05.07.2016
0

Поделиться

Глава 7. Сёстры Бронте и современные женщины

Барбара Ханна

Анимус

Глава 7

Сёстры Бронте и современные женщины

Примечание редактора: в основе этой главы — лекции о семье Бронте, прочитанные Барбарой Ханной в 1951 и 1959 годах. Более подробную информацию о сёстрах Бронте можно найти в её книге «Striving Towards Wholeness» (New York: G. P. Putnam ‘s Sons, 1971; в 2001 году она была переиздана издательством «Chiron Publications»).

Любой материал о трёх сёстрах Бронте, который мне когда-либо приходилось читать, всегда начинался с извинений за внесение очередных добавлений к уже существующему огромному количеству исследований на эту тему. Но здесь, в Цюрихе, мне вряд ли из-за этого придётся чувствовать неловкость, так как, за пределами англоязычных стран об этих женщинах мало что известно. И всё же, это достаточно безрассудно с моей стороны, пытаться сказать что-то новое по этой действительно сложной теме. Чтобы мы лучше понимали, кто есть кто в семье Бронте, я кратко расскажу их историю.

Патрик Бранти (Brunty) родился в 1777 году в Эмдейле, Драмбалирони, графстве Даун, в Ирландии. Он был старшим из десятерых детей. Сначала его отдали в ученики к кузнецу, но, благодаря своей незаурядной способности к самообразованию, ему удалось попасть в университет. Это можно расценивать как невероятное достижение для молодого человека, чей отец был простым, низкооплачиваемым сельскохозяйственным работником. В октябре 1812 года в возрасте 25 лет Патрик был зачислен в Колледж святого Джона в Кембридже, где он и сменил фамилию Бранти на Бронте. Постоянные финансовые неурядицы не мешали ему быть первым студентом по части успеваемости. В апреле 1806 года он получил степень бакалавра гуманитарных наук, в 1807 — принял духовный сан в Англиканской церкви, где в его обязанности входило исполнять ряд полномочий викария, то есть священника. 29 декабря 1812 года Патрик Бронте женился на Марии Бренуэлл, которая родила ему шестерых детей. В 1820 году Патрик был назначен на должность постоянного викария в Хауорте, куда он и переехал вместе со всей семьёй. В этом же году его жена Мария заболела раком и умерла. Патрику было непросто в одиночку заботиться о детях, и он решает отправить Марию, Элизабет, Шарлотту и Эмили в школу для дочерей духовенства в Кован-Бридже. Жёсткий порядок, постоянный холод и плохая еда оказали на девочек своё пагубное влияние, в итоге их оттуда забрали. Вскоре после возвращения в Хауорт умерли Мария и Элизабет. Остальные четверо детей, ставшие писателями и поэтами, прожили до середины девятнадцатого века. В 1847 году Патрик активно участвовал в кампании за повышение уровня образования в приходе, а два года спустя выступал за улучшение водоснабжения. Его усилия не пропали даром, ещё при его жизни были улучшены санитарные условия, а образование стало более доступным для местных деревенских жителей. 30 октября 1859 года Патрик Бронте произнёс свою последнюю проповедь в хауортской церкви. Умер он 7 июня 1861 года, пережив жену и всех своих детей.

Его жена, Мария, родилась в 1783 году, она была восьмым ребёнком из одиннадцати детей Томаса Бренуэлла и Энн Карни из Пензанса, графства Корнуолл. Это была семья преуспевающих торговцев, владевшая большим количеством недвижимости в городе. Наряду с торговлей, члены семьи занимались политикой, Бенжамин, брат Марии, в 1909 году занимал пост мэра города. Бренуэллы и Карне были в числе главных прихожан Веслианской методистской церкви в Пензансе, Бренуэллы сыграли важную роль в строительстве первой официальной Веслианской церкви в городе в 1814 году. Мария была невысокого роста, неприметная, образованная, начитанная и остроумная женщина, выросшая в окружении благочестивых методистов.

Мисс Элизабетт Гаскелл, написавшая, уже ставшей классикой, биографию Шарлотты Бронте, даёт очень живое описание прихода Пензанс с его ведьмами, контрабандой, петушиными боями, домами с привидениями и тому подобными вещами. Но потом она с гордостью добавляет: «Но в самом семействе Бренуэллов напрочь отсутствовали жестокость и безнравственность». [1] Исследователи считают, что именно по этой причине Мария Бренуэлл нашла себе мужа, который обладал подобными качествами не в меньшей степени, чем она сама. К тому же, Патрик Бронте был пастором, а к этой профессии её предки-методисты отнеслись бы с одобрением.

С преподобным Патриком Бронте она познакомилась в 1812 году, и он с вполне определённой целью незамедлительно начал ухаживать за ней (молодой человек неоднократно проделывал путь в двадцать четыре мили туда и обратно, чтобы прогуляться вместе с Марией). Ко всему прочему, он был очень привлекательным мужчиной, так что ей было совсем не сложно забыть его простоватых ирландских предков с их диким нравом и хижинами из дёрна, не в меньшей степени этому способствовала географическая удалённость Ирландии от её родины. Повода раздумывать долго у молодой девушки не было. Она поехала навестить своего дядю в Йоркшире, где как раз по соседству Патрик служил викарием. В результате ухаживания перешли на завершающую стадию, и ещё до наступления нового года молодые люди поженились. В 1814 году на свет появилась первая дочь — Мария, а за ней в 1815 родилась Элизабет. В этом же году он был назначен на должность викария в Торнтоне, который находился около Бредфорда, где и увидели свет его следующие три дочери: Шарлотта (1816), Эмили (1818) и Энн (1820), а также его единственный сын Бренуэлл (1817). Мария очень легко заводила хорошие отношения с людьми, и все те, с кем семья Бронте общалась во время их жизни в Торнтоне, так и остались их друзьями на долгие годы. До наших дней дошла только одна работа, написанная Марией, не считая её переписки. Это брошюра «The Advantages of Poverty, In Religious Concerns» («Бедность ради религиозных убеждений»), которая так и не была никогда напечатана. Примерно через семь лет после женитьбы господин Бронте получил приход Хауорт в Йоркшире, который оставался под его началом в течение сорока лет. Через год после этого Мария заболела раком (предположительно матки), за этим последовали семь с половиной мучительных месяцев болезни, умерла она 15 сентября 1821 года. Дети Бронте выросли в Хауорте, где они по большей части и провели свои недолгие жизни. Это была маленькая, мрачная деревня, вокруг которой простирались йоркширские торфяники, где все они в конечном счёте и обрели вечный покой.

