материал,
который также является состоянием нашей природы, чтобы еще больше ак-
тивизировать его в другое состояние.

Конечно, лаборатория, печь, цикурбиты и перегонные кубики, подмасте-
рья — это не только материализованные явления, но и вымышленные обра-
зы. Вы лаборатория; вы — сосуд и материал, проходящий через варку. Точно
так же огонь — это невидимое тепло, психическое тепло, которое требует
топлива, места для дыхания и постоянного любовного внимания. Как создать
тепло, способное высушить сырость, росу, растопить свинцовые оковы и вы-
делить несколько драгоценных капель пьянящей чистоты?

В Греции, в храмах Асклепия, куда «пациенты» приходили, чтобы найти
исцеление с помощью сновидений, они некоторое время находились в де-
привации, посвящая себя сосредоточенным размышлениям и правильным
процедурам, чтобы получить благословение благодетельным сном. В Би-
блии Иона, покинутый своими товарищами по кораблю, должен был неко-
торое время оставаться в брюхе огромного кита на глубине моря. В этой
темноте он выделял тепло, терял волосы. Заключение в одиночестве; абсо-
лютная интернальность. Это Некия, [3] ночное морское путешествие через
подземный мир, совершенное также Одиссеем, Энеем и Гераклом, Эври-
дикой, Инанной, Персефоной, Психеей, Орфеем, Христом. Независимо
от того, является ли этот подземный мир холодным и ужасным или горит
адским пламенем, это царство характеризуется температурами, подходя-
щими только для демонов, призраков, героев и героинь, богинь и теней,
которые больше не принадлежат высшему миру. Аутсайдеры. Маргиналы.
Алхимия -это профессия маргиналов, тех, кто находится на грани. Те, кто
живет за счет своего собственного огня, потея от него, поддерживая свои
собственные температуры, которые могут расходиться с коллективным кли-
матом. Тапас: пыл внутреннего тепла. Индийские мудрецы сидят в Гима-
лайских снегах и теплом своего тела растапливает место, на котором сидит,
удерживаемый своей собственной оболочкой.

Природный огонь одновременно небесный, нисходящий от солнца, звезд
и молнии, и возникающий из земли, из термальных источников, газов, гей-
зеров и вулканов. Алхимик работает с обоими видами, с теми, что приходят
извне в человеческую сферу, со вспышками и лихорадками, взрывными ма-
ниями и ослеплениями от звезд, а также с внутренними огнями, метаболи-
ческим жаром тела, которые тушат, переваривают и плавят чресла в похоти.
«Чем выше духовный рост человека, тем больше половая страсть», — гово-
рится в Талмуде (Трактат Сукка). Как огонь лижет и цепляет бревна чтобы
продолжать гореть, страсть цепляется за тела живых существ. «Цепляние»
описывает триграмму второй дочери И-Цзин. Подобно когтям кошки, лапам
льва, серный огонь присоединяется к объекту своего желания или к самому
желанию. Интенсивный внутренний жар как фертильность. У суки течка:
«Soloaestulibidinis», только жар либидо освобождает Митру от камня.

Если алхимия — это искусство огня, а алхимики, «художники огня», как
говорят многие тексты, то алхимик должен быть способен «знать» все виды
огня, степени огня, источники огня, топливо огня. И алхимик должен уметь
побороть огонь огнем, используя свой собственный огонь, чтобы воздейство-
вать на огонь, с которым он работает. Работа с огнем с помощью огня. Приро-
да работает на природу. Алхимия, искусство природы, естественное искусство,
которое поднимает температуру природы. «Время природы чрезвычайно
длинно, и все смеси ее однородны, и огонь у нее очень медленный. С другой
стороны, искусство коротко; нагревание контролируется остроумием худож-
ника, так как огонь также делается более интенсивным или более мягким». [4]

Там, где наука измеряет температуру градусами, алхимия наблюдает раз
личные виды тепла, свойства огня. Тепло увеличивается по мере того, как ра-
бота продолжается, поднимаясь через четыре классических этапа. «Каждый
из них вдвое сильнее предыдущего», — говорит Милий. [5] Различные тексты
описывают эти четыре стадии различными изображениями, но часто встре-
чаются следующие: задумчивая курица, [6] медленная и мягкая, как плоть;
солнце в июне; большой и сильный обжигающий огонь; жгучий и неистовый;
способный расплавить свинец или сплавить железо. В другом перечислены че-
тыре вида: водяная ванна, пепельная ванна, песчаная ванна и открытый огонь.
Словарь Руланда дополняет четыре стадии богатыми описаниями. [7] «Пер-
вая степень очень медленная, и она подобна бездействующей теплоте; она на-
зывается теплом теплой ванны, экскрементов, пищеварения, кровообращения
… уподобляется теплу, выделяемому птицей при вылуплении птенцов». Оче-
видно, это огонь порождается размышлением, перевариванием и удерживается
в нижней части тела, его брожение в кишках и безмолвие в утробе. Отношение
к нему безразличное, робкое. Медлительность и сдержанность деятельности
сами по себе способны развить тепло.

«Вторая степень свирепее, но такова, что ее безопасно трогать, и она
не травмирует руку. Они называют это жаром пепла . Пепел из-за своего
мелкого размера не производит много воздуха». В главе 9, ниже, обсуждается
роль воздуха; здесь мы можем отметить, что эта вторая стадия питается очень
малым количеством топлива. В нем мало вдохновения, никакой тяжести дыха-
ния. Вместо этого — удушающая тусклость, пыльная, пепельная, высохшая.
«От себя я не оставил ничего, кроме пепла». [8] «Пепел на рукаве старика /
Это пепел, оставшийся от сгоревших роз». [9] Это тепло можно потрогать,
удержать, возможно, просеять от остатков, оно подобно теплоте воспомина-
ний, «смесь памяти и желания». [10] Читаем у Элиота, Пруста, Ахматовой:
свирепый зной легкого пепла, невозмутимого бризом фантазии.

Почему свирепый? Потому что пепел — это окончательное подавление,
голая душа, последняя правда, все остальное растворилось. «Пепел — это
все, — сказал Зосима Панополитанский, «первый алхимик», покровитель
дисциплины. RosariumPhilosophorum (CW 16) говорит, что пепел «терпит»,
и Мухаммад ибн Умаил, арабский алхимик десятого века, известный на За-
паде как Задит Старший, пишет в своей TabulaChemica: «сожженный пепел
и душа — золото мудрых.» Свирепый? Потому что мы обожжены нашей соб-
ственной низменной природой.

«Третья степень обжигает руку, и ее сравнивают с раскаленным песком или
железными опилками». Иссушение, состояние души, известное в Средние
века как siccitas, acedia, сухая депрессия души, вынужденной волевым реше-
нием исполнить свой долг. Железо Марса, разгневанное. Время в бескрайней
пустыне под безжалостным солнцем. Этот огонь «обожжет руку», поэтому
с ним нельзя справиться. Это не в ваших руках. Если первая стадия проходила
в теле, а вторая — в памяти, то это жар отчаянной решимости, изолирующий
гнев, который заставляет работать еще более горячо.

«Четвертая — самая высокая степень и, как правило, самая разрушитель-
ная. …живое пламя создается из дерева или углей». Бернард Тревизанский
говорит, что четвертая — «в железе, или в пламени» [12]. Помимо очевидной
связи железа и пламени с кузнецом и кузницей, в третьей и четвертой степе-
нях присутствует импликация воина духа. Пустынный святой, подвижники;

«душа умирает, когда становится влажной», — сказал Гераклит, для которо-
го огонь был первичным принципом. Вся липкость души охвачена пламенем,
исчезла в воздухе и дымная, маслянистая, пахучая суетность серных желаний
очищены. Это переход от «обычной» серы к «серы, очищенной горением»
(ignisclareardens) или «потухшему огню» (ignis exstinctus), «Сера лишена
своих добродетелей». [13]

Два самых горячих огня предназначены для операции под названием про-
каливание: «Превращение тел в кальций путем сжигания». [14] Кальций =
«любой порошок, полученный путем избавления от избыточной влаги». [15]
Сведение беспорядка к сущности, влаги или твердого вещества к «тонкому
порошку», [16] туманных воспоминаний к пронзительному образу, упрямого
препятствия к легкой фантазии. Воплощение = Прозрение. Сущностное осоз-
нание. Моменты в памяти или переплетение ощущений (запахов, вкусов), очи-
щенные от личных ассоциаций, оставляют лишь кальку, объективный коррелят
сверхдетерминированной проблемы. Никакого многословного изложения об-
стоятельств, только горячее ядро. Нет причинно-следственной связи. Ни кон-
текста, ни условий. Истина того, что есть, потому что только то, что есть без
примесей. Полное уменьшение посредствам тепла. «Ваш материал может быть
приготовлен только в его собственной крови», — говорится в текстах.

Эти порошки действуют на другие тела как катализаторы и активаторы,
вступая в соединения, поглощаясь и исчезая. Или, подобно порошкообразно-
му пигменту, который, если к нему прикоснуться живой каплей влаги (укол
печали, волна похоти, прилив надежды), может окрасить все вокруг. Алхимик
работает с этими сущностями, с обработанной, приготовленной, покоренной
природой, а не с природой в сыром виде. Обожженное тело — это тело, про-
шедшее через огонь, дважды рожденное тело, тонкое тело, больше не при-
вязанное к тому, чем оно когда-то было, и поэтому полностью поглощенное
работой.

