07.04.2013
0

Поделиться

Пролог и Глава 1. Некоторые аспекты индивидуации Юнга

Барбара Ханах

Внутреннее путешествие — лекции и эссе по Психологии Юнга

Предисловие

Дин Л. Франц

Барбара Ханна — одна из активных деятелей периода расцвета юнгианства. Среди ее коллег хорошо известные М. Эстер Хардинг, Ирэн Клермонт-де-Кастильехо, Элеонора Бертин, Эмма Юнг и Мария-Луиза фон Франц,- все «классические» юнгианцы, которые близко восприняли учение Юнга и развили согласно своему опыту.
Лекции и эссе в этой книге, являются частью наследия Ханны для будущих поколений. Они словно окно, через которое мы можем видеть эту замечательную женщину, которая никогда не подвергала сомнению Юнга и его психологию, в своей индивидуации.
Некоторые интересные отклики были присланы мне после публикации в 1992 году книги Ханны «Cat, Dog and Horse Lectures and «The Beyond»», вместе с биографическим очерком о женщине, которая стала моим наставником во время обучение в Цюрихе.
Читатели той книги поняли, какой огромный долг я выполняю по отношению к мисс Ханне, поскольку она общеизвестна. Моя вечная благодарность этой женщине за то, что поделилась своей мудростью, знаниями и общей приверженностью к бессознательному. Многие люди выразили признательность мне за ее труды, которые ранее не появлялись в печати. Они также благодарили за возможность взглянуть на жизнь этой мудрой старой женщины, знавшей Юнга и как ученица и как коллега в течение трех десятилетий. Будучи весьма скромной, она мало говорит о своих достижениях и жизни, и неохотно раскрывает подробности своего пути к целостности, поэтому о ней известно не столь много. В каком-то смысле можно сказать, что она жила в тени Юнга.
Бывшие пациенты мисс Ханны и все те, кто разделял общие переживания с ней, были весьма любезны, чтобы записать и поделиться своими впечатлениями и мыслями. В приложении этой книги приводиться только несколько из этих воспоминаний, но достаточно, чтобы понять, что её влияние на жизнь тех людей, с которыми она общалась, продолжается и по сей день.

Пролог

Мэрион Вудман

Пора туманов, зрелости полей,

Ты с поздним солнцем шепчешься тайком,
Как наши лозы сделать тяжелей

На скатах кровли, крытой тростником.
Джон Китс «К осени»(пер.С.Я.Маршака)
Эта ода Дж. Китса вторила моим мыслям, когда я впервые шла в институт К. Г. Юнга на Гемейндештрассе в Цюрихе. Это была осень 1974 года. Приземлившись в 8 утра в аэропорту, я была ошеломлена сменой часовых поясов. Кроме того меня сбили с толку обращения на немецком, но мне все-таки удалось зарегистрироваться в приемном отделении и найти себе укрытие в библиотеке.
Какое сумасшествие привело меня сюда? – спросила я себя. Тогда книга в ярко-желтой обложке почти спрыгнула с полки. Это было «Striving Toward Wholeness» Барбары Ханна. Я внезапно поняла, что книга о сестрах Бронте и их проблеме как детей проповедника. Спустя полчаса, пришло осознание, что автор этой книги нужный для меня аналитик-психотерапевт. Когда я попросила номер мисс Ханны, то был уверена, что эта весьма пожилая дама не принимает новых пациентов. И поэтому написала записку, в которой благодарила за то озарение, открывшееся мне во время прочтения ее книги.
На следующий день раздался звонок. Это была мисс Ханна, пригласившая меня к себе. За чашкой чая она сказала мне: «Вы дочь пастора, я дочь пастора. Когда я приехала в Цюрих, Юнг сказал мне, что только ребенок священника может найти общий язык с таким же как и он.». Итак, с 81-летним опытом попыток совмещения ярких противоречий в себе, она взяла меня.