Больше всего читателей романов сестёр Бронте поражает их современность. Проблемы, которые они затрагивали в своих книгах, актуальны и по сей день. Тень грядущих событий предвосхищает их наступление. Но в этом случае эта тень проявилась слишком точно. Я долго размышляла над этим, а потом поняла, что в результате любопытного стечения обстоятельств, семья Бронте столкнулась с точно такими же проблемами, которые стали типичными для наших дней, при этом важно отметить, что жили они в жёстких рамках ранней викторианской эпохи.

Самый интересный факт, с моей точки зрения, состоит в том, что в семье было пятеро сестёр и один брат. Две старших сестры умерли ещё в детстве, так что, можно сказать, что получилось три к одному. Это достаточно распространённое явление, но зачастую окружающая среда компенсирует подобные вещи. Но у Бронте была совершенно другая ситуация, так как они вели замкнутый образ жизни. Мистер Бронте был чрезвычайно необщителен, и его прихожане по большей части отличались таким же складом характера. «Что у вас за пастор?», — как-то задал вопрос один человек жителю Йоркшира. «Нам действительно повезло с ним, — последовал ответ, — он всегда занят своими делами и никогда не обременяет себя заботами о наших». Да, свои дела мистер Бронте вёл безукоризненно, но внутри него шла постоянная борьба, с его складом характера ему было совсем не легко вести образ жизни сельского пастора. Он придумал для себя психологическую разрядку: выходить из задней двери дома и стрелять очередью из пистолета. Пожалуй, это обескуражило бы любого посетителя, если бы так случилось, что кто-то в этот момент зашёл бы к нему. Дети взрослели, и благодаря усилиям Шарлотты, которая была самой общительной в этой семье, их строгое уединение в определённой степени было нарушено. Но это не сильно изменило привычный уклад их жизни, так как количество окружавших их мужчин было ограничено, и все они преимущественно были викариями. Достаточно прочитать книгу Шарлотты Бронте «Шерли», чтобы понять, какого мнения были сёстры об этих викариях! [2] Во время редких выходов, также как и в родительских стенах, они неизменно оказывались по большей части в окружении женщин.

Графство Йоркшир всегда было местом сосредоточения производства, что справедливо и для наших дней. Наступление индустриального века с его ткацкими станками, вытеснившими ручной труд, произошло в Йоркшире гораздо раньше и в более серьёзных масштабах, чем в каких-либо других частях Англии. Знаменитые бунты и массовое уничтожение производственного оборудования развернулись ещё до времён Бронте. В 1811 году группа английских рабочих создала тайную организацию, чьей целью было разрушение чулочных станков и механических приспособлений, внедрение которых привело к резкому понижению зарплат и массовой безработице среди рабочих в Великобритании. В первый год беспорядков восставшие уничтожили более тысячи станков. Из Ноттингемшира движение распространилось до Ланкашира и Чешира, а позже достигло и Йоркшира. Для защиты оборудования властям пришлось использовать силу: к примеру, в Йоркшир для охраны станков было послано двенадцатитысячное войско. Шпионы правительства следили за всеми подозрительными людьми. В период между 1811 и 1817 годами многие лидеры восставших были посажены, расстреляны, повешены, обезглавлены или отправлены на кораблях в Австралию в принудительном порядке. На момент приезда в Йоркшир Бронте, условия жизни местного населения были очень тяжёлыми, зарабатывать на жизнь было крайне трудно. Именно эта проблема станет роковой для единственного сына Бронте — Бренуэлла. Его жизнь пришлась на времена, когда выжить могли только люди, умеющие приспосабливаться к нелёгким условиям, а Бренуэлл точно не входил в их число.

Именно на примере своего брата сёстры Бронте видели, как разыгрывается извечная фаустовская борьба добра и зла, которая завершилась роковой развязкой. В душе сына священника шло непрерывное сражение между духом отцовских предков, которые много пили и вели весьма фривольный образ жизни, и духом кротких, набожных методистов, доставшимся ему в наследство от матери. Будучи человеком безвольным, Бренуэлл метался от очередного безрассудного романа к самозабвенному погружению в омут пьянства и зависимости от опиума, что и привело его к смерти.

Не взирая на все предрассудки времени, в которое они жили, сёстры Бронте никогда не верили, что человечество может понять, что такое зло раз и навсегда или просто проигнорировать его существование. Именно эта проблема стала для них самой насущной, и каждая из сестёр доблестно сражалась с ней по-своему. У них также было вполне определённое отношение к роли женщины в обществе, в их книгах не часто можно встретить это викторианское «убегание в безоблачные небеса замужества». По их мнению, брак — это центр океана, он открыт всем ветрам, над ним властна любая погода. И они понимали, что незамужние женщины тоже должны уметь плавать по этому океану. Для женщин их времени было привычно оставаться в безопасной бухте, если под рукой нет мужчины, который бы управлял их лодкой. Но каждому человеку важно прожить свою жизнь во всей полноте и разнообразии, а обстоятельства могут быть самыми разными. И это, пожалуй, главная идея, которая красной нитью проходит через все произведения сестёр Бронте.