Тепло, измеренное в цифрах на термометре, не имеет никаких ощутимых
качеств, только выше и ниже, больше или меньше. Двухмерное. Тепло, выде-
ляемое задумчивой курицей, плавящимся свинцом, временами года, пеплом,
приводит воображение оператора непосредственно в связь с огнем. Более того,
эти степени тепла делают огонь особенным. Тепло, которое дает ванна, отли-
чается от тепла, излучаемого раскаленными углями, так же как тепло от ветра
пустыни отличается от влажности джунглей. Источник квалифицирует тепло,
переносит в тепло его добродетели пепла, воды, навоза, пламени. Когда алхи-
мия использует термины для обозначения огня, такие как «персидский огонь»
(ignispersicus) («язва, терзающая огненным жаром» [17]), «брюхо лошади»
(venterequi) или «огонь льва» (ignisleonis), стимулируют пристальное вни-
мание к образам, практика, подобная тщательному научному наблюдению
термометра. Поэтические термины измеряют воображение.

Фигул судит о градусах тепла по руке. [18] «Первая степень — это та,
которая позволяет протянуть к ней руку… Вторая степень — это та, которая
позволяет держать руку у огня лишь короткое время». Заметьте, что именно
огонь «разрешает». Огонь — это агент, мастер своего дела. Знание об этом
мастере должно прийти из первых рук; оно не почерпнуто из книг или лекций
о желании. Хорошая кухарка сожгла пару тарелок, да и руку тоже. Мы учимся
теплу у поваров, кузнецов, гончаров, бальзамировщиков, у целебного таба-
ка, копчения окороков и рыбы, выпечки пиццы, сушки чая, брожения пива,
дистилляции бурбона. Кипячение сахара само по себе требует тонкого языка
многих оттенков, консистенций, степеней.

Ручное знание интенсивностей применимо и к другим дисциплинам. На-
пример, писательство: оставьте главу на столе нетронутой в течение трех
дней. Приступите к ней снова и обнаружите, что она застыла, как холодная
баранина. Боксер ненадолго останавливается, и его ноги теряют нить своего
танца на ринге. Пациент приходит на анализ только раз в две недели, потом
не появляется месяц, поэтому жара никогда не возникает и сеансы становятся
вялыми, тривиальными, застенчивыми.

Мы можем быть введены в заблуждение, переворачивая страницы старых
алхимических трактатов с гравюрами на дереве или многими подробными изо-
бражениями фламандского художника Давида Тенирса младшего (1610—90)
алхимиков за работой, что огонь является внешним по отношению к ним. Нет,
алхимик приносит свою собственную посильную причастность; он с огнем,
в огне. Этот старик в лаборатории, приготовляющий растворы с помощью
своего аппарата, стоящий на коленях у огня, — в своем ли он уме, его руки
в печи собственного тела, потеющий над преобразованием его собственной
природы — наши собственные кислоты и серы, наши собственные гниения,
наши собственные горькие соли.

Огонь богов

Огонь, как младенец, вечно голодный, огонь, как дитя, быстро растущее,
юное и пылающее, огонь, как девственница, вечно возобновляемая. Очаг как
утроба, колыбель, обнимающая центр, вокруг которого вращается опус. Мы
вернулись к Гестии, которая располагается в центре древнего дома, царского
дворца, ратуши — не как статуя или персонифицированная фигура, а просто
как огонь в очаге. Только это. Гестианский огонь просит о заботе. Он — при-
ручающий огонь культуры; суровое ограничение страсти; тихое, но яростное
тепло внимательности. Этот огонь — тайна самого сфокусированного со-
знания. Гестия была первой в божественной иерархии, перед кем склонялись
в молитвах, а иногда и в процессиях, потому что прежде всего приходит спо-
собность присутствовать, осознавать. Мы видим тьму и проникаем во тьму
по милости ее света. Хозяйка дела, дисциплинирующая, чистое намерение,
достоинство — таковы требования, которые она предъявляет к работнику
огня, и алхимия пронизана такого рода строгими советами.

Другие боги, другие огни. Или, скорее, как мастер-мифограф Карл Ке-
ренский говорил о политеизме: не много разных миров, но один и тот же мир,
стилизованный под различные божества. Таким образом, алхимики также дети
Гефеста, потому что их родословная восходит к кузнецам и их ковке; и дети
его жены, Афродиты, потому что их предки были людьми искусства, ювелир-
ных изделий, парфюмерии, косметики и окрашивания ткани; и Ареса/Марса,
ее любовника, из-за красной жары огня, эмблемой которого в алхимической
стенографии были меч, стрелы, нож, копье, инструменты, которые пронзают,
убивают и разделяют; и Гермеса из-за тонких трансформаций и тайных форму-
лировок, ловких манипуляций руками, меркантильного импульса и претензий
на монетизацию; старого Сатурна, потому что тяжелая работа начинается и за-
канчивается в свинце, Майкл Мейер говорит vialongissima, работа по уходу
за огнем, заправке топливом, передвижению пепла, бессонному наблюдению;
и Аида из-за его языка жестокости и жара, который разлагает так же, как
адский огонь высохшей смерти, [20] а также из-за выхода алхимии из баль-
замирования и предполагаемо Египетского происхождения для корня слова
Хем = черный, это «черное искусство», как его называли, которое подобно
Аиду действует в тайне, вдали от человеческого взгляда.

Но среди всего этого именно огонь Гестии и Венеры/Афродиты привлекает
нас к работе с чувством долга и любви, а также с чувственным наслаждением
в цветах, запахах и текстурах смесей. Алхимия как страсть, преданность, бхак-
ти-йога. «Огонь — это огонь любви, жизнь, которая исходит от Божествен-
ной Венеры … огонь Марса слишком холеричен, слишком остер и слишком
яростен…» [21]

Многие боги и богини, включая упоминания о Диане/Артемиде и луне;
молнии Зевса; Эрос; вино и расчлененный Дионис. Но не хватает одной фи-
гуры, о которой мы, современные люди, думаем прежде всего в соответствии
с огнем, Прометей! Прометей не принадлежит к алхимическим богам, и работа
всегда должна быть на страже против «прометеева греха», кражи огня для ис-
пользования человеком. Согласно Платону, Прометей украл огонь у Гефеста
(Эсхил говорит, что у Зевса; Гесиод — у солнца). Версия Платона является
основной. [22] Гефест работает с огнем ради работы; любовь, говорит Платон,
побуждает его. Прометей хочет огня для «блага человечества». Первый —
эстетический, даже религиозный; второй -идеологический. Но ведь Проме-
тей был титаном и чудовищем доминирования титанического капитализма
индустриальной эпохи, национализма и идеологического гуманизма, а также
окончательной мутации алхимии в химию (см. главу 9 ниже).

Торопливая природа

Так как природа имеет свое собственное тепло и медленно работает над
своим собственным улучшением, огонь алхимика намеревается главным обра-
зом помочь усилиям природы. «Собственные усилия природы» — вот ключ
к разгадке незаконного присвоения огня Прометеем и алхимиками, которые
искали настоящее золото и настоящее лекарство. Юнг признает Прометеев
грех таким, каким он предстает в христианстве, хотя и не делает связыва-
ет его с древнегреческим мифом. Происходит «разветвление путей», пишет
Юнг, между христианским опусом и алхимическим. Алхимик «может играть
определенную роль в совершенствовании, которое приносит ему здоровье,
богатство, просветление и спасение; но … поскольку он не является тем, кто
должен быть освобожден, он больше заботится о совершенствовании субстан-
ции, чем о себе». [23]

Алхимическое видение выходит далеко за пределы человеческого; оно осво-
бодит природу, достигнет ее совершенства, и огонь является средством для до-
стижения этой цели. Как один из четырех элементов, лежащих в основе бытия
космоса, огонь не принадлежит даже богам. Огонь не может быть похищен
и использован человеком, как земля, воздух и вода не могут быть присвое-
ны для блага одного вида. Прометеев поступок и то, как он стал человеко-
ориентированным в Христианстве, едва ли можно назвать экологическим.
Любой изучающий алхимию, любой заимствующий ее тропы для своего соб-
ственного искусства или практики, делающий работу для своей собственной
природы, остается Прометеем, светским гуманистом, золотоискателем.

Если алхимия стоит за естественными процессами, происходящими в глу-
бокой психотерапии, как показал Юнг, а также в искусстве, то эти виды де-
ятельности кроме того, должны иметь цели помимо прометеевой. Создание
души индивида или даже коллектива все еще остается человеческим. Глубин
ная психотерапия обязана, подобно алхимии, быть сосредоточенной на «со
вершенствовании субстанции», а не субъекта, иначе она остается морально
виноватой, как Прометей в краже у богов, и практикующие терапию окажутся
прикованными к скале догматического личностно-центрированного гуманизма.

Как мы понимаем это служение природе? Как алхимическая парадигма
оживляет практику, искусство, чтобы практика, искусство служили природе?
Очень просто: узнавая материалы и инструменты, места и сооружения, име-
ющие каждый свой оживляющий дух; узнавая то, что все вещи одушевлены,
со своими собственными намерениями, своими собственными привычками
и удовольствиями. Относиться к вещам с учетом их свойств. Алхимия — это
анимизм. Материалы доверяют себя нам для их улучшения. Ничто не может
быть использовано без их добровольного сотрудничества.

Рассматривая материалы как одушевленные, призывая духов металлов
и говоря об их эмоциональных качествах, алхимия находила богов в природе,
а душу, или одушевление, — в физическом мире. Преданность алхимии была
не совсем ветвью тогдашнего современного гуманизма; это было не столько
изучение человеческих произведений культуры и языка, сколько сосредоточе-
ние на нечеловеческой тайне вещей, их врожденном потенциале, их живости.
Все благочестивые советы и нравственные увещевания, которыми наполнены
тексты, по-видимому, направлены на то, чтобы противостоять бесчеловечным,
возможно демоническим экспериментам, которые лежат вне человеческих из-
мерений. Современная наука, исследуя подобные нечеловеческие силы, опу-
скает подобные моральные противовесы.