Для меня один из сеансов стал показательным о сущности нашей совместной работы. Независимая и хорошо осведомленная о конфликтах, которые могут возникнуть из-за сеансов анализа, я жила в Цюрихе на собственные деньги, скопленные за 25-летнюю преподавательскую деятельность. Падение доллара по отношению к швейцарскому франку поставило меня в затруднительное положение. Мне нужны были деньги для вещей крайне важных для меня, но не одобряемых мужем.
Но так как муж являлся единственным источником финансов, я оказалась в неразрешимом противоречии. На одном из сеансов я сказала: «Мой муж не выделит мне денег для этой цели». На что мисс Ханна предложила: «Тогда соври ему». «Но мисс Ханна, это будет не честно»- сказала я, ошеломлённая ее ответом. «Моя дорогая,- произнесла она, глядя мне в глаза,-мы говорим не о честности, а о том как поладить с людьми». Эти слова нашли отклик во мне, как в принципе все необходимые слова, сказанные в нужный момент. Я знала, что эти слова пришли от Самости. И знала то, что это не имело ничего общего с местью или манипулированию людьми, в собственных коварных интересах. Что эти слова обозначали конкретно, я не знаю, но они были истинны.

Когда я вышла из дома 15 на улице Линденбергштрассе, где жила и практиковала мисс Ханна (в том же доме что и М.Л. фон Франц), сознание начало проясняться. Получалось, что в этой ситуации останется обманутым как мой муж, который не понял бы этих чувств, и я которая бы все это обдумывала еще неделями. Все то, что кажется мне первостепенным как женщине, размышляла я, кажется ему дурацким и глупым. Я начала вспоминать все те разы, когда обманывала себя, свои чувства и принимала рациональное, логическое решение, которое как бы говорило мне что «да, все к лучшему», но внутри все было против. Припомнив все случаи, когда я избегала борьбы, шла и делала все, что хотелось в одиночку, и также позволяя делать мужчине все одному, я поняла, что предательство собственных чувств будет изменой и ему. Осознала, что если не быть честной к себе самой, то в результате будешь лгать и другим.

Той же ночью я написала откровенное письмо мужу. С сердечным ответом от него пришли и деньги. Эта непосредственность, это умение жить настоящим моментом – самый драгоценный дар, полученный мной от мисс Ханны. Ее собственная вера в Самость сделала этот дар возможным.

Я знала и видела ее полную юмора, прямоты и любви, на закате ее дней. Никогда не жалея ни себя ни других, она с непоколебимой храбростью постоянно разрешала противоречия с Самостью. Она знала когда воспользоваться своей мужским началом для того чтобы решить что важно, а что нет, и когда проявить женскую сторону получив то, что Самость готова отдать. Её уступки Самости придавали ей огромную энергию, как физически, так и духовно.

Мисс Ханна была моим живым доказательством того, кто всегда оставался верным процессу удержания противоположностей до тех пор, 
пока не проявлялось трансцендентное. Я наблюдала, как ее вера полыхала в горниле невзгод, но я так же и видела ее решимость
и твердость стоять в пламени, до тех пор, пока шлак не превратиться в серебро и золото. Ее приверженность, в то же время ставшая
и ее отрешенностью, дало мне понимание, что же такое любовь. У Уильяма  Вордсворта есть такие строки:
Есть утешенье в стойкости любви.

Выносим с нею легче мы несчастья,

Что нам иначе бы затмили разум

Или разбили сердце на куски.

(«Michael. A Pastoral Poem» Майкл. Пастушеская поэма. Перевод А. Карельского)

Введение

Барбара Ханна в перспективе

Вернон Брукс

Прощальная речь на панихиде 12 сентября 1986 года, реформатская церковь, Кюснахт, Швейцария.

В 1968 году Барбара Ханна приехала в Америку на прибрежный остров штата Мэн, где проходило празднование 80-летия ее старого друга и коллеги, Эстер Хардинг. Она выбрала отрывок из «The Beyond» чтобы зачитать присутствующим. Прокомментировав, что она два года назад мечтала о том, чтобы «записать все, что я знаю о жизни после смерти». После первоначального текста на эту тему, интерес мисс Ханны продолжал расти и как она это назвала «тема растет все больше и больше к старости».

Начиная с момента первых проблесков сознания и начала истории, через христианскую веру в воскресение и до последних исследований ученых-медиков, человечество волнует вопрос физической смерти и что лежит за её пределами. Современная психология, особенно аналитическая психология К.Г.Юнга также заинтересовалась этой загадочной областью нашего бытия. И Барбара Ханна была тесно связана с теми открытиями, особенно работой Марии Луизы фон Франц, ее близкой подруги. Может быть, сегодня она знает истину о запредельном больше чем все оставшиеся здесь. Мисс Ханна была англиканкой по рождению и последовательницей юнгианства по своему выбору. Идея же воскресения обща, как для психической реальности для юнгианцев, так и для веры христиан.