Нам, конечно, легко сказать, что им самим в своих личных жизнях не удавалось следовать этому принципу, но, на мой взгляд, это будет слишком поверхностным суждением. Насколько нам известно, их внешняя жизнь проистекала достаточно однообразно. Они совершили несколько не слишком настойчивых попыток зарабатывать себе на жизнь в качестве гувернанток. Эмили и Шарлотта в возрасте двадцати с небольшим лет провели некоторое время в пансионате «Heger» в Брюсселе, где они закончили школу и изучали французский и немецкий. По большей части их реальная жизнь проходила в стенах пасторского дома. Эмили, видимо, пришла к выводу, что бороться со своей судьбой — совершенно безнадёжная затея. Тогда как Шарлотта и Энн в течение нескольких лет доблестно сражались, пытаясь вырваться из своей клетки. А Эмили сосредоточилась на своём внутреннем мире, погружаясь в свой собственный мистицизм. В результате ей стали доступны гораздо более глубокие психические области, чем её сёстрам, так что с этой точки зрения её работы, пожалуй, самые интересные. У неё был необычайный, редкий дар — очень ярко и во всей полноте проживать самые банальные, повседневные события жизни. Она пекла самый мягкий хлеб во всём графстве, а её умение гладить вполне могло бы составить конкуренцию нашим современным прачечным. Благодаря этому качеству ей, отчасти, удалось избежать судьбы большинства мистиков, которые почти полностью погружаются внутрь себя, утрачивая контакт с реальным миром.

Эмили и Энн умерли от лёгочного туберкулёза, когда им было около тридцати лет. Шарлотта осталась одна со своим чрезвычайно эгоистичным отцом. Их крайняя нищета способствовала её погружению во внутренний мир, но нельзя сказать, что она действительно серьёзно увлеклась исследованием своей психики. Можно сказать, что связь с современностью, которую мы видим в книгах Энн и Шарлотты, обязана, в основном, внешним событиям их жизней. Сёстры оказались в мире, который, по-видимому, не очень-то в них нуждался. Они не вырастили детей и не стали любовницами. Их работодатели были чрезвычайно недовольны их услугами гувернанток. И, хотя они хотели организовать свою школу, желающих отправить своих детей на обучение к ним, не было. Они потратили годы в напрасных поисках издателей, и, когда это случилось наконец, их книги были встречены с холодным презрением и насмешками. Одной Шарлотте удалось прожить достаточно долго, чтобы жизнь повернулась к ней своей противоположной стороной. Она стала очень известной, но это не доставило ей такой уж радости, по правде сказать, она ненавидела свою популярность. В результате она совершила шаг, который считала для себя весьма маловероятным: в возрасте тридцати семи лет она вышла замуж за викария. [3] Всю жизнь её беспокоил повторяющийся сон, в котором она несла плачущего ребёнка и никак не могла его успокоить. Она шла по какой-то мрачной местности, которая напоминала ей боковой неф храма хауортской церкви, одержимая неистовым приступом жалости к маленькому созданию, безжизненно лежавшему у неё на руках. Ей казалось, что этот сон всегда предупреждал её об опасности. В связи с этим стоит отметить интересное совпадение: она умерла на ранней стадии своей первой беременности через девять месяцев после свадьбы.

Книги Энн не представляют ни малейшего интереса с точки зрения литературы. Несмотря на это, скучающая публика всё так же продолжает поглощать два её ужасно монотонных романа, которые печатают практически в каждой новой серии издания мировой классики.

Мэй Синклэр считает Энн Бронте образцом беспокойной, несчастной женщины, которую угораздило родиться в викторианскую эпоху, опередив своё время. [4] Энн застряла в пуританизме и была насквозь пропитана викторианской сентиментальностью. Но вместе с тем по своему духу её работы гораздо ближе двадцатому веку [5], чем произведения Шарлотты и Эмили. В «Незнакомке из Уайлдфелл-Холла» встречаются сцены, которые можно счесть чрезвычайно смелыми для тех лет, её книги заняли своё собственное место в литературе времён восстаний, которая последовала за викторианством.

Синклэр отмечает, что Энн удивительно ясно выражает свои мысли. Писатель, подобный Теккерею, воздержался бы от вынесения ультиматума миссис Хантингтон своему мужу. Звук от удара двери их спальни эхом откликается на протяжении всего романа Энн. В тот момент, когда Энн хлопнула дверью спальни миссис Хантингтон, она сделала это перед лицом всех существовавших норм поведения и морали. Мы можем очень ясно представить себе, как миссис Хантингтон спокойно сидит перед дверью с ощущением своей полной правоты, руки её сокрыты в складках платья, при этом она клянётся миссис Гранди, что не слышала никакого шума. Энн Бронте выступает против догм викторианской эпохи, против бесконечных наказаний, против клятвы послушания, которую даёт женщина, вступая в брак. Фактически она выражает протест брачным законам и традициям (ей может быть легче умереть, чем беспрекословно им подчиняться). Итак, в миссис Хантингтон мы узнаём образ одной из первых современных героинь, восставших против правил. [6]

Размышления Синклэр могут нам помочь увидеть некоторые взгляды Энн Бронте, которые вырвались наружу в этом романе помимо её воли. В своей, реальной жизни она не была бунтаркой, пожалуй, из трёх сестёр она была единственной женщиной, которая как нельзя лучше подходила для роли жены пастора. Казалось, что сама природа создала её именно для этого. Читая книги Бронте, может показаться, что Энн, в отличие от своих сестёр, всю свою юность провела в ожидании пришествия своего собственного викария. Она писала свои книги так, как будто понимала, что живёт во времена, когда в обществе нет достаточного количества священников, годных на роль «хороших мужей». Её книги могут показаться скучными, но они станут бесценной сокровищницей для тех, кому интересно узнать, отношение обычной женщины к окружающим её условиям.

Книги Шарлотты Бронте — это уже совершенно другая история. Они значительно превосходят работы Энн с точки зрения литературного стиля, а про «Джейн Эйр» можно сказать всё, что угодно, но вряд ли кому-то этот роман покажется скучным. Это бесспорный бестселлер, который твёрдо удерживает свои позиции уже на протяжении ста лет. Сама Шарлотта была просто шокирована тем, что свою популярность роман «Джейн Эйр» заслужил тем, что был воспринят публикой, как восхитительно неприличный.