Огонь производит и допускает различное воздействие на различные веще-
ства в различных случаях. Святой Августин отмечает, что огонь чернит дерево
и одновременно отбеливает камень, оказывая противоположное воздействие
на материалы, которые скорее родственны, чем противоположны. [24] Ка-
ждая вещь нагревается по-своему. Знай свой огонь, но знай и свой материал.
Например: муж и жена — это родня, пара. Они рассматривают возможность
войти в сосуд терапии и развести костер своих трудностей. Огонь может отбе-
лить ее, но очернить его или наоборот, и они выходят как противоположности.

Когда мы ускоряем природу, применяя тепло, мы приспосабливаем теп-
ло к качествам вещества. Более того, тепло, которое мы применяем снаружи
огнем, должно быть направлено на разжигание и усиление теплоты внутри
вещества. Количество и вид тепла определяются материалом, с которым мы
работаем. Не слишком много, не слишком мало. Дозировка. Поэтому у ускоре-
ния природы нет формулы, нет ясного предвидения часов, дней, лет. «Сколько
времени это займет?» — спрашивает пациент доктора, певец своего учителя,
романист своего графика, чтобы привести этот план в завершенную форму.

Есть ответ: «время, необходимое для всей работы, по словам Расиса, со-
ставляет один год. Росин определяет его в девять месяцев, другие — в семь,
третьи — в сорок, другие — в восемьдесят дней. Однако мы знаем, что как
вылупление цыпленка всегда совершается в один и тот же период, так и для
этой работы требуется определенное количество дней или месяцев, и не бо-
лее. Трудность, связанная со временем, также связана с тайной огня, которая
является величайшей тайной искусства». [25]

Более тонкий пассаж сравнивает опус с эмбрионом, которому требуется
девять месяцев, чтобы созреть, каждый триместр управляется определенном
элементом. Сначала опус питается водой, затем воздухом и, наконец, огнем.
Переход от воды к воздуху, от затопления и растворения к высыханию и уда-
лению достаточно хорошо знаком ремесленникам в любой работе концентра-
ции. Затем работа «оживляется огнем». Он живет сам по себе. Желание или
импульс, который имеет вынужденная работа исчерпывает себя, все намере-
ния, ожидания, амбиции сгорают в чистой страсти делания.

II.Топливо: древесный уголь и воздух

В лесах старой Европы и до сих пор в некоторых частях Центральной Азии
и Африки, а также в Бразилии, Японии, Индии и Китае угольщики собирают
ветки для производства топлива, которое было необходимо для алхимии. [27]
Римский натуралист Плиний Старший (23—79 гг.н. э.) тщательно описал со-
рта древесины, из которых делают лучший древесный уголь и для каких имен-
но целей он используется. Пихта, писал он, лучше переносит мехи; меньше
тлеет, поэтому она подходит для кузнечной работы. Для железа — каштано-
вый уголь, для серебра — сосновый.

Для алхимического ума самый чистый огонь будет подпитываться самой
чистой субстанцией. Вы получаете от огня только то, чем он питается. Древес-
ный уголь является наиболее желательным топливом, потому что его вещество
уже очищено. Или мертво. Вот почему он черный и такой легкий. Все излишки
были сожжены. Это дважды рожденное топливо прошло через огонь, сначала
как натуральное дерево, а затем как сущность этого дерева. Уголь: opuscontra
naturam
. Кроме того, в своей жизни древесный уголь носит цвета алхимиче-
ского опуса: черные куски, белый пепел, желтое пламя, красные угли. Самое
загадочное: даже происхождение английского слова неизвестно.

Рожденный в огне и умирающий в огне, уголь предан огню. Самоотвер-
женный слуга, высохший от влаги, не имеющий собственных желаний для
превращений. Поэтому он так хорошо служит моющим средством, поглоти-
телем, очистителем, позволяя другим веществам проходить через его пористое
тело без соучастия. Ни реагент, ни катализатор, уголь — это топливо, кото-
рое не мешает, дающее энергию, ничего не требующее взамен. Это качество
энергии, которая питает опус.

Воздух, от которого зависит огонь, даже легче древесного угля. Это первич-
ное топливо, данное богами, о чем свидетельствует огонь молнии. На изобра-
жениях алхимиков у их печей и кузнецов у их очагов часто изображен слуга,
называемый «поддуватель», работающий мехами, поддерживая огонь посто-
янным потоком воздуха. Есть египетские изображения этих поддувателей,
работающих на мехах, еще 1450 года до нашей эры. [28] от местных паяль-
ных труб и примитивных мехов из шкур животных до доменной печи на ме-
таллургических заводах огонь использует воздух для усиления тепла. Чтобы
погасить огонь, отрежьте ему доступ к воздух.

Что такое этот «воздух» и как им управлять? В самом начале западной
мысли о природе и космосе Анаксимен Милетский (VI век до н. э.) пред-
ложил элемент воздух в качестве космической основы. Идея невидимого,
прозрачного элемента, который разрежается и конденсируется и на котором
держится существование огня и света, от которого, собственно, зависит вся
жизнь, продолжала тревожить человеческое мышление теориями эфира, фло-
гистона, воздушных ангелов и крылатых демонов, небесных сил и летательных
машины, паров и призраков, души как дыхания — до тех пор, пока Прист-
ли и Лавуазье не провели химический анализ воздуха в эпоху Просвещения
и не открыли кислород (см. главу 9 ниже). Восхищение воздухом и идей-
ное вдохновение, почерпнутое из него, продолжается в чудесных трактатах
Башляра о поэтике воздуха и Давида Абрама о языке, воздухе и руахе, или
божественном дыхании.

Характер элемента воздуха также происходит из медицинской и психологи-
ческой астрологии, где воздух является одним из четырех основных элементов,
составляющих космос. Ранние тексты психологии, представленные в символи-
ке астрологии, учат, что воздух дает огню прохладу, даже когда воздух увели-
чивает его тепло; отрешенно, чтобы огонь не выгорел сам по себе; остроумно,
возвышенными мыслями и подвижностью направления, даже когда огонь сле-
по бушует. Кроме того, воздух питает огонь ментальной невидимостью, духом
и дальнейшим, более широким видением. Постоянный поток суженного вни-
мания ускоряет инертность древесного угля, принося тепло и свет.

Огонь на самом деле сжигает воздух, мерцание пламени — это тот же
кислород, который мы сжигаем. Пока мы живем, мы сгораем, поглощая воз-
дух, тем самым производя теплоту, которая поддерживает наши дни. Наша
смерть — это выдох, грудная клетка опустошена, огонь потух. Акт дыха-
ния — это наше первое участие в деятельности космоса, циркулирующее в на-
шем сокровенном внутреннем мире. Огонь живет в уме, и поддерживающее
тепло нашей крови зависит от вдохновения, от фантастических изобретений,
легкого остроумия и ветреной риторики, от мозгового штурма, утонченных
теорий и захватывающих идей. Разум — это доменная печь. Дыхание —
душа раздувающих слов, которые должны непрерывно работать. Алхимик
с его поддувальщиком и мехами вдыхает в свой проект вдохновение из нуса
мира, архетипического разума, который движется подобно ветру вокруг всей
земли. Со всех четырех сторон жизненное дыхание традиционной мысли на-
качивает работу. И поэтому мы видим, что алхимики постоянно ссылаются
на другие тексты, вдыхая мысли других докторов искусства и объявляя эту
зависимость максимой: «одна книга открывает другую». Как художники чи-
тают философов, композиторы смотрят на архитектуру, философы посещают
музеи, поэты переводят с далеких и мертвых языков — их пламя отчаянно
нуждается в свежих дуновениях. Ибо огонь должен иметь слова, а писатели,
чья жизнь — воздух, — Китс, Стивенсон, Лоуренс — умирают молодыми
от чахотки; не выгорают, а сгорают дотла.

III. Металлы

Хотя алхимия переместилась из кузницы в лабораторию, работа с металла-
ми не осталась в прошлом. Элементарные металлы — железо, свинец, медь,
ртуть, олово или сурьма — входили в состав соединений, добавляя к свою при-
роду в приготовляемый продукт. Каждый из основных металлов соответствует
одному из семи планетарных тел, которые воздействуют на душу посредством
своих выдохов, пневмы, дыхания или вдохновения, которые придают опреде
ленные качества работе.

Учение о Соответствии — «Как наверху, так и внизу» — значит больше,
чем символизм небесных планет на земле. Соответствие: «конгруэнтность;
дружеское общение; взаимная адаптация; связь; письмо». Это означает под-
держание контакта с другими людьми, получение от них сообщения. Вещи
на земле, особенно металлы в земле, находятся в контакте с богами. несут
мифические послания. Есть дух в железе, в свинце, духовный ректор, руко-
водящий принцип, который учит ремесленника. Свинец подразумевает мед-
лительность; медь — быстрое тепло; ртуть — неуловимость и плавкость.

Этот дух в металле, его тонкое тело и его тень, а не минерал как таковой,
становятся центром алхимии. Таким образом, алхимическая работа с металла
ми называется «облагораживание металлов». Алхимик пытается высвободить
из металла определенные качества. Как рафинер пытается высвободить металл
из руды, так и алхимик пытается реализовать в металле некое качество — силу
страсти в железе, скажем, так, что камень (вот цель работы) будет сильными,
проницательными, целеустремленными. В то же время алхимия предостерега-
ет от обладания самим духом, которого она ищет, обладания, которое может
заставить ремесленника застрять в тени железа: жесткого, воинственного,
тягостного и ржавеющего.