Для нас, на сегодняшний день, Барбара Ханна является человеком, который оказывал влияние в течение всей свой земной жизни. И нам не нужно размышлять, мы это знаем.

Доктор Юнг как-то на одном из семинаров заметил, что каждый из нас обязан оставить след в этом мире. Следы же мисс Ханны ясны и многообразны.

Прежде всего, это то небольшое количество опубликованных работ, имеющих огромную ценность. Туда входит шедевр, ее наиболее полное описание жизни и работы К.Г.Юнга, которую она называла «биографические мемуары». Это честная, незамутненная, глубокая книга является неоценимым источником материалов для будущих биографий, выходящих за пределы повседневных событий жизни Юнга. Ее исследования процесса индивидуации, опубликованные под названием «Striving Toward Wholeness», и активного воображения останутся основополагающими по этим темам.

Не менее незабываемые впечатления для всех нас представляют воспоминания о лекциях, которые она давала на протяжении многих лет, большую часть в институте Юнга, но и также в других институтах и клубах по всему миру. Многие из этих лекций сохранились на пленке, где не только проницательные комментарии состояния человека, но и неподражаемая манера их подачи. Слушая как мисс Ханна общается с аудиторией, можно было большой высоко ценить её индивидуальность, как человека который говорит из собственного опыта в своей уникальной словесной яркостью.

Психические следы, пока Барбара Ханна жила среди нас, быть может, менее заметны, но более значимы и существенны чем все материальные предметы.

Прежде всего, я думаю, мы должны признать ее абсолютную целостность. И это не подарок небес, а результат, достигнутый через годы борьбы, как внутренней, так и внешней, своего рода субъективной борьбы в которой эго было отринуто в пользу Самости. Это язык психологии конечно, но как отмечала сама Барбара в «The Beyond», это эквивалент того что Мейстер Экхарт подразумевал, когда говорил «если только мы сможем полностью отринуть наше эго, то Бог заменит его, на свою волю». Это достижение максимальной полноты смысла, и выражение мисс Ханны стало самым впечатляющим в ее последние годы жизни, даря ей замечательную ауру подлинности.

Такая целостность возможна только для того, кто познал связь между конечным и бесконечным, нашел шаткое равновесие между ними, ту точку где он оказывается в состоянии выдержать ужасное напряжение меж противоположных сил. Это редкая способность ставит мисс Ханну в ряд наиболее влиятельных духов современности. Ее влияние выражалось не в событиях, про которые печатают газеты, но тайно для всей жизни человечества. Юнг заметил, что надежда того что мир сможет избежать разрушения, будет зависеть от тех из нас кто может выдержать напряжение противоречий внутри себя.

Ибо только таким образом можно смягчить поляризованный конфликт между политическим и социальным. Если бы мир населяли достаточно людей подобных Барбаре Ханна, кто сумел достичь такого ценного, но страшного равновесия, то мы были бы быть освобождены от апокалипсиса, нависшего над нами. Мы выражаем нашу вечную благодарность всем тем, кто смог совершить это, и конечно же глубокую признательность Барбаре Ханна.

Тесно связанные с ее целостностью были необычайные чувства нужности, которые побудили близкого друга заметить, что она мудрейший человек, которого он знал. Он подразумевал не то, что она была умной в интеллектуальном или академическом смыслах, но была мудрой сердцем. Ее мудрость выражалась в готовности признания той роли, которую играют чувства в ситуациях и отношениях. Чувства мисс Ханна были всегда откровенны и никогда не подавлялись. Они жили назначенной жизнью и если бы вы оказались рядом вы бы поняли. Она никого не боялась, ни полисменов, ни политиков, ни официозных руководителей, ни глав институтов. Ее чувства позволяли ей свободно и уверенно вести себя со всеми, кто встретился на ее пути. Чистота и незамутненность стала источником силы для всех нас, кто когда-либо был с ней рядом.