Сюжет романа совершенно банален: между спокойной, неприметной восемнадцатилетней гувернанткой Джейн Эйр и её, пресыщенным жизнью, работодателем мистером Рочестером возникают любовные чувства. Но в этой истории есть момент, который делает её совершенно особенной: Джейн Эйр обладает силой видеть и принимать реальные события даже тогда, когда они противоречат её непоколебимым принципам и личным интересам. Мистер Рочестер был поражён именно этой её непоколебимостью, которая дала ему надежду и новую жизнь. К примеру, он мог рассказать ей о своей возлюбленной из оперы, а в ответ на это встречал понимание Джейн. И это не относилось к разряду женских уловок, девушка любила его и принимала таким, каким он был. Некоторые из диалогов этой пары можно, в действительности, назвать гениальными. Рочестер был проницательным человеком, он знал, что несмотря на её сочувствие, она не станет совершать поступки, противоречащие её принципам. Он скрыл тот факт, что у него уже была сумасшедшая, но очень даже ещё живая, жена, и выбрал двоеженство. Свадьба была остановлена в последний момент, и снова Джейн Эйр не осудила Рочестера и не стала его врагом. Она знает, что у неё есть свои ограничения, и она не пойдёт против своих представлений о том, что правильно, а что нет. Она смогла преодолеть свои чувства ради любви, и теперь она снова идёт до конца, но теперь уже из-за своих принципов. Когда я прочитала эту книгу в первый раз, Джейн показалась мне бесчеловечной формалисткой. Только по мере взросления мы можем оценить, какую она проявила силу и понимание происходившего. Подобная нравственность воспринимается как неуместная чёрствость, но какая же огромная сила сокрыта в ней. Джейн Эйр угрожал голод, и она рисковала потерять любимого мужчину.

Нас поражает та неподдельная искренность, с которой Шарлотта Бронте рисует своих героинь, особенно в сравнении с остальным содержанием её книг. Эти женщины не в состоянии просто взять и нарушить десять заповедей, они страдают от мучений из-за того, что вынуждены следовать правилам. Временами они благочестивы и внемлют проповедям, но в целом они следуют своему внутреннему ощущению, что правильно, а что нет, которое не подчиняется формальностям. Они знают, что внутри них живёт необузданное животное. И они бесспорно уверены в его праве на существование в человеке. Женщина говорит ему: «Мне очень жаль, что я вынуждена подавлять тебя, но посмотри, в каком мире мы живём и как нас воспитывали. Неужели мы можем вести себя иначе?» И действительно, что ещё остаётся делать женщинам в викторианскую эпоху, если они хотят уберечь себя от полного разрушения?

Признаю, что мне было не просто читать книги Шарлотты Бронте. Финал «Джейн Эйр», например, представляет собой своего рода торжество добродетели. Он мне показался совершенно необоснованным и вызвал у меня раздражение. Можно предположить, что Шарлотта, несмотря на незаурядный литературный талант, не очень хорошо понимала, что заложено в её творчестве, в отличие от своей сестры Энн. Но всё равно, я считаю, что как сознательно, так и неосознанно, она сделала чрезвычайно важный вклад в понимание проблем современной женщины. Её героини совершают искреннюю попытку примирить внутри себя женщину, обусловленную существующими нормами, со своей первобытной, страстной сестрой. Не стоит поддаваться обману викторианской морали, с помощью которой женщина пытается спрятать свою подлинную суть, так как столкновение с ней приводит её в замешательство.

Что касается Эмили, то в её творчестве эта тема кажется ещё более сложной, и вместе с тем более интересной. Эта женщина, склонная к мистике, с необычайно твёрдым характером, оставила нам один роман и сборник стихов. Своё последнее стихотворение «No Coward Soul Is Mine» [7] (можно перевести «Я не из робкого десятка»), она написала прямо перед своей смертью. Мне кажется, что оно представляет собой её поиск тайны жизни, в нём отражены существенно важные истины, которые постигали и другие искатели во все времена. «Изменять, выдерживать, растворять, создавать и возносить», — такие слова могли быть написаны старым алхимиком о философском камне.

Если в своих работах Эмили Бронте действительно затрагивает вопрос о камне, то задача перед нами стоит чрезвычайно сложная. Подобный процесс проистекает глубоко в самой основе книги, и его настолько же сложно извлечь, как и знаменитый корень мандрагоры. К тому же, верхний слой стратосферы наполнен блистательными возможностями, предоставляемыми анимусом.

Литературные достоинства такого выдающегося произведения, как «Грозовой перевал», переоценить сложно. По мнению ирландского поэта У. Б. Йейтса, это самый великий англоязычный роман. Я рада, что эти слова принадлежат мужчине, мне остаётся только добавить, что я не знаю другого английского романа, который смог бы составить конкуренцию этой работе. Отдельные моменты в «Грозовом перевале» напоминают мне картины Рембранта. Этот художник мог несколькими штрихами создать героя или пейзаж, которые оживают прямо на наших глазах. Эмили Бронте делает это при помощи нескольких слов. Я приведу вам пример наброска образа старого Джозефа, который был слугой на Перевале: «Он был, а скорее всего остаётся таковым и поныне, невероятно нудным, самодовольным фарисеем из всех, кто когда-либо рылся в Библии, дабы обрести спасение для себя и наслать проклятия на своих соседей».

Огромное достоинство этой книги заключается в том, что главное место отводится отношениям между людьми, вокруг них разворачиваются все остальные события. А наша лекция как раз посвящена именно этой теме.

Этот роман — длинный, слишком длинный и сложный по своей структуре, поэтому мне будет очень не просто представить вам его содержание в сжатом виде . Бесчисленные герои сбивают читателя с толку, а то, что их имена бывают похожими, а иногда и одними и теми же у разных людей, ещё сильнее запутывает ситуацию. Лично я пыталась преодолеть эту сложность при помощи вот этой таблицы. [8] Повествование идёт от имени мистера Локвуда, незнакомца, живущего на юге Англии, который по своей прихоти снял Мызу скворцов, огромное и одинокое поместье, расположенное на вересковых пустошах Йоркшира. Он отправляется навестить хозяина и описывает его дом следующим образом:

Грозовой Перевал — так именуется жилище мистера Хитклифа. Эпитет «грозовой» указывает на те атмосферные явления, от ярости которых дом, стоящий на юру, нисколько не защищен в непогоду. Впрочем, здесь, на высоте, должно быть, и во всякое время изрядно прохватывает ветром. О силе норда, овевающего взгорье, можно судить по низкому наклону малорослых елей подле дома и по череде чахлого терновника, который тянется ветвями все в одну сторону, словно выпрашивая милостыню у солнца. К счастью, архитектор был предусмотрителен и строил прочно: узкие окна ушли глубоко в стену, а углы защищены большими каменными выступами. [9]

(перевод фрагмента Вольпин Н.Д.)