Этот процесс одновременно является процессом очищения, высвобождая
сущность из шлаков, и процессом трансмутации, улучшая качество металла
от низшего к высшему, от свинца и железа к серебру и золоту, потому что сами
металлы наполнены желанием вернуться к более высокому состоянию, из ко-
торого они выпали. В каждом металле есть дремлющее желание превратиться
в более благородную форму. [29] Очищение и облагораживание направлены
на чистоту, для серебра — это «стерлинг», для золота — 24 карата. Чистота:
как можно меньше посторонних примесей. Чистота: полная тождественность.
Очищенный металл чистейший; сложный металл был сведен к своим основным
качествам. Утонченность и облагораживание через дисциплину.

Железо навязывает свою дисциплину. Войди в кузницу ярости, расплавь-
ся и сгустись, подчиняйся молоту и затвердевай, снова и снова погружайся
в огонь и охлаждающую ванну. Эти строгости резонируют с гневом Марса
и его семьи, с холерическим темпераментом, нетерпеливостью, жесткостью,
неподатливостью и необходимостью сохранять сухость, дабы не заржаветь.

Венерианская дисциплина меди работает в направлении более сложной
сущности, отделяя — высушивая, сжигая — коллективные идеализации, тра-
диционные ограничения и сентиментальные обертоны, чтобы достичь сущ-
ностной красоты меди, выраженной тонкой патиной поверхности металла.
(Венера как богиня оболочки вещей — их ощущений, их сияния.)

В переводе с греческого, metalleia относится к подземному каналу или шах-
те; metalleuontes — это тот, кто ищет металлы, шахтер; а metallao означает
искать, исследовать. Игра слов добавляет еще одно значение: metallasso оз-
начает изменять, отличаться — возможно, металлы получают удовольствие
от своих изменений и наслаждаются дисциплиной, навязанной им добычей их
рудных тел и плавкой. Как одна книга ведет к другой в алхимическом иссле-
довании, так, говорит Плиний Старший, одна жилка ведет к другой

Адепт, спровоцированный металлом, становится старателем, исследующим
фундаментальные вещества, лежащие в основе поверхностного поведения ве-
щей, глубоко в элементарном ядре психики. Это похоже на то, как если бы
планетарные боги в своих металлических убежищах пробирались в глубину,
чтобы продолжать поиски, все больше и больше приобретая необходимые
знания и способности из того, что дают металлы. Они становятся учителями,
наставниками.

Врожденная совершенствуемость субстанций уводит все вещи от бук-
вального, недифференцированного и единственно естественного, данного или
найденного. «Единственно естественное» может быть необходимо, но этого
недостаточно, так как сами металлы требуют усложнения. Данная душа про-
сит, чтобы ее обработали. В своем естественном состоянии душа невинна,
невежественна и потому опасна. То, что сам материал требует очищения, а сы-
рое — варки, предполагает архетипическую основу для идей совершенствова-
ния, прогресса, а также эволюции.

Первичное материальное состояние вещества скрывает его сущностную
природу. Оно даже не знает самого себя, оно кажется просто симптомом, без
которого оно не несет значимости. Адепт работает над тем, чтобы обнаружить
ценность того, что выглядит как тусклая руда или шлак. Его труды переме-
щают материал от его первого или первичного представления к моменту от-
кровения, когда он становится психологически понятным. Практик стремится
не только освободить металл от его шлаков, но и освободить смыслы металла,
его связь с умопостигаемостью космоса. Для алхимика мир написан богами,
и мы учимся читать их слова и обретаем значение, придаваемое каждой вещи.

Здесь предполагается присущая миру умопостигаемость. Это врожденное
знание не пребывает во всеведущем уме Бога, но имманентно миру вещей,
придавая каждому его особую ценность и позволяя его понять. Изучая мир,
как это делают животные, мы приспосабливаемся к нему и можем лучше по-
мочь ему на пути к его целям. Алхимия — это не просто изготовление золота
на благо алхимика и его покровителя. В этом труде было видение того, как
привести сам мир в золотой век, исполнить его стремление к совершенству,
создать душу самого мира.

Природа постоянно работает в этом направлении. Его собственный calor
inclusus
, или врожденное тепло, медленно преобразует упрямо сопротивля-
ющуюся первичную материю. Однако алхимик, искусственно усиливая жар,
мог ускорить достижение целей природы. В своей лаборатории и у печи адепт
верил, что может за одну жизнь или даже меньше осуществить то, на что са-
мой природе требуются столетия.

Хотя эта работа всегда излагается как opuscontranaturam (работа против
природы), она, конечно же, была последовательницей природы, руководима
природой, наставляема книгой природы, которую алхимик усердно изучал.

Таким образом, наилучшим утверждением для обобщения алхимической уста-
новки является изречение Остана, которого Юнг часто цитирует: «Природа
радуется природе, природа подчиняет себе природу, природа властвует над
природой». [30]

Сопротивление

Природа подчиняет себе природу посредством огня. Тепло растворяет сце
пление вещества; это естественное желание оставаться таким, какое оно есть.
Тепло отделяет металл от рудного тела и может прокаливать металл до более
пригодного для работы состояния. В единственно естественном состоянии ве-
щества сопротивляются изменению. Они намерены оставаться такими, какие
они есть и были на протяжении миллионов эонов, похороненными и спрятан-
ными. И все же врожденное стремление к совершенству приветствует огонь.
Поэтому они также радуются своей покорности, позволяя выплавлять себя,
выковать и извлечь из своей родной земли.

Сопротивление любой вещи лежит в ее сущностной природе.

стремление, с помощью которых каждая вещь стремится сохраниться в своем
собственном бытии, есть не что иное, как данная или действительная сущ-
ность рассматриваемой вещи», — писал Спиноза. [31] Сопротивление в работе
и к работе не личное, а онтологическое. Бытие не движется, сказал Парменид,
на что Гераклит ответил: все вещи движутся. Две разные онтологии. Онтоло-
гическая амбивалентность. Максима Остана объясняет присущую металлам
и всему алхимическому искусству двойственность. Максима Остаса делает
изощренной саму идею амбивалентности. Природа действительно наслажда-
ется своим естественным состоянием и сопротивляется изменениям, но она
также борется против своей предрасположенности к статичности, подчиняя
себя и делая изменения возможными. Природа усложняет себя, разделяя свою
амбивалентность на два аспекта — неизменный и изменяющийся. Поэтому
глупо пытаться изменить неизменное. Или, как говорят алхимики: «из мыши
нельзя сделать дойную корову».

Что меняется, а что остается неизменным? Что не меняется, а что стано-
вится иным? В философских терминах бытие меняется, но сущность остается
неизменной. Естественное тело металла может стать жидкостью, порошком,
паром; оно может соединяться, менять цвета, подчиняться воздействию других
веществ. Тонкое тело, однако, пребывает в своей собственной неизменности.

Требуется тепло, чтобы подавить врожденное сопротивление вещества, теп-
ло достаточно мягкое, чтобы расплавить упрямое и достаточно яростное, чтобы
предотвратить регрессию к первоначальному состоянию. Только когда регрес-
сия к первоначально «найденному» состоянию — субстанции в ее симптома-
тическом представлении — уже невозможна, только когда она был полностью
приготовлен и действительно отделился от своего исторического и привычного
способа существования, можно сказать, что изменение было совершено. Тог-
да субстанция, которую психология могла бы назвать комплексом, становится
менее автономной и более податливой и плавкой, утратив свою независимость
как неподатливый объект, который возражает и сопротивляется. Только тогда
тонкое тело металла — твердость железа, быстрое тепло меди, вес свинца —
может присоединиться к работе. «Только разделенные вещи могут быть сое-
динены», — говорят алхимики.

IV.Сосуды

Неизбежный парадокс огня — алхимии, психики, разумной жизни — со-
стоит в этой двойной заповеди: Не подавляй себя/Не действуй.

С одной стороны, огонь будет действовать. Огонь распространяется; его
аппетит поглощает все, что может воспламениться. Его невозможно скрыть.
«Три вещи не могут быть скрыты, — говорит Арабская пословица, — верблюд
в пустыне, чья-то влюбленность и огонь». [32] Огонь старается быть види-
мым всегда. Он не хочет быть подавленным, его искры не должны быть за-
душены, потушены. Он будет тлеть еще долго после того, как погаснет пламя.

С другой стороны, желание не может быть выпущено прямо в мир. Ра-
бота портится, говорят алхимики, прямым нагревом. Не позволяйте пламени
касаться материала. Прямой огонь обжигает, чернит семена. Огонь быстр,
и «всякая поспешность исходит от дьявола». Festinalente, «Торопись медлен-
но», советовал известный ренессансный афоризм.

Не действуйте, не сдерживайтесь. Парадокс. И двойное отрицание, кото-
рое предполагает vianegativa, де-буквализирующую отмену обеих заповедей.
Ртутный побег от изнурительных колебаний между ними. Вместо того чтобы
сдерживаться или действовать, принимайте меры. Приготовляйте в ротон-
думе
, как назывался один из сосудов, имея в виду как сосуд, так и округлость
черепа. [33] Держите тепло внутри головы, согревая грезы ума. Воображайте,
проецируйте, фантазируйте, думайте.