Барбара Ханна писала в «The Beyond»,что «задача жизни в том, чтобы подготовить себя к смерти, в создании отчужденности от конечного в пользу бесконечного». В свои последние годы, она показала нам необычайный пример готовности к смерти. Она стала отражением того «духа жизни», о котором пишет Юнг в конце своей статье »Psychotherapists or the Clergy»:

Дух жизни растет и даже перерастает свои ранние формы выражения, он свободно избирает людей, которые провозглашают и живут в нем. Этот дух жизни постоянно обновляется и преследует свои цели самыми многообразными и немыслимыми способами, на протяжении всего существования человечества. Имена и формы, которые даются людьми, измеряя его, ничтожны, они подобны сменяющимся листьям и цветам на стволе вечного древа.

Барбара Ханна была носителем этого «духа жизни». И поэтому она была, и обновиться в вечности. Она ушла в то запредельное, которое так интересовало ее, и где дух, оставивший такое множество следов соей реальности, сможет найти освобождение от креста мирской жизни, для него теперь конечное отделилось в пользу бесконечности.

Ничего до сих пор не было сказано о профессиональной жизни мисс Ханны. Она была одной из тех, кто обучался у К.Г.Юнга и которые видятся какими-то особенными аналитиками, число которых уменьшается с каждым годом.

Те из нас кто слишком поздно пришел, чтобы быть принятым или обученным самим Юнгом, до сих пор имеют возможность поработать с одним из его учеников или друзей.

На протяжении вот уже восьми лет Барбара Ханна была моим личным аналитиком и другом. Она работала вплоть до конца своих дней. Моя последняя встреча с ней состоялась две недели назад, и может быть была бы еще одна неделю назад, если бы она не покинула нас за день до этого.

Сегодня мы прощаемся с первоклассным аналитиком, любимым другом и замечательным человеком.

Барбара Ханах

Лекции и Эссе по психологии Юнга

Глава 1.

Некоторые аспекты индивидуации Юнга

Каждый год 6 июня проводится поминальная служба в честь Юнга в Институте К.Г.Юнга в Кюснахте, Швейцария. В это день показывают интервью с Юнгом, взятое Джоном Фрименом для передачи ВВС «Лицом к лицу», и читаются лекции по юнгианской психологии. Первым из этих лекторов была Барбара Ханна, прочитавшая лекцию 6 июня 1967 года, шесть лет спустя после смерти Юнга. Стоит отметить, что этот выбор не был случаен, так как она была одним из ближайших соратников Юнга.

Её тема особенно интересна, тем, что именно процесс индивидуации стал величайшим достижением в жизни самого Юнга.

В первой половине своей жизни, когда я еще занималась черчением и рисованием, я не могла заставить себя выбрать специализироваться в чем-то одном, хотя, по словам моих друзей это значительно бы улучшило мою технику. Было некое неуловимое качество, которое мне хотелось бы и начертить и нарисовать. Это качество проявлялось во многих других вещах: иногда в пейзаже, в корнях дерева, в цветах, а иногда даже в столь обыденных предметах как горшок или сковорода. Проявлялось также и в людях, но как я все больше и больше замечала, было не столь очевидно в тех, кто подвергся влиянию современной эпохи. Чаще всего я видела его в крестьянах, в туземцах Южной Африки, но наиболее ярким оно было в очень маленьких детях и почти у всех животных. Впервые я столкнулась, весьма неожиданно, с этим качеством, когда делала зарисовки крыльев бабочек в Южном Кенсингтонском музее в Лондоне.

Мне выдали образцы для зарисовок одного и того же вида, внешне выглядевшие совершенно одинаковыми, но вскоре я поняла, что только один или, максимум, два экземпляра из целой коллекции обладали тем самым качеством которое я искала.

Я не смогла бы выразить это качество. Когда меня спрашивали, отчего я столь избирательна в том что мне хочется или не хочется зарисовывать, я чувствовала затруднение ответить и что-то неуверенно бормотала о естественности или даже совершенстве образца, но я знала что последнее абсолютно не так. Все то время что я занималась зарисовкой, это качество находилось порой в поврежденных экземплярах и совершенно отсутствовало в других, бывших без малейшего изъяна.