Мистера Локвуда задержала на Перевале разразившаяся снежная буря, на глаза ему попались чьи-то старые дневники, он прочитал их и увидел себя во сне в центре странной драмы, участниками которой были жители Мыза скворцов и Грозового перевала. С первыми лучами восходящего солнца мистер Локвуд в ужасе убегает из этого неприветливого дома, испуганный натиском обрушившихся на него эмоций живых и мёртвых его обитателей. Но проведённый накануне вечер под снегопадом не проходит для него даром, и он заболевает. Далее, он долгое время страдает от тяжёлой болезни, и Нелли Дин, бывшая раньше няней, а теперь работающая на Мызе скворцов экономкой, рассказывает ему, что же здесь случилось много лет назад.

Книга состоит из двух частей, и, если мы проведём аналогию с алхимией, можно сказать, что Эмили совершает две попытки поместить историю в плавильный котёл и создать камень, другими словами достичь целостности человеческой личности.

Первая её попытка представляет собой рассказ о Кэтрин Эрншо из Грозового перевала. Её няня, Нелли Дин, говорит, что она была «взбалмошная, дурная девчонка», которая «всегда была до крайности возбуждена, а язык ее не знал угомона: она пела, смеялась и тормошила всякого, кто вел себя иначе». Но потом Нелли Дин добавляет:

Взбалмошная, дурная девчонка, но ни у кого на весь приход не было таких ясных глаз, такой милой улыбки, такой легкой ножки; и в конце концов, мне думается, она никому не желала зла. Если ей случалось довести вас до слез, она, бывало, не отойдет от вас и будет плакать сама, пока не принудит вас успокоиться — ей в утеху. [10]

(перевод фрагмента Вольпин Н.Д.)

В первой части в центре внимания находится Кэтрин, но есть и три других персонажа, которые вследствие своих отношений с ней, становятся также чрезвычайно значимыми фигурами. В этой таблице я подчеркнула их зелёным цветом, вместе с Кэтрин они составляют первую четверицу, то есть попытку достичь индивидуации.

По мере своего взросления, конфликт между отношениями Кэтрин и двух из этих людей, становится всё более явным. Первый из них — Хитклиф, брат, усыновлённый её отцом, подкидыш с тёмным прошлым, которого подобрал на улицах Ливерпуля старый мистер Эрншо, отец Кэтрин. И второй — Эдгар Линтон — порядочный, но очень слабый, изнеженный молодой человек, унаследовавший Мызу скворцов. Своей заботой о Хитклифе старый мистер Эрншо вызвал неистовую ревность своего никудышного сына Хиндли, родного брата Кэтрин. После смерти отца Хиндли отомстил приёмному брату, и низвёл Хиткилфа до уровня конюха. Кэтрин, несмотря на то, что она прекрасно знает, что ей не стоит этого делать, выходит замуж за Линтона. В день своей помолвки она признаётся Нелли Дин:

Если бы я попала в рай, Нелли, я была бы там бесконечно несчастна…Мне однажды снилось, что я в раю…рай, казалось, не был моим домом; и у меня разрывалось сердце — так мне хотелось заплакать. Я попросилась обратно на землю; и ангелы рассердились и сбросили меня прямо в заросли вереска на Грозовом Перевале; и там я проснулась, рыдая от радости…Для меня не дело выходить за Эдгара Линтона, как не дело для меня блаженствовать в раю; и если бы этот злой человек так не принизил бы Хитклифа, я бы и не помышляла о подобном браке. А теперь выйти за Хитклифа значило бы опуститься до него. Он никогда и не узнает, как я его люблю! И люблю не потому, что он красив, Нелли, а потому, что он больше я, чем я сама. Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя — одно; а душа Линтона так отлична от наших, как лунный луч от молнии или иней от огня…Моя любовь к Линтону, как листва в лесу: знаю, время изменит ее, как меняет зима деревья. Любовь моя к Хитклифу похожа на извечные каменные пласты в недрах земли. Она — источник, не дающий явного наслаждения, однако же необходимый. Нелли, я и есть Хитклиф! Он всегда, всегда в моих мыслях: не как радость и не как некто, за кого я радуюсь больше, чем за самое себя, — а как все мое существо». [11]

(перевод Вольпин Н.Д.)

В её словах нас поражает удивительная проницательность. Кэтрин признаётся, что Хитклиф, нищий подкидыш, чьи предки, возможно, были темнокожими, оказывается ей самым близким: «он больше является мной, чем я сама».

Но, несмотря на свою проницательность, тяжёлую болезнь, вызванную внезапным отъездом Хитклифа, который подслушал часть её бесед с Нелли Дин, она всё равно реализовывает свой замысел. Хитклиф после этого исчезает на три года, а когда он возвращается, Кэтрин уже становится миссис Линтон — хозяйкой Мызы скворцов.

Последовавшие события напрочь лишены признаков эпохи королевы Виктории. В них бушуют страсти и, автор делает попытку погрузиться в глубины человеческой натуры, которая одинакова на все времена. Фокус внимания писательницы сосредоточен на женской природе. У Кэтрин даже в мыслях нет, прекратить одни отношения из двух. Удивительно, что дочь священника смогла с таким реализмом написать эту часть романа. Сёстры Бронте жили во власти правил общества тех времён. Но, в то время, как Шарлотта и Энн всегда заботились и беспокоились о непорочности своих героинь, Эмили ни разу даже не упоминает об этом. Вместе со всем прочим, она швыряет все предрассудки в плавильный котёл.