Сосуды как содержат, так и разделяют. Сепарация — одна из основных
операций в работе. Каждая субстанция, каждое качество должны быть отличе-
ны от смешенный массы первичного материала, изначальной поддерживающей
путаницы. Хотя две операции разделения и соединения являются базовыми
и постоянными для всей работы (также называемые «растворение и сгуще-
ние»), сепарация является более фундаментальной. Это опять же потому, что
«только разделенные вещи могут быть соединены».

Любое вещество, содержащееся в корзине или кувшине, было отделено
от недифференцированной массы просто с помощью контейнера. Материаль-
ные вещи ничем не отличаются, и все же они полностью дифференцированы
по своей форме. Ваше пиво в бутылке, мое пиво в банке -это одно и то же
и не одно и то же. Вода в банке — это баночная вода, как бутилированная
вода, фонтанная вода, речная вода. В тот момент, когда вода, текущая из кра-
на, наполняет эту вазу или то ведро, вода принимает форму.

Мы не можем справиться со всем страданием, со всем злом, со всем неве-
жеством, со всеми эмоциями — только с той особой частью, которая была
отделена и получила узнаваемую форму.

Сама вода существует в самых разных ипостасях, от капли дождя до оке-
ана, от стоячего болота до ниспадающего водопада. Сосуды, которые держат
его, имеют края и днища. Вопрос не только в том, насколько влага мокрая
или сухая, насколько жидкая и неряшливая или иссушенная и ломкая, но как
влага сформирована. Человечество формируется, как птицы формируют свои
гнезда и животные формируют свои норы. И мы формируем наши могилы
и погребальные сосуды — отвратительные тела мертвых, брошенные в яму,
бесформенные.

Все, с чем мы имеем дело, должно быть каким-то образом удержано. Даже
у океанов есть свои берега.

Если бы Бог не дал нам сосуд

Другие его дары были бы бесполезны. [34]

Сосуды бывают самых разных форм и размеров, сделанные из самых раз-
ных материалов, от речного тростника и ивовых прутьев до толстой глины для
горшков, дерева для бочек, металла и стекла для мензурок. Некоторые сосу-
ды быстро нагреваются, но легко трескаются. Некоторые из них непрозрачны,
другие прозрачны; некоторые плоские и открытые, чтобы позволить испарение,
другие плотно запечатаны, чтобы усилить давление. Сосуды: методы сдержива-
ния. Можешь ли ты выдержать этот жар? Вы непрозрачны и плотны, медленно
нагреваетесь, и никто не может сказать, что происходит внутри? Иногда речь
идет не столько о том, что находится в сосуде, о природе содержащегося в нем
вещества, а скорее о форме: дырявый, хрупкий, ломкий, твердый, заполненный

до отказа, пустой, треснувший … «У меня все хорошо, я в отличной форме

Сосуды — это то, как мы воспринимаем события, храним их, стилизуем.
До оружия и инструмента — сосуд. Охотьтесь на мастодонта, варите мясо,
но остатки пищи должны быть сохранены, а вода принесена из реки. «Другие
его дары были бы бесполезны». Наряду с острыми кремнями и каменными
топорами для рубки, наконечниками копий и рыболовными крючками — ору-
диями убийства, есть корзины и пращи, тыквы и горшки — орудия хранения.
Поскольку первое длится во времени, в то время как второе легче фрагмен-
тируется и распадается, наша картина ранней человеческой жизни ставит
мужчину-охотника на первый план, а женщину-собирателя, хранителя и со-
ртировщика на задний план.

Сосуды представляют собой стиль культуры. Одно изображение расска-
зывает историю: сколотый, грязный стакан для зубной щетки, используемый
пол виски в дешевой комнате Грэма Грина; всплывающие пивные банки, пено-
пластовые чашки, забавные глупые кофейные кружки, мотельные мусорные
корзины с пластиковыми вкладышами. Вы узнаете их по сосудам.

«Пусть ваш стеклянный дистилляционный сосуд будет круглым или оваль-
ным . Пусть высота горлышка сосуда будет около одной ладони, и пусть
стекло будет прозрачным и толстым (чем толще, тем лучше, пока оно про-
зрачно и чисто и позволяет вам различать, что происходит внутри). Стекло
должно быть прочным, чтобы не дать парам, которые поднимаются от нашего
эмбриона, разорвать сосуд. Пусть горлышко сосуда будет очень тщательно
и надежно закреплено с помощью толстого слоя сургуча». [35]

Три замечания, которые можно извлечь из этого отрывка: (1) «Что-
бы различать то, что происходит внутри»: озарения должны быть ясными,
а не расплывчатыми и туманными; (2) «пары, которые возникают из нашего
зародыша [могу заставить лопнуть] сосуд»: живое семя работы не приемле-
мо для жизни, не должно оставляться в сосуде; и, во время его прорастания,
оно порождает фантазии, которые стремятся уйти в мир (в программах и про-
ектах); (3) «Пусть горлышко сосуда будет очень тщательно запечатано»:
сохранять процесс работы в тайне. Следите за своим ртом. Внимательно на-
блюдайте, что, как и кому вы говорите о том, что происходит внутри.

Внутри? И где же это? Внутри сосуда, каким бы он ни был: там, где есть зам-
кнутый и разделенный фокус, зона удержания, что-то готовящееся. Вы не сосуд,
и нет необходимости верить, что «внутри» находится внутри вас — ваши личные
отношения, ваши психические процессы, ваши сны. Внутренний мир находится
внутри всех вещей — садовой клумбы, на которой высаживаются цветы, стихот-
ворении, которое является средоточием внимательных эмоций. Внимательно на-
блюдайте за этими внутренними явлениями; наблюдая, мы становимся сосудом, ибо
именно стеклянный сосуд позволяет наблюдать, а наблюдение обеспечивает само
разделение и сдерживание выражается конкретно стеклянным сосудом.

Наблюдающий алхимик также наблюдаемый. Внутри сосуда формируются
существа, странные образы возбужденных материалов, короли и королевы,
маленькие гомункулы — миниатюрные фигурки с лицами и глазами. Алхимик
становится предметом внутренних наблюдений. Намерения человеческой воли
подчиняются руководству воображения, своего рода поэтическому влиянию
«других» по мере того, как сосуд оживляет их.

Стекло

Стекло: как воздух, как вода, сделанное из земли, сделанное в огне. Выду-
вное стекло плавится, разжижается, светится, расширяется, принимает всевоз-
можные формы, размеры, толщину, блеск и цвет. Он может выдержать жару.
Стекло позволяет нам видеть, что происходит внутри него, за ним. Стекло,
сосуд внутреннего откровения, улавливающий и преобразующий проблеск или
взгляд в изученное наблюдение. Внутри стеклянных тыков, изображенных
в SplendorsolisиTresordestresors, прекрасные фигуры проходят через свои
алхимические превращения. Стекло сдерживает драгоценную кровь во фла-
коне, розы в вазе, вино в графине.

Перенося опус из кузницы в печь, стекло делает алхимию возможной
и психологической. Стекло также делает науку химии возможной в лаборато-
рии контролируемых наблюдений и экспериментов.

Стекло также отделяет наблюдателя от наблюдаемого. Это материал дис-
танцирования, отделяющий события от жизни посредством хрупкой про-
зрачности, заключающей каждое из них в собственный «дом», как иногда
называли стеклянные сосуды. Поскольку прозрачное стекло, предпочитае-
мое алхимией, само по себе едва заметно, его невидимость позволяет видеть
суть — но только тогда, когда стекло сформировано в сосуд, то есть обеспе-
чивает сдерживание. Льда катка, стекла столешницы, зеркала недостаточно
для алхимической работы.

Параллели с психикой очевидны. Психика тоже невидима; мы постигаем
ее только в рефлексии или отождествляем с ее содержанием — этим снови-
дением, тем чувством или воспоминанием. Психика представляется только
тем, что она содержит. Стекло, как и психика, является той средой, с помо-
щью которой мы видим внутрь, видим сквозь. Стекло — физическое вопло-
щение озарения. Иллюзия стекла заставляет содержимое и сосуд казаться
одним и тем же, и поскольку мы видим содержимое до того, как узнаем, что
оно удерживается стеклом, мы сначала не видим его форму, его плотность, его
недостатки, так как наше внимание сосредоточено на содержании. Стекло как
тонкое тело требует тонкости восприятия. Изощренность материала требует
изощренности прозрения.

Алхимический ум был занят подмечанием свойств. Какие качества, какие
атрибуты являются, в терминах Парацельса, «добродетелями» субстанции?
Природные вещи можно было сгруппировать, даже классифицировать по их
прилагательным: жесткий, холодный, горький, зимний, могли объединять яв-
ления из всех трех царств — животного, растительного, минерального. Из-за
того, что мир по своей сути умопостигаем, мы можем обнаружить, где нахо-
дится каждое явление, посредством изучения свойств, внимания к прилага-
тельным.

Водяная баня

Стеклянный сосуд сам по себе находится в сосуде. Он может помещаться
в горшке с золой или песком, но чаще всего он находится внутри большего
сосуда с водой: водяной бани.

Тепло проникает в вещество в стеклянном сосуде посредствам воды.
И огонь, и вода взаимодействуют, регулируя тепло, хотя ни один из элемен-
тов не соприкасается непосредственно с веществом. Хитроумный метод кос-
венного воздействия объединяет двух известных врагов, огонь и воду, чтобы
служить работе. Обычно, когда они встречаются, они шипят, плюются и вы-
пускают клубы обжигающего пара. Водяная баня защищает их от убийства
друг друга и защищает вещество от стихийной войны.