Проанализировав, я придумала этому качеству название – целостность, что немедленно приобрело для меня смысл и стало центром бессознательного поиска вслепую. В январе 1929 года, через год или два до этого, у меня было первое интервью с доктором Юнгом. Я была поражена тем, подавляющим наличием этого качества, и подумала про себя: «Этот человек так же естественен, как и любой крестьянин и, тем не менее, у него самый замечательный ум я когда-либо встречала. Я не знаю, как такое сочетание стало возможным, на самом деле я всегда могла поклясться, что это невозможно».

Конечно, тогда я не знала еще, что доктор Юнг целенаправленно делает научное исследование, этого качества полной естественности или цельности, которую я слепо почувствовала при зарисовках в его оригинальной, бессознательной форме или, возможно, проецировала на определенные вещи, которые были «зацепкой» к приему этой проекции.

Как вы все знаете, Юнг продолжал свои исследования в этой области, он называл это качество целостности «процесс индивидуации». Впервые он обнаружил это в своем противостоянии с бессознательным, которое так ярко описано в «Воспоминаниях, Сновидениях и Размышлениях», а затем все больше и больше находил в своей работе с пациентами, но он по-прежнему чувствовал себя очень одиноким, в этой, казавшейся ему очень странной, сфере. На самом деле порой бывало даже хуже, чем странно, когда он осознал что подобное, он уже наблюдал в мечтах и фантазиях душевнобольного. Однажды он описал мне темное нигредо, через которое он прошел в то время и то неописуемое облегчение, когда он обнаружил те же образы и символы в произведениях старых гностиков. «Я чувствовал себя, — сказал он, — как если бы я вдруг обнаружил, круг друзей, который разделил со мной свой опыт и сочувствовал мне, и понимал всю ту сферу, где я был так одинок и изолирован.»

Гностическая мысль стала только первой областью, где Юнг нашел символы процесса индивидуации. Он узнавал все больше и больше, что если копнуть достаточно глубоко, то можно отыскать, что везде, где человек делал серьезные и настойчивые попытки найти смысл или конечную ценность человеческого существования, лежит основная архетипическая модель. Ее можно обнаружить в основах алхимии, каждой религии, в примитивных обрядах, в остатках древних исчезнувших цивилизаций во всем мире, и так до бесконечности. Или же мы можем рассмотреть несколько иначе и сказать, что это основа, архетипическая модель проецирует саму себя из бессознательного каждого человека, который стремится сформулировать впечатление Божественного или сокровенного своей собственной души.

Я хорошо помню свое волнение, найдя ту модель, лежащую в основе романа девятнадцатого века, которым давно восхищалась: «Грозовой перевал» Эмили Бронте. (Подобное можно найти во многих романах, Юнг называет такой тип интуитивным, то есть то, что написано бессознательно, а не изобретено сознанием автора. Но, как мы можем судить из ее стихов, Эмили Бронте имела необычайно хорошую связь с ее творческим духом и, соответственно с бессознательным, так что «Грозовой перевал» остается для меня на сегодняшний день наиболее полным примером, который я нашла до сих пор.). Я была ужасно перевозбуждена этим, что написала свою первую лекцию по Бронте для Психологического клуба в Цюрихе тридцать лет тому назад, и, в своем запале, я ошибочно, представила себе, что Эмили Бронте знала, что делает, что она сознательно описала процесс индивидуации!

Едва ли мне нужно рассказать вам, как возмущался доктор Юнг таким недоразумением, или, как я осознала свою ошибку. Весь конец моей первой лекции был построен на этой фатальном заблуждении, я была очень расстроена в то время, но, как и большинство подобных ошибок, в конце концов, это научило меня гораздо большему, чем, если бы просто обошла вокруг «ловушки». До сих пор живо помню его слова: «Нет такого понятия, как процесс индивидуации без индивидуального осознания жить сами по себе, это есть сам человек». Я пробормотала, что он говорил такое об алхимиках, а понимали ли они это или жить сами по себе? (Это было, прежде чем он понял, что несколько особо одаренных алхимиков, таких как Жерар Дорн, знали, что это было, по крайней мере, связано с ними самими, но это, конечно, никоим образом не изменяло случая с Эмили Бронте). «Нет, — ответил он,- но даже, то что я весьма превозношу алхимиков, они всего лишь описывали нечто совершенно бессознательное в себе, которое они действительно верили, что видят это в своих ретортах, и ваша писательница знала даже меньше, чем они, а что касается вашего упоминания мастера дзен в связи с ней (как, увы, я опрометчиво сделала!) это просто немыслимо, что вы можете быть такой глупой!