Несмотря на то, что Кэтрин можно сравнить с титаном, она очень слаба, а температура нагрева слишком высока, так что, ей не вынести этого напряжения. Другими словами, Эмили изображает Кэтрин великодушной женщиной, обладающей мужскими чертами характера. В отличие от своей невестки Изабеллы Линтон, она никогда не вызывает жалость, не бывает труслива, завистлива или придирчива. Что касается Изабеллы, то ради Хитклифа она превращается в глупую, ненастоящую, школьницу schwarmerei [12], витающую в иллюзиях, которые Кэтрин стремиться развеять. Она совершенно искренно говорит:

Хитклиф — грубое создание, лишенное утонченности и культуры; пустошь, поросшая чертополохом и репейником. Я скорее выпущу эту канарейку в парк среди зимы, чем посоветую тебе отдать ему свое сердце. Поверь, дитя, только печальное непонимание его натуры, только оно позволило такой фантазии забрести в твою голову! Не воображай, моя милая, что под его суровой внешностью скрыты доброта и нежность, что он — простой селянин, этакий неотшлифованный алмаз, раковина, таящая жемчуг, — нет, он лютый, безжалостный человек, человек волчьего нрава. Я никогда не говорю ему: «Не трогай того или другого твоего врага, потому что будет жестоко и неблагородно причинить ему вред»; нет, я говорю: «Не тронь их, потому что я не желаю, чтоб их обижали». Он раздавит тебя, как воробьиное яйцо, Изабелла, если увидит в тебе обузу. Я знаю, он никогда не полюбит никого из Линтонов. Но он, возможно, не побрезгует жениться на твоих деньгах, взять тебя ради видов на будущее: жадность сделалась главным его пороком. Таким его рисую тебе я, а я его друг — настолько, что если бы он всерьез задумал тебя уловить, я, пожалуй, придержала бы язык и позволила тебе попасться в его ловушку…Изгони его из своих мыслей… Он — недоброй породы птица и тебе не чета». [13]

(перевод фрагмента Вольпин Н.Д.)

Но Изабелла не слышит её слов, и Кэтрин обращается к Хитклифу. Она запрещает ему жениться на Изабелле и говорит: «А теперь выбрось из головы эти мысли, ты слишком падок на соседское добро: не забывай, что добро этого соседа — моё добро». Она совершенно забыла, что именно она сначала позарилась на благосостояние Линтона, так что первое ограбление было совершено ею. Нелли Дин судит с позиций общества, она неоднократно сравнивает Хитклифа с дьяволом. Кэтрин осознаёт, насколько этот человек для неё важен, но, когда она проецирует на него образ грабителя, её осознанность затуманивается, и через несколько дней она сама уже отзывается о Хитклифе, как о Сатане. Как и следовало ожидать, после такой перемены в отношении к брату, она теряет своё влияние на него, а он в результате женится на состоянии и будущем наследстве Изабеллы.

Хитклиф презирает Изабеллу, он говорит Нелли Дин: «Так разве это не верх нелепости, не чистейший идиотизм, если такая жалкая рабыня, скудоумная самка, легавая сука возмечтала, что я могу ее полюбить?» [14] Он обращается с ней невероятно грубо, что видно из его слов: «Во мне нет жалости! Нет! Чем больше червь извивается, тем сильнее мне хочется его раздавить! Какой-то нравственный зуд. И я расчесываю язву тем упорней, чем сильнее становится боль».

Когда Кэтрин понимает, что Хитклиф не собирается прислушиваться к её мнению в отношении Изабеллы, а её слабый муж действительно захлопнет дверь их дома перед Хитклифом, она заболевает, это её способ убежать от ситуации. Она делает это нарочно, эта женщина совершенно искренна во всем. После сцены встречи с Хитклифом, которую я вряд ли возьмусь здесь привести, ибо это просто выше моих сил, она умирает во время родов, дав жизнь недоношенному ребёнку. История этой девочки — это вторая попытка Эмили Бронте собрать воедино расколотые части ради обретения целостности.

Что же случилось с первой четверицей? Почему она разбилась на части? Центр этой четверицы держался на понимании Кэтрин, насколько для неё важен Хитклиф: «он больше является мной, чем я сама». Мы можем сравнить его с подчинённой функцией, и пока Кэтрин упорно удерживала эту «самую презренную вещь», её сознание излучало магнетизм, который привлёк две вспомогательный функции: Эдгара Линтона и его сестру Изабеллу. Хитклиф, со своей страстной натурой, идеализировал Кэтрин, признавая, что все «они были полны глупого восхищения» ею, Нелли Дин сравнивала Кэтрин с кустом терновника, а двух Линтонов с кустами жимолости, которые обнимают терновник с двух сторон. Но когда Кэтрин позволила коллективному мнению затмить своё понимание ситуации, оно оказалось в бессознательном, и Изабелла Линтон, будучи тенью, немедленно взяла верх и отправилась за Хитклифом. В результате личные усилия сыграли на руку тени, что в действительности разрушило эту четверицу и первую попытку пройти процесс индивидуации.

Теперь мы перейдём ко второй попытке, то есть второй четверице, которая у меня подчёркнута красным цветом. Весьма интересный факт заключается в том, что героиню второй части книги также зовут Кэтрин, но с практической точки зрения это может внести сильную путаницу. Эту девушку называли Кэти, давайте я буду использовать это имя, чтобы мы отличали её от матери, нашей первой Кэтрин, с которой мы снова встречаемся в самом конце книги.

В последующих главах содержится описание детства Кэти Линтон в Мызе скворцов. С литературной точки зрения, это, пожалуй, самая слабая часть книги. Интересна же она тем, что мы видим, как писательница пыталась создать гораздо более женственное существо, чем Кэтрин. В Кэти сочетаются качества её матери и тёти Изабеллы. Это очень духовная, смелая и красивая девушка. Но, в отличие от своей матери, она часто проявляла трусость, была придирчива и вполне могла обмануть. Если она проявляла себя искренно, то это всегда служило её женским устремлениям.

По своей структуре «Грозовой перевал» представляет собой сеть взаимоотношений. Если посмотреть на это с точки зрения причин и следствий, то произошедшее может показаться случайным и необъяснимым, приведшим исключительно к бессмысленной жестокости, страданиям и смерти. Но финальная часть романа проливает свет на события. Завершение книги играет роль своего рода магнита, который соединяет вместе все нити повествования, и история становится ясной и наполненной смыслом.