Водяная баня появляется в алхимической традиции как древнее изобре-
тение, возможно, из Египта, внедренное практикующей еврейкой по имени
Мария, [37] которая возможно тождественна Марии пророчице. Водяная
баня, предположительно, появился на кухне еврейской дамы, мистика, экс-
периментатора, повара. Сегодняшние повара до сих пор используют сосуд
в качестве «пароварки».

До тех пор, пока вода наполняет баню, вещество не может гореть, не может
даже выкипеть. Жар бани увеличивается постепенно, чтобы ослабить и прео-
долеть упорное сопротивление вещества с помощью мягкого тепла. Как ваше
тело в теплой ванне, температура которой постепенно повышается по мере
того, как вы набираете больше горячей воды. Тепло, проникающее в стеклян-
ный сосуд из бани, — это еще один способ представить себе сочувственное
внимание, нежное поощрение, всеобъемлющую терпимость. Узлы, границы,
ограничения отступают.

«Не делайте никаких операций, пока все не превратится в воду». Прежде
чем вы сможете сделать что-либо психологическое, вы должны растворить
первоначальное мышление с помощью которого вы пришли к этой пробле-
ме. Проблемы сами по себе являются фиксированными позициями. Слово
«проблема» относится в своих основных значениях к шахматам, математике,
стратегии боя — все это очень жесткие условия. Мы уступаем и отпускаем,
и ум, настроенный на принятие решений, отпускает свое собственное мышле-
ние, которое ищет решения. Сила воли превращается в расслабление в ванне.

Не делайте никаких операций, пока все не станет водой: рациональный ана-
лиз должен ждать, пока эмоции потекут, мечты поплывут, соберутся в лужи,
перемешаются, утонут, найдут выходы. Различия размываются. Это и то сли-
вается друг с другом; правда и неправота становятся мягкими и податливыми;
они почти не имеют значения, нет твердых фактов, нет надежных гарантий,
за которые можно цепляться. Все поддается согревающей воде. Мы стано-
вимся мягче с самими собой. Мы теряем намерение прийти к решению, не спе-
шим. Ванна — это не душ. Мы — субстанция, наше тело и наш разум входят
в сосуд души, ванну Марии. Мы — повар и приготовленный, неспособные
почувствовать разницу.

Пеликан

Закупоренный сосуд хорошо служит для сублимации (поднятия вещества
на более высокий уровень) и для осаждения (вещество внизу может обра-
зовывать либо капли, либо отслойку жидкости наверх, либо мелкий белый
осадок). Но для более тонких операций требуется специальный закрытый
сосуд — пеликан.

Этот стеклянный сосуд имеет толстое круглое тело, перетекающее в длин-
ное горлышко, которое изгибается вниз и соединяется с телом, таким образом
позволяя циркуляцию вещества через различные стадии снизу вверх, а затем
снова вниз.

Пеликан усложняет знакомый алхимический образ Уробороса — змеи,
кусающей себя за хвост. Пеликан тоже пожирает хвост: нижний конец по-
глощается верхним концом, головой, но этот процесс не останавливается
на ментальном отражении. Голова снова и снова посылает свой продукт вниз,
в тело. За этим следует непрерывная циркуляция. То, что возникает в голове,
не ускользает. По мере того как вещество плавится, испаряется, посылая пары
вверх, образуются туманные идеи, давление увеличивается, более легкие, воз-
никают возвышенные чувства. Но эти вдохновленные и горячие идеи повторно
обрабатываются как слишком незрелые, слишком мягкие, слишком нереаль-
ные. Скорее, они возвращаются обратно в сосуд в качестве дополнительного
питания. Это опус, который нужно кормить, продолжать любой ценой.

Повторение. Они называли это итерацией. «Но я уже бывал здесь рань-
ше, я уже делал это». Одно и то же снова и снова.

Пеликан олицетворяет жертву; это жертвенный сосуд. Это инструмент
ритуала. Сутью ритуала является жалоба: «еще раз снова». Итерация, цир-
куляция, кусание собственного хвоста, поедание собственного тела, которое
питает собственное тело. Процесс замкнут в себе, живет сам по себе, питает-
ся своей энергией, собственным образом, в том числе образом возникающего
продукта, целей, будущего. Жертва не ведущая никуда. Никуда не денешься,
утопия как цель.

Отсюда и название «Пеликан», поскольку эта птица, согласно преданиям,
вонзала свой клюв в собственную грудь, чтобы пустить кровь, питавшую ее
детенышей. Христос был этим пеликаном, питающим своих верных последо-
вателей своей собственной кровью — жизнью. Таким образом, пеликан -это
ранение, повторяющийся ритуал, жертва и унижение одновременно. И необ-
ходимый инструмент для подпитки работы изнутри самой себя.

То, что возникает во время работы, принадлежит работе, а не миру. Пре-
жде чем сосуд можно будет открыть, его содержимое должно быть тщательно
психологизировано, очищено, утончено; его конкретизация испарена. Поддер-
живайте тепло; закупорьте сосуд; находите удовольствие в повторении. Душа
питается своей раной.

Еще более тонкий: двойной пеликан. Изображения показывают двух пели-
канов, связанных друг с другом, бок о бок или лицом к лицу. То, что выходит
из корпуса сосуда слева, перетекает через его горлышко в корпус сосуда спра-
ва, и наоборот, т.е. течет через его длинное изогнутое горлышко вниз, в корпус
сосуда слева. Обмен грезами, как любовники, сцепившиеся воедино, соеди-
ненные взаимными фантазиями. Модель совместного рождения, партнерства,
интимного родства. Яб-юм. Коренные американцы курили табак в подобных
ритуальных парах. С помощью трубки в моем носу я вдыхаю ваши выдохи,
и наоборот: когда я выдыхаю свой дым, вы вдыхаете его. Перекрестное опло-
дотворение духов.

Душа нуждается в психическом материале. Остатки повседневного мира,
Tagesreste, как их называл Фрейд, могут наполнять сосуд, но не кормить его.
Информация и влияние питают только после того, как они немного подогре-
ты и сварены. Думайте о душе как о корове с несколькими желудками; раз-
мышление как отрыжка. Пепсис был одним из терминов, используемых для
обозначения того, что происходило в сосуде: пепсис, по-гречески перевари-
вание; пресуществление сырого в приготовленное. Превращение событий дня
в переживания, что является одним из определений создания души. Алхими-
ки предостерегают от непереваренного материала — посторонние сравнения,
заимствованные интерпретации, теории и объяснения. Они говорят: «читай»,
и все же они говорят: «ничто из того, что можно найти в книгах, не приносит
никакой пользы». Все, что нужно, уже дано, при условии, что оно будет пра-
вильно приготовлено.

Пеликан предлагает образ для ранения, которое вызывает работа. Мы
чувствуем цену в крови. «Все должно быть приготовлено в собственной кро-
ви», — это часто повторяемое предостережение. Мы чувствуем истощение
в теле для того, что могло бы прийти позже, но теперь совершенно неизвестно,
потомство пеликана, дети воображения, ибо «воображаемые тела будущего/
неизвестная форма вещей». [38] Пеликан: сосуд психологической веры, фра-
за, используемая увлеченным изучением алхимии Робертом Гриннеллом [39]
для отношения или преданности, которая требует не меньше, чем уступать,
отдавать работе требования, которые человек имеет к ней, ради нее, будь что
будет.

Пустота в сосуде

Каждый сосуд имеет свою особую форму. Внутри — пустота. Каждый со-
суд формируется вокруг этой пустоты. Потому что наша западная культура
заявила: «Природа не терпит пустоты, мы ненавидим пустоту. (английское
слово «empty», пустота, происходит от старо-английского слова, означающего
«на досуге, незанятый», то есть не работающий, нефункциональный.) Для нас
пустота в сосуде — это просто пустота. Мы рассматриваем сосуды снаружи,
восхищаясь глазурью на горшке, огранкой хрусталя, плетением корзины и руч-
кой кувшина. Когда оцениваешь внутреннее, то только по мерке: сколько оно
вмещает? Пинту, кварту, бушель?

В буддизме пустота — это не столько вакуум, сколько позитивная сила.
Внутреннее образует вокруг себя внешнюю видимую форму. «Тишина» ки-
тайского кувшина (Т. С. Элиот) [41] начинается внутри; изысканная форма,
которую мы видим, — это тишина, исходящая из пустоты. Всегда эта специ-
фическая пустота обитает в этой специфической форме.

Культура влияет на форму сосудов и поэтому в них раскрывается таин-
ственное качества культуры, которые ее другие искусства и письменные тек-
сты не могли бы с таким же успехом выразить. Странные, совершенные формы
разных китайских династий, греческие, этрусские, финикийские горшки,
французское рококо, керамика Пикассо. Бочки и бочонки, кувшины и вазы.
Пивная бутылка с длинным горлышком, старая бутылка из-под кока-колы,
молочная бутылка с выпуклостью для сливок, козья шкура для вина, металли-
ческие фляги разной формы для армии любого из народов. Сосуды обнажают
невидимый дух времени, видимое формируется невидимым.

Западная френология и романтическая медицина выражали сходную идею,
приписывая контуры и трещины в человеческом черепе силе человеческого
мозга, а внутри этого органа — сила разума или души. Френологи проникали
во «внутреннюю природу» человека, изучая и измеряя осязаемые выпукло-
сти черепа. Они утверждали, что читают дары и недостатки человека, самые
сокровенные черты его характера по холмам и долинам черепной топографии.