Оглядываясь назад, совсем не жалею, что я так глупо поступила, что меня первое время очень расстраивало. Постепенно становилось все более ясно — по-настоящему убедительной вещью, для меня были не книги и даже не чудесные семинары профессора Юнга, но сам Юнг. Он был живым доказательством его собственной психологии, на самом деле, он был психологией. Если бы это было не так, то он никогда бы не был, тем кем он был или действительно познал себя.

Важность самопознания, конечно, не начинается с Юнга. Насколько я знаю, Пифагор (6 век до н.э.) первым выразил это словами, и с тех пор, с течением времени это возрождалось мудрыми и дальновидными умами по всему миру. Возможно, одним из наиболее ярких описаний значение самопознания можно найти в трудах Ричарда де Сен-Виктор, шотландца и одного из самых известных ученых монахов Викторианского одена в двенадцатом столетии. В своей книге «Benjamin minor» он пишет:

Первая и основная задача разума, который стремится взойти на вершину знаний, должно познать себя. Эта вершина, означает познание себя полностью. Полное знание о разуме — великая и высокая гора. Оно выше, чем все пики мирских знаний, оно смотрит сверху на всю мудрость мира и на все знания в мире.

Ричард де Сен-Виктор продолжает, указывая на слабость философии в этом отношении:

Что же такого в этом нашли Аристотель, Платон и другое великое множество философов? Воистину и без сомнений, если бы они были в состоянии подняться на эту гору своим проницательным умом, их усилий хватило бы, чтобы найти себя, если бы они познали себя полностью, то они никогда бы не поклонялись идолам, они никогда бы не склонялись пред созданными вещами, они никогда бы не подняли головы против создателя. Здесь, в этом поиске, они терпят неудачу, и поэтому для них невозможно подняться на гору. «Человек возвышается в сокровенном и Бог будет возвышен.» (Пс. 63 [Вульгаты, 63, 7]). Учись концентрироваться, о человек, концентрируясь на самого себя, ты будешь возвышаться в сокровенном. Чем больше ты ежедневно упражняешься в самопознании, тем больше поднимаешься над самим собой. Тот, кто достигает идеального самопознания, уже достиг вершины горы.

Любой, кто знал Юнга, также поймет, что именно знание о себе сделало его таким, каким он был. Нет никаких «поддельных идолов» в его психологии; все это насквозь подлинно и моем опыте, по крайней мере, одна вещь, которая никогда не разочаровывал меня.

Ричард де Сен-Виктор восхваляет самопознание так высоко здесь не просто как познание эго, не только личную психологию, но когда цитирует отрывок, дает: «Человек возвысив себя в сокровенном и возвысится Бог.» В средневековом христианском языке, Ричард говорил то же, что и Юнг, почти семьсот лет спустя:

Как к этому само знание, это реально проникающего знания нашего собственного бытия, не делают ошибку, думая, что это значит видеть сквозь эго. Понимать эго – детская игра, но вот понять Самость это нечто совершенно иное. Реальная трудность заключается в признании неизвестного. Никто не должен оставаться в неведении о том, что он стремится к власти, что он хочет стать очень богатым, что он был бы тираном, если у него был шанс, что он ищет удовольствия, завидуют другим людям, и так далее. Каждый может знать такие вещи о нем или о себе, потому что они просто знание эго. Но знание Самости это нечто совсем иное, это означает знать о вещах, которые неизвестны.