Мы лучше начинаем понимать желание Хитклифа отомстить, если рассматриваем его с точки зрения причины и следствия. Ещё в юности он разрабатывает план, как завладеть имуществом своего угнетателя «брата» Хиндли Эрншо и богатством своего соперника Эдгара Линтона, став взрослым, он неизменно придерживался своего замысла. Думаю, что в таком кратком изложении не так важно подробно описывать возмездие, совершенное Хитклифом над Хиндли Эрншо. Достаточно сказать, что Кэти Линтон выросла, Хитклиф стал хозяином Грозового перевала, а в качестве мальчика на побегушках у него был Гэртон Эрншо, сын Хиндли. (И снова возмездие свершилось). Изабелла умерла, и её сын, Линтон Хитклиф, тоже переехал жить в Грозовой перевал.

Теперь, согласно планам Хитклифа, пришла очередь Эдгара Линтона получить то, что он заслужил. Ему бы не удалось воплотить в жизнь свой замысел, если бы он не совпадал бы со сценарием Кэти Линтон. Она снова сыграла ему на руку. В главах, где описана её юность, прекрасно изображено, как анимус завладевает нитями её женского сценаря и вплетает их в свои собственные планы. Он прекрасно знает свою цель, в то время, как намерения девушки пребывают в бессознательном, он следует установленной схеме, она же находится во власти идеалистических представлений.

Кэти испытывает романтическое влечение к болезненному Линтону Хитклифу. Это всего лишь неопределённая фантазия, но с помощью этой иллюзии складывается весь сюжет. Этот сюжет, как и большинство женских сценариев, базируется на архетипе союза противоположностей и рождения ребёнка. Я перестала удивляться книгам, в основе которых лежат подобные сюжеты, но было бы сложно найти более неподходящий крючок, чем Линтон Хитклиф. Сценарии Кэти и её матери различны. В случае Кэтрин мы видим тень, которая преследует определённую, реальную цель, а в этом случае, цель тени нереальна.

Кэти очень искренне и глубоко любит своего отца Эдгара Линтона. Он запретил ей ходить в Грозовой перевал или вступать в какие-либо отношения с Хитклифом и его сыном. Но Кэти не может противиться магнетической силе своего сценария: она обманывает отца. Кому-то может даже показаться, что она наносит ему смертельную рану, потому что хочет последовать за своим, так называемым, «романом». Таким образом, она помогает планам Хитклифа, потому что, если Кэти выйдет замуж за его смертельно больного сына, то всё имущество Линтонов достанется ему. Кэти не осознаёт сюжета, который направляет её, она переполнена благородными мыслями осчастливить несчастного больного, в результате чего попадает в ловушку, расставленную Хитклифом.

Мы видим, что Эмили Бронте во второй раз кидает свою историю в плавильный котёл, но Кэти на этот раз остаётся живой. Правда, только частично, так как её отец и муж умирают. Хитклиф свершил задуманное возмездие, а Кэти в результате оказалась его вдовствующей невесткой, узницей Перевала, и материально она также полностью зависит от него.

Воспоминания Кэти о последних моментах жизни её отца и мужа окрашены невероятной жестокостью Хитклифа. Она всем своим существом восстаёт против своей зависимости и заточения. Если бы она последовала по стопам своей матери, то она могла бы избежать подобной участи, выйдя замуж за богатого мистера Локвуда, который сейчас арендовал Мызу. Но, можно сказать, что она добровольно осталась в реторте, в которой медленно сгорели её ребячество и сопротивление, и она принимает свою невыносимую судьбу.

Ей двоюродный брат, Гэртон Эрншо, сын Хиндли, всё также живёт на Перевале и батрачит на Хитклифа. Разговаривая с Нелли Дин, Хитклиф говорит: «Гэртон — это золото, которым, как булыжником, мостят дорогу». Научившись принимать реальность, Кэти обнаруживает это золото за невежеством и хамством, которые раньше вызывали у неё такое отвращение. Она поставила себе цель образовать Гэртона, чтобы он занял подобающее ему место, освободившись от невежества. Но когда Хитклиф понял её план, он ей сказал: «Если я увижу, как ты занимаешься с Гэртоном Эрншо, я отправлю его просить милостыню. Так что, твоя любовь превратить его в бездомного нищего».

Прилагая обычные человеческие усилия, Кэти и Гэртон не могли одолеть Хитклифа. Но к ним нисходит божественная помощь, без которой, как говорят алхимики, Работа не может быть завершена. Когда двадцать лет назад умерла Кэтрин, Хитклиф в отчаянии сказал:

У меня лишь одна молитва — я ее постоянно твержу, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил, так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят порой по земле! Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… Сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О боже! Этому нет слов! Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без моей души! [15]

(перевод фрагмента Вольпин Н.Д.)

Эта молитва была услышана, Хитклиф всегда ощущает присутствие Кэтрин, и его не очень заботит материальный мир. Он говорит Нелли Дин:

Не жалкое ли это завершение, скажи?…Старые мои враги не смогли меня одолеть. Теперь бы впору выместить обиду на их детях. Это в моих силах, и никто не может помешать мне. Но что пользы в том? Мне не хочется наносить удар; не к чему утруждать себя и подымать руку. Послушать меня, так выходит, что я хлопотал все время только затем, чтобы в конце концов явить замечательное великодушие. Но это далеко не так: я просто утратил способность наслаждаться разрушением — а я слишком ленив, чтоб разрушать впустую. [16]

(перевод фрагмента Вольпин Н.Д.)

Что же здесь произошло? Почему Хитклиф больше не жаждет разрушения? Можно предположить, что Хиткиф — это не дьявол, а deus absconditus. [17] Он мучил не ради самих пыток, он разрушал для того, чтобы уничтожить то, что может быть разрушено и создать нечто нерушимое. «Кого Бог любит, того наказывает» (Евр. 12:6) Но когда Кэти принимает свою боль, у него исчезает мотив. Теперь Хитклиф выполнил свою задачу и может спокойно последовать за Кэтрин на тот свет.