Восточный и Романтический способы рассмотрения внутренней пустоты
предполагают, что каждая пустота имеет свою индивидуальную форму и со-
держится совершенно особым образом. Твоя пустота — это не моя пустота,
а ее — совсем другая. То, как человек удерживает свои лакуны, уже является
откровением того, что удерживается. Общие термины, упрощенная диагности-
ка — заброшенность, потребность, кризис идентичности, низкая самооценка,
депрессивное настроение, зависимость, мазохистская беспомощность — не мо-
гут адекватно описать, не говоря уже о том, чтобы понять силу пустоты.

Поскольку наша коллективная западная натура ненавидит вакуум, мы готовы
заполнить пустоту чем угодно, от нездоровой пищи до нежелательной самопом-
ощи, от напитков и покупок и новизны игр и гаджетов до сочувствия родствен-
ных душ или просто бесконечных слез. Алхимия, однако, предполагает, что эти
ощущения пустоты являются признаками формирования сосуда. Пустота соз-
дает определенную форму. Возможно, несколько судов. Способы содержания.
Способы измерения. Способы дифференциации. Реальность психики пробивает
себе дорогу в жизнь и перестраивает ее с помощью чувства пустоты.

Иногда пустоту можно обнаружить физически. Прямо здесь, в моем жи-
воте; прямо за сердцем я чувствую головокружение. Иногда она появляется
в виде падения сквозь пространство во сне, выбоины, темной пещеры, огром-
ного пустого вестибюля, яйцевидного объекта.

До тех пор, пока мы не приписываем формирующую силу содержимому со-
суда, мы будем продолжать читать его функцию только с одной точки зрения.
В кувшине — вода, в вазе — цветы, в корзине — фрукты. Пустота внутри —
это просто вместилище; вода, цветы, фрукты — вот что имеет значение.

Обратное чтение говорит, что кувшин увлажняется, ваза цветет, корзина
плодоносит. Мастера живописи в Голландии и Франции в XIX веке показы-
вала маки, ирисы и розы, груши, яблоки и виноград, выходящие из пустоты
своих вместилищ, пустота как источник красоты. Если вы посмотрите на вазы
с цветами, корзины и тарелки, на которых лежат фрукты, то увидите, что
каждый из этих сосудов является проявлением определенной формы, цвета
и текстуры, и они присущи тому, что они показывают. «Если бы Бог не дал
нам сосуд, то другие его дары были бы бесполезны».

V.Очаги и печи

Сосуды содержат вещество, но сам огонь тоже должен где-то содержаться.
Жар, который заряжает работу и делает алхимию возможной требует емкости,
соответственной его силе горения. Желание нуждается в направлении. Глина
трескается, стекло разбивается, дерево горит, металл плавится. Какой сосуд
может вместить opusmaior? Методы, подразумеваемые сосудами, — земли-
стость глины, отражение и ясность стекла, материалистический натурализм
дерева и дисциплинированная твердость металла — все они становятся жерт-
вами сильного жара. Душа безумно горит за «золото», как иначе объяснить
безумие алхимии, жалкие лишения и гонения и возвышенное честолюбие тех,
кто был верен ей до самой смерти.

Эликсир, который излечивает все болезни, дарует долголетие и бессмертие
души, а также славу, богатство и общество королей — таковы были видения ал-
химического желания. Настолько чрезмерные, настолько экстремальные, что они
могли исходить только от богов. Таково было воображение Зосимы, который пе-
ресказывает еврейскую сказку (Бытие 6:1—4), как происхождение алхимии:

Ангелы были захвачены страстью к женщинам. Они спустились
на землю и научили их всем действиям природы … Именно они со-
ставляли химические формулы … Их книга называется Хема, и именно
от них химия [кумия] получила свое название. [42]

Алхимия начинается с желания; желание нуждается в направлении. Этиче-
ское подавление не может справиться с желанием. Сущность огня находится
вне нашего контроля. Она исходит из небесной области, от ангелов, от богов
и из пылающих недр земли. Отсюда шаманский аспект кузнеца как мастера
огня и преступление гуманизма Прометея.

Фурнус, плавильная печь как ответ огню. Фурнус берет на себя ответ-
ственность за огонь. Строгость и фантазия печи должны быть равными силам
огня. Она должна быть способна управлять дикой горючестью огня, и китай-
ский текст ссылается на «жертву печи (цао), чтобы вызывание вещей (то есть
духов) стало возможным». [43] Фурнус: логика сильной, хорошо построен-
ной, тщательно соединенной, устойчивой системы. Основные правила, кир-
пичи и раствор ремесла, железная дисциплина церкви, школы или общества,
которая держит живой дух в фокусе, концентрируется и способна противосто-
ять вспышкам вдохновения, вспышкам и искрам страсти, которые зажгли бы
пожары и рассеяли интенсивность.

Направление, цель, концентрация, фокус. Фокус, по-латыни — очаг. Ог-
неупорная печь управляется своим собственным руководящим принципом:
противостоять огню. Правила созданы, чтобы держать огонь в границах. Печь
сконструирована; это конструкция, концептуальная система. Ее конструкция
указывают движению огня рисунок, обозначает его направление и качество.

Пробирные печи, купольные печи, печи для рафинирования серебра, чу-
гуноплавильные печи, стекловаренные печи, печи для выплавки свинца или
олова и для отделения серебра от меди, а также печи для производства ртути
и смолы. [44] Задние и передние горелки, несколько вентиляционных от-
верстий, несколько обогревателей, внутренние печи, грелки, горячие грили
из оранжевых углей. Некоторые алхимические печи имели более сорока раз
личных мест для приготовления. Несколько типов нагревания для нескольких
материалов и нескольких сопутствующих операций. Печь: дисциплина множе-
ственности. Знание того, где лучше всего находиться каждой вещи; место для
каждой операции и каждая вещь на своем месте. Размещение как искусство
приготовления.

Опять же, Мария еврейка считается, по крайней мере Зосимой, источни-
ком для раннего описания конструкции печи, которая логически обязательно
вытекает из ее изобретения паровой бани. [45]

Виды варки, несколько операций: испарение в плоском поддоне позволяет
пару рассеяться; дистилляция позволяет получить из беспорядочной массы
несколько капель ясности; сублимация отделяет материал вот осадка на дне
сосуда и возносит его наверх; застывание позволяет веществам остыть и за-
твердеть в определенной форме; ферментация подталкивает материал обога-
щаться изнутри своей собственной темноты.

Несколько операций, несколько печей. [46] Восходящая печь приводит
в движение тепло, которое затем поднимается вверх; нисходящая печь гонит
тепло вниз; песчаная печь окружает сосуд пеплом, тепло исходит от вчерашне-
го огня: мягкого, серого, сухого, выгоревшего, однако до сих пор излучающе-
го тепло; реверберирующие печи, в которой тепло отражается от внутренних
стен, повторяется, становится интенсивнее; раздувание печи увеличивает
пламя за счет тока воздуха для сжижения и плавления минералов; шахтная
печь приостанавливает материал в приостанавливает изменение материи в ее
выходящем за пределы самой печи очаге. Это лишь некоторые из описанных
в технических работах типы печей, которые приведены в сокращении в сло-
варе Руланда.

«Старики воображали особую печь для каждой части этого искусства».
[47] Нортон изобрел свою собственную печь, «неизвестную древним». «Я
все устроил. … при очень значительных затратах … Она устроена так, что
в ней одновременно могут выполняться шестьдесят различных химических
операций, для которых требуются различные виды тепла, и очень маленький
огонь . обеспечивает достаточную степень тепла для всех этих процессов».
[48] Далее он описывает другие печи, которые он совершенствует, их изобре-
тательность, их экономию огня (топлива), их обслуживание, их способность
регулировать степень интенсивности горения — и какие типы печей лучше все-
го подходят для каких-то конкретных операций, например, продувки и сушки
для экзальтации.

Если печь дисциплинирует огонь и направляет тепло, она воплощает пра-
вила и предостережения, которые любят декламировать алхимики. Едва ли
можно найти текст, который не придирался бы к другим текстам и ошибкам
в их процедурах или не поддавался бы предостережениям, советам и мораль-
ным увещеваниям.

Трактат Нортона настаивает на пяти «правилах или договорах»:

Первое правило, которое следует соблюдать, состоит в том, что ум
ученика должен находиться в совершенной гармонии с работой. Жела-
ние познать это искусство должно занимать главенствующее место в его
уме, иначе все его труды ни к чему не приведут. Второе правило состо-
ит в том, что он должен знать разницу между этим искусством и теми,
кто его исповедует. Третье соглашение — это то, которое должно суще-
ствовать между работой и инструментами. Четвертый договор отводит
работе место, что больше всего подходит для его исполнения. Пятое со-
глашение — это общность, которая должна существовать между вашей
работой и небесной сферой. [49]

Если бы мы предположили, что правила алхимической работы в равной
степени применимы и к психоаналитической работе, то эти пять правил мож-
но было бы сформулировать в современных терминах: (1) знание психики
во всех ее превратностях, а не знание о себе или пациенте, должно занимать
доминирующее место в сознании практикующего; (2) ценность психологиче-
ской работы не измеряется eoipso примерами тех, кто практикует профессию
психолога; (3) поскольку понятия являются инструментами психологической
практики, они должны гармонично дополнять намерения работы; (4) ваше
место практики должно соответствовать вашему стилю практики и ее цели;

(5) практика выражает космологию. Должна быть гармония между космосом
и клиникой, между вашим широчайшим взглядом на высший мировой порядок
и личной работой со страданиями душ.