Юнг преуспел в признании неизвестного в самом себе, заложив основу для всей его психологии. Я думаю, что Ричард де Сен-Виктор сказал бы, что он достиг «вершины горы», как те немногие, кто сделал это до него. Не стоит обвинять Ричарда в поклонении «холмам, вещей созданных» или «не склоненной головы пред Творцом», хоть он и не гнушается обвинять философов, даже Аристотеля и Платона. И тем более примечательно, если вспомнить, что Юнг вырос в последней четверти девятнадцатого века, когда весь дух эпохи все больше и больше становился материалистичным. Несмотря на свои большие заслуги в области личной психологии, Фрейд и Адлер поддались этой тенденции и не смогли выйти за пределы материального и личного. Наверняка должно было особенно трудно для Юнга плыть против течения того времени и никогда не «склоняться к холмам вещей, созданных». И, как вы знаете, дух времени был мертв по отношению к ценности личности, и все больше и больше шло растворении человека в массе. Даже в странах, где некоторые права по-прежнему оставались за человеком, весь самоанализ или интроспекция отклонялся как болезненный. Тем не менее, Юнг никогда не колебался и остался верен «восхождение на гору самопознания» всю свою жизнь и, таким образом, как Ричард говорит, не только увидел все премудрости и знания мира перед собой, но заглянул далеко за пределы, в вечность в нас или, говоря его собственным языком, в Самость.

Но восхождение на гору самопознания, и прежде всего получения четкого представления о Самости, всегда влечет за собой борьбу противоположностей. Это достаточно легко принять интеллектуально и говорить о таких противоположностях как добро и зло, как если бы они были темным и светлым, горячим и холодным, или любой другой природной парой противоположностей. Но Юнг был сыном священника, и я уверена, что вы все помните его описание агонии через которую он прошел, уже, будучи школьником, когда в день «солнцестояния», он думал о Боге, сидящим на золотом троне в синем небе над Базельским собором и вдруг ощутил «большую дыру в мыслях и чувство удушья» и знал, что додумать мысль до конца означало бы «совершение самых страшных грехов». Он не мог спать в течение двух ночей и дней, которые стали «пыткой», и это наглядно показывает нам животрепещущую проблему зла, даже тогда, для Юнга.

После агонии нерешительности, на третью ночь, он решил рискнуть довести мысль до конца, и позволить результату показать верно ли он понял волю., и вместо «ожидаемого проклятья», благодать и невыразимой блаженство сошло на него и заставило плакать «от счастья и благодарности».

Я напомнила вам об этом раннем опыте Юнга, хотя уверена, что вы уже знаете это, поскольку это как ничто другое показывает те мучительные проблемы, противоположности добра и зла в жизни Юнга. Семьдесят лет спустя в своей автобиографии, в главе «Поздняя Мысли», Юнг писал:

За светом следует тень, другая сторона Творца. Пик этой тенденции приходится на XX век. Ныне христианский мир воистину столкнулся со злом, с откровенной несправедливостью, тиранией, ложью, рабством и принуждением. В неприкрытой форме мы видим это в России, хотя родиной первого губительного пожара стала Германия, и это со всей неопровержимостью доказывает, свидетельствует о слабости позиций христианства в XX веке. Оказавшись лицом к лицу с этим злом, уже не спрячешься за эвфемизмом вроде privatio boni (первичность добра. — лат.). Зло стало определяющим в этом мире, от него уже невозможно отделаться иносказаниями. Наша задача — научиться избегать его, поскольку оно уже здесь, рядом с нами; а возможно ли это, удастся ли нам избежать еще большего зла, сказать пока трудно. В любом случае мы оказались перед необходимостью переориентировать свое сознание.

Когда каждый думает о состоянии мира и зла, как коллективной проблеме, то все еще не сможет понять, как с этим жить и выживать. Но, как Юнг подчеркивал снова и снова, то только в индивидуальности может быть решена любая важная проблема и в собственной индивидуальной психологии Юнга, конечно же, нашел способ жить с темной стороной себя и с Творцом. Однажды он сказал мне, что опыт Бога и Базельский собор был ориентиром всей его жизни. Он понял тогда, раз и навсегда, что Бог время от времени требует от нас зла, и то, что мы должны подчиниться, чего бы это нам не стоило. Делать добро или зло легко без усилий, в тот кайрос или нужный момент, на самом деле разрушительно, но делать зло сознательно, как считал Юнг, продуманная кощунственная мысль до конца может стать чисто творческий.