Очевидно, что грех Кэтрин искуплен. Мы видели, как она позволила коллективному мнению одержать над ней верх. Но как относилась к Хитклифу Кэти? Он сам ей сказал: «Для тебя я был хуже, чем дьявол». Когда Кэти выходит замуж за Линтона, сына Хитклифа и Изабеллы, и переезжает жить в Грозовой перевал, Нелли Дин с ужасом говорит: «Кажется, что она приняла решение войти в свою новую семью, чтобы получить удовольствие от печали своих врагов». Это необычайно разумная позиция. Ведь лучший способ понять происходящее, это найти для него соответствующее место внутри себя. Она сохраняет это отношение, как мы увидим, дальше, в любви к Гэртону Эрншо. Гэртона вырастил Хитклиф, так что мальчик не привык задавать вопросов о своём положении. Кэти захотела открыть ему глаза. Можно сказать, что Гэртон воплощает образ Парсифаля, который находится за пределами противоположностей, это камень, который не знает, что он камень. Именно благодаря ему Кэти научилась видеть положительные качества Хитклифа.

А перед глазами Хитклифа всё яснее и яснее проявляется образ Кэтрин. Он уже забыл о еде, и в конце концов, он забыл, как дышать, он спешит через врата смерти на встречу с ней. После его смерти земли оказались во владении своих наследников, противоположности Кэтрин и Хитклиф объединились в загробном мире, в бессознательном, а Гэртон и Кэти — на земле, то есть, в сознании.

Этот процесс индивидуации, безусловно, проистекал в бессознательном Эмили Бронте, свитедельством чему являются следующий строфы из стиха Эмили Бронте «Мой Святой Дух»:

Так я стою в сиянии Небес

И зарево Адов сверкает подо мной

Мой дух испил стон демонов

И песни серафимов

Душа познала бездну и покой [18]

Мы видим, как противоположности разрывали её душу, разделяли её психику на части. Это происходило не в сознании, а в её личном бессознательном. Можно сделать вывод, что сама Эмили Бронте не подозревала о значимости той психологической работы, которую она проделала, когда писала «Грозовой перевал». История, скорее, была написана через неё, а не ею.

В завершение своего рассказа я хочу привести краткую выдержку из биографической заметки об Эмили Бронте, написанную её сестрой Шарлоттой. Из этих строк становится очевидным, что в случае, когда подобный процесс происходит совершенно неосознанно, то он хотя бы смутно всё равно проявляется в сознании личности:

Подробности её болезни очень ярко запечатлены в моей памяти. Но я не в силах писать об этом или рассказывать. Эмили не было свойственно растягивать время, когда она что-то делала. В этот раз она осталась верна своей привычке. Она слабела прямо на моих глазах. Она торопилась покинуть нас. Физически она становилась всё слабее, но её психическая сила возросла, при жизни она не была такой. День за днём я видела, как она встречает свои страдания, я смотрела на неё с мучительным изумлением и любовью. Ничего подобного мне ещё не приходилось видеть в жизни, и мне не с чем было это сравнить. Она была сильнее, чем мужчина, естественнее, чем ребёнок, её сущность была совершенно уникальна. [19]

Примечание

1. Элизабет Гаскелл «Жизнь Шарлотты Бронте, «The Life of Charlotte Bronte» (London: Smith, Elder and Co., 1857). Это первая биография, написанная одной великой романисткой викторианской эпохи, о другой. Гаскелл была подругой Шарлотты, её пригласили написать официальную биографию, чтобы рассказать правду о писательнице и почтить её память. Она встречалась с теми, кто знал Шарлотту лично, в поисках материала она очень много путешествовала по Англии и Бельгии. Биография написана на основе огромного количества писем, интервью и непосредственных наблюдений за жизнью Шарлотты, и представляет собой самую суть этой женщины, которая до этого момента была сокрыта от людей. Ред.]

2. [Действие «Ширли» разворачивается в Йоркшире в конце Наполеоновских войн и во времена восстания луддитов, причиной которых стало внедрение новых станков, которые вытеснили человеческий труд. Роман написан в стиле литературных произведений середины девятнадцатого века, который можно встретить у Дикенса и Дизраэли. В нём затрагиваются вопросы конфликта между социальными сословиями и необходимость предоставления достойных рабочих мест женщинам. Ред.]

3. [Преподобный Артур Белл Николлс в то время служил помощником священника у их отца в Хауорте. Ред.]

4. [Мэй Синклер, «Три сестры Бронте» («The Three Brontes»(London: Hutschinson, 1914). Мэй Синклер — это псевдоним Мэри Амелии Сент Клер (1862-1946), популярной английской писательницы. Она обрела известность благодаря своим коротким рассказам, стихам и паре десятков романов. Она была активной суфражисткой и членом Лиги писательниц-суфражисток. Помимо этого она занимала значительное место среди критиков современной поэзии и прозы, серьёзно интересовалась психоаналитическим подходом и психологическими исследованиями в целом. Ред.]

5. [Энн Бронте родилась в один год с королевой Викторией. Ред.]

6. В основном, к Энн Бронте относятся как к незначительному автору, по сравнению с её двумя сёстрами. Причина этого кроется ещё и в том, что Энн резко отличалась от своих сестёр — и как личность, и как писатель. Сдержанная, рассудительная, реалистическая манера автора «Агнес Грей» гораздо ближе к «Доводам рассудка» Джейн Остин, чем к «Джейн Эйр» Шарлотты. Педантичный реализм и социальная критика «Незнакомки из Уайлдфелл-Холла» не имеют ничего общего с романтизированной жестокостью «Грозового перевала» Эмили. Её старшие сёстры не разделяли религиозные взгляды Энн, отражённые в её романах и напрямую высказанные в стихотворениях.

7. Эмили Бронте, The Complete Poems (London: Penguin Books, 1992), p. 182.

8. Этой таблицы нет в записях.

9. Эмили Бронте «Грозовой перевал»

10. Там же

11. Там же

12. восторженность, льстивость

13. Бронте «Грозовой перевал»

14. В английском варианте: brach — сука, собака женского рода.

15. Бронте «Грозовой перевал»

16. Там же

17. [Deus absconditus – алхимический термин, означающий Бога, сокрытого в материи. Согласно греческой мифологии и алхимии, это божественный Нус, сошедший к Физис и потерявшийся в её объятиях. Подобные божественные проявления представлены в эллинистическом синкретизме. См. Работу К.Г. Юнга «Видения Зосимы» Ред.]

18. Бронте «The Complete Poems», («Собрание стихов»)

19. Бронте «Грозовой перевал»