VI. Дух огня

Более примитивным, чем инструменты, материалы и процедуры, исполь-
зуемые алхимией, является огонь, от которого зависит все — элемент, с кото-
рого началась эта глава и которым она теперь кончается. Огонь — это первый
принцип, корневая метафора. Как работа управляется огнем, зависит от огня,
так и алхимическое мышление о работе. Следовательно, характеристики огня
архетипически подталкивают алхимическое отражение в определенном на-
правлении. [50]

Мышление требует языка. Идея о том, что огонь преобразует материю, явля-
ется не только эмпирической идеей, наблюдаемой, когда пламя сжигает древес-
ную щепу до черного пепла. Эта трансформация уже подразумевалась греческим
термином для обозначения материи, hyle (дерево, древесина), который поз-
же приобрел более абстрактные значения. Аристотелевская потенциальность
(способная быть преобразованной) и христианская падшесть (способная быть
искупленной). Как дерево подчиняется огню, так и материальная природа под-
чиняется духу, который очищает, преобразует и возвышает ее.

Любой, кто работает в огне, может легко воспринять основные характери-
стики огня. Он стремится вверх. Его тепло подавляет и изменяет материалы.
Он испускает свет. Его нельзя коснуться голыми руками. Его нельзя насы-
тить. Вознесение, трансмутация, просветление, неосязаемость, ненасытность:
эти пять идей, эмпирически засвидетельствованных в лаборатории, влияют
на формулировки алхимических текстов и на содержание их поздних коммен-
тариев. Короче говоря, огонь дает алхимии ее духовное прочтения.

Вознесение: в огне своей работы, или в огне от своей работы, алхимики
подчиняются сопротивлению огня гравитации, и они воображают, что их ра-
бота направлена вверх вместе с пламенем и теплом, которые они пытаются
контролировать. От низшего к высшему; от инертного к активному; от тя-
желого к легкому; от маленького, бесцельного и тлеющего к интенсивному
и жаждущему. Лестница ценностей и ступеней прогресса: от несовершенства
к совершенству; от болезни к здоровью; от частного к общему, от смертного
к Бессмертному — medicinacattolica, панацея, воскрешение, алмазное тело,
золото, спасенное от адского огня божественным огнем, саламандра, пережив-
шая огонь, феникс, восставший из пепла.

Трансмутация: внутренний огонь действует во всех частях природы, по-
степенно поднимая ее от нечистого к чистому. Наблюдайте за совершенными
превращениями в отдельных очагах горной породы: кристаллы, драгоценные
камни, самородки золота. Эволюция встроена в минеральное тело Земли.
Хотя огонь может прокаливать вещество до порошкообразного состояния,
чернить его до «смерти», тем не менее, нисходящие и разрушающие эффекты
присваиваются общей моделью улучшения. Свет в конце туннеля; темнее всего
перед рассветом; Гефсимания и Голгофа перед Воскресением. Все, чего огонь
касается, подчинено его преобразующему всемогуществу. Даже вода испаря-
ется, камень расплавляется в лаву, и самое крепкое железо подчиняется его
воле. Пламя духа преодолевает всякое материальное сопротивление.

Просветление: огонь освещает тьму. С его помощью мы можем ви-
деть в темноте, продвигаться в темноте, сдерживать ночь. И все же этот
самый огонь обостряет и углубляет тьму. Когда стоим близко к его свету,
близко к огню (свет лампы, пламя свечи, костер), углы и тени дальнего
периметра становятся черными, непроницаемыми. Чем больше света, тем
больше темнота требует все более яркого освещения. Свет и тьма, проти-
воположности, определяющие друг друга; в конечном счете, противопо-
ложности, воюющие друг с другом. Просветление, vialongissima, потому
что бессознательность возрастает пропорционально просветлению. Раз-
решение парадокса? Эпифаническое озарение, только апокалиптический
огонь духовного пробуждения освобождает саму тьму: «смерть и ад низ-
вергнуты в озеро огненное» (Откровение 20:14); «О Смерть, где твоя
победа?» (К Коринфянам 15: 55).

Неосязаемость: поскольку огонь нельзя потрогать непосредственно, его
нужно хватать косвенно, намеками, парадоксами, аналогиями, аллегориями,
загадочными шифрами и тайными символами. Гностики, Розенкрейцеры,
Каббалисты. «Черное искусство» скрытого знания. Все, что обычно воспри-
нимается обычным глазом, не является алхимическим золотом; все вещи, сам
ум, должны быть посвящены, изощрены. Только элита, посвященные оккуль-
тизма, жреческая каста, затворники и дисциплинированные, долго страдав-
шие в мистерии, совершавшие свои умерщвления и молитвы, могут работать
с огнем.

Ненасытность: когда Томас Нортон описывает качества, необходимые
для слуги алхимика, его должностная инструкция с таким же успехом могла бы
распространяться и на няню. Уход за огнем во многих культурах коренных на-
родов относится к числу задач женщин и стариков. Как ребенок, огонь хочет
только расти, и его аппетит ненасытен. Он должен регулярно питаться, иметь
достаточно воздуха и ничего неудобоваримого — мокрая солома, гнилая дре-
весина, покрытые грязью корни, комки навоза. Когда он растет, он стремится
выпрыгнуть из колыбели, гулять сам по себе и разбрасывать свои искры. Не-
насытность алхимии иногда замаскирована, иногда откровенна. Ненасытность,
расширение сроков, дифференциация питания, видов сосудов. Ненасытность,
жажда познания: «одна книга открывает другую». Ненасытность, жажда зо-
лотой цели. Даже последние стадии opusmajor безграничны: экзальтация,
мультипликация, ротация
. И алхимия не позволяет свести себя к простым
формулам и нормативным правилам, как будто из-за огня алхимия не может
прийти к связной системе, требуемой ее собственными операциями сгущения
и соединения. Подобно духу, он идет туда, куда хочет, следует своему импуль-
су. Подобно духу, огонь выполняет свою миссию, разжигая огонь все сильнее
и сильнее, превращая все вокруг в топливо, чтобы разжечь свое собственное
пламя.

Эти пять ведущих идей, столь очевидных любому «работнику в огне», вме-
сте поддерживают алхимическую метафизику. Архетипический восходящий
импульс внутри огня дает алхимии ее духовное видение, переводя ее образы
и озарения в послания для восходящего пути. Христианизм главных авторов
алхимии проистекает не только из их исторического контекста: они писали
в строго христианскую эпоху. Их искупительная метафизика еще больше
определяется их архетипическим контекстом: духовным восхождением эле-
мента огня.

Отрывок из Аристотеля может спасти алхимическую психологию от этого
архетипического детерминизма и духовного прочтения алхимии. Аристотель
пишет:

Ибо рост огня неограничен, пока есть что сжигать, но во всех вещах,
которые естественно устроены, есть предел и пропорция как для раз-
мера, так и для роста; и они принадлежат душе, а не огню, и принципу,
а не материи. [51]

С тех пор как душа познает себя в своих образах и с момента создания об-
разов (поэзис) — это первичная природная деятельность души, [52] «опреде-
ленный принцип», который управляет «увеличением огня» — именно образы.
Они являются существенными зачатками всей работы. Это то, что алхимик
видит, обоняет и трогает руками — и то, что он воображает. Сосредоточен-
ность на них ограничивает бесконечную метафизическую спекуляцию («уве-
личение огня») только тем, что есть сейчас. Алхимические описания в языке
и картинах служат для сгущения изменчивости вовлеченной психики в реаль-
ные представления. Алхимия: изучение представлений, как эти явления изо-
бражают, определяют и воздействуйте на душу. Следовательно, ненасытный
духовный порыв алхимии, ее «огонь», требует психологических ограничений,
алхимии души, такой как эта глава об азах и книга в целом.

Примечания

Ранее не публиковалось

1. Г. Башляр, Психоанализ огня.

2.«И металлическое тело, и алхимик страдают и чувствуют радость в этом про-
цессе. Не только вещества спариваются в перегонном кубе, алхимик также в то же
время спаривается с природой». Дж. Линдси, Истоки алхимии в Греко-римском
Египте
, 294.

3.CW 12: 61n; CW 5: 309-19.

4.Майкл Майер (1617), цитируемый Дж. Ридом, От алхимии к химии, 37.

5.Дж. Д. Милиус, Philosophia Reformata (1622), цитируемый Дж. Ридом, Пре-
людия к химии: изложение алхимии
, 264.

6.«Огонь должен быть легким, мягким и влажным, как курица, которая выси-
живает яйца». Lexicon, «Великая тайна Аристея».

7.Lexicon, «Ignis Leonis». Нортон описывает четырнадцать качеств тепла
от меньшего к большему («Химический трактат Томаса Нортона», HM 2).

8.Ж. Кокто, Тяжесть бытия, 32.

9.Т. С. Элиот, «Четыре квартета: небольшое головокружение», в Полном Со-
брании стихотворений и пьес
, 1909-1950, 139.

10. Т. С. Элиот, «Пустошь», там же, 37.

11.Собрание древнегреческих алхимиков.

12. Lexicon, «Ignis».

13. Там же, «Ignis Extinctus».

14. Lexicon, «Combustio»

15. Lexicon, «Calx».

16. Э. Дж. Холмярд, Алхимия, 45.

17. Lexicon, «Ignis Persicus».

18. Figulus, 267-68.

19. См. Дж. Хиллман, «Препозиция Гестии», Mythic Figures, UE6.

20.Р. Б. Онианс, Истоки европейской мысли: о теле, разуме, душе, мире,
времени и судьбе
, 288 и 258 n5.

21. Джон Пордидж (1607-81), в CW 16: 507.

22.Платон, Пир, 197а, Протагор, 321е.

23.CW 12: 451.

24.Августин, Град Божий, XXI.4.

Bonus, 115-16.