Я должна признаться, что мне потребовалось двадцать лет, чтобы понять, что Юнг сделал больше для меня своей темной стороной, чем его светом. До этого я потратила ужасно много времени, думая, что я бываю несправедливой, с глупой, детской ревностью и тому подобное. Затем произошло нечто, что утвердившее во мне все сомнения, и когда я поделилась этим с Юнгом, он ответил, что знает что это правда, но, что это еще очень болезненно для него. И привел пример Психологического клуба, где он еще вел лекции в те дни : «Очень часто я ловлю себя на том, что кому-то неприятен в Клубе, сказав что-то резкое или едва приветствуя. По дороге домой начинаю плохо себя чувствовать, зная, что я обидел, и что у них будут плохие выходные. И все же, когда этот человек приходит на анализ и я слышу их мечты, то считаю, что сказал именно то, что им было нужно, но причинил бы им больший вред, если бы был вежлив и мил».

Юнг, хотя и очень болезненно, жил с противоположностями в себя, но, как результат, они стали все больше и больше сближаться и потеряли свой абсолютный характер. Он также был всегда озабочен тем, что его ученики не должны просто копировать его, но познавать свои способы борьбы в данной проблеме. Когда ему жаловались, что институт не стал «мирной гаванью» для них, он часто отвечал:

«Вы думаете, я основал детский сад, где только доброжелательные отцы и хорошие матери, и где студенты даже не узнают, как поднести ложку к собственному рту? Нет, на самом деле, они должны встретиться со своими противоположностями в институте во время обучения и тогда, возможно, они будут в состоянии справиться с ними позднее, иначе бы не он даже отдаленный шанс для их».

Противоположности, конечно, должны сталкиваться друг с другом в институте, и это большое утешение для меня, во всяком случае, Юнг предвидел и даже хотел, чтобы это случалось в целях повышения сознания, как преподавателей, так и студентов. Но это будет возможным, только если помнить про кайрос и выяснить, какие противоположные нужны в нас в каждый момент времени. Если, с другой стороны, мы просто плывем по течению, позволяя то одной, то другой противоположности владеть нами, все может закончиться разрушительно. Но если, как Юнг, все мы страдаем в нашем выборе, то это закончится конструктивно и творчески, и намерения Юнга будут выполнены.

Прошло шесть лет сегодня, с тех пор как умер Юнг. Он говорит о себе в воспоминаниях:

Смерть действительно страшно жестока, нет смысла притворяться. Она жестока не только как физическое событие, но более как психическое: человек отрывается от нас, и остается только ледяная тишина смерти.

Это действительно так в большинстве случаев, и, насколько теплым было физическое присутствие Юнга. Что большинство из нас отдали бы за разговор в полчаса с ним в Зеештрассе или в Боллингене? Но я, во всяком случае, ощущаю этот ледяной барьер с Юнгом меньше, чем это было в большинство случаев смерти, которые повлияли на меня. Мне думается, это от того, что он по-прежнему появляется в снах многих людей, а иногда и в их активном воображении, почти так же, когда он был жив. Очень часто это дает нам почувствовать его присутствие рядом. Но, как он сам сказал в той же главе, мы не можем знать, является ли фигура, с которой мы контактируем, в таких случаях «тем самым умершим» или же это «психическая проекция». Лично для меня не так уж важно, потустороння ли эта сила или знание сновидца, сам Юнг это или архетип, который был в сознании человека, что теперь появляется в образе или говорит его голосом, важно присутствие, когда есть проблема. Во всяком случае, это еще один стимул сделать все возможное, чтобы оставаться на связи с бессознательным, с противоположностями. Как Юнг говорит:

Решающий вопрос для человека: является ли он связанным с чем-то бесконечном или нет? Это многозначный вопрос жизни. Только если мы знаем, что действительно важным является лишь бесконечное, мы сможем избежать фиксации наших интересов на тщетном.

В эти дни, нет таких газет где не писали бы о возможности войны в мире и мы не можем позволить себе игнорировать такие предупреждения. Связь с бессознательным является и остается нашей единственной надеждой найти способ, который может дать нам достаточно поддержки и мудрости, чтобы противостоять внешнему миру, не растеряться во внешних угрозах. Как многие из вас уже знают, Юнг даже зашел так далеко, чтобы сказать, что будет лучшим шансом не использовать атомную бомбу, если достаточное количество людей сможет выдержать борьбу противоположностей в себе. И такое отношение может даже, возможно, даст нам возможный утвердительный ответ на «многозначный вопрос» нашей жизни.

Пер. Анна Варина.