07.01.2018
0

Поделиться

Глава 2. Coeur de Lion (Сердце Льва)

Джеймс Хиллман

Мыслить сердцем

Глава 2

Coeur de Lion (Сердце Льва)

        Первое из этих сердец приходит из фольклора, астрологии, символической медицины,  физиогномики. Сердце льва подобно солнцу: круглое, наполненное и целое. Классический символизм сердца это золото, король, красный свет, sol, сера, тепло. Оно блистает в центре нашего бытия и распространяется вовне, благородное, патерналистское, воодушевляющее.

        Фичино говорил, что природа сердца теплая и сухая и что тепло наилучшим образом соответствует вселенной. Мысль льва так согревает жизнь и находится в таком согласии с миром, что она едина с волей, проявляющей себя в мире, царствует на троне; она желтая как дневной свет, громкая, как рык, постоянная, как догма. Мысль проявляет себя как воля, настроение или как любовь, как витальность, как сила или воображение и не признает себя как мысль, поскольку она не рефлексивная рационализация, абстрагированная от жизни и интроспективная.

         Критичным для сердца льва является то, что оно верит, и оно верит в то, что оно не мыслит. Поэтому его мысль проявляется в мире как проекция, желание, озабоченность, миссия. Мышление и действие идут вместе. Это смелая мысль, которая ведет нас в битву, поскольку Марс едет на красном льве, а герои – Давид, Самсон, Геркулес, —  должны идти навстречу жажде мира деяний, бурлящей в их широких грудных клетках.

         Итак, первая фундаментальная характеристика coeur de lion это то, что мысль не проявляется как мысль, поскольку она эманирует как солнце в мире и остается непроявленной в этом согласии  с его движением.

         Вторая фундаментальная особенность сознания сердца была описана D.H. Lawrence в его символической психологии:

«В сердечном сплетении (plexus)… здесь, в центре груди мы обретаем великое солнце значения и бытия… Здесь только я осознаю великое откровение, что ты есть ты. Чудо больше не во мне, не в моем темном, центробежном, торжествующем эго. Чудо не со мной. Чудо находится вне меня… Я смотрю с удивлением, с нежностью, с радостной жаждой к тому, что вне меня, что превосходит меня…»(4)

 Крайнее отличие этого направления это движение вовне и за пределы, которое создает то, что Юнг называл «темным телом» («dark body») в ядре эго-сознания, его слепоту к себе. Поскольку это сердце не только не знает, что оно мыслит, но его мысль полностью сгущается (coagulate) в его объектификацию. В результате в целом его любовь и воля едины, оно и иное едины, оно и Бог едины, так что его видение космоса монистично, монархично (5) соответствует единому началу (arche), монотеистично; при этом сердце всегда цельно. Монархическая цельность сердца характеризуется его типичной психопатологией, психопатологией интенсивности: сердечный ритм, систола и диастола, усиливается, становится существенно сингулярным, односторонним, его проявления либо маниакально-депрессивны, либо щедры  или эгоистичны, либо агрессивны или ленивы.

        Таким образом, задачей сознания для  coeur de lion является принятие архетипической конструкции его мысли, того, что его действия, желания и страстные верования – все являются воображениями, порождениями himma – и то, что оно испытывает как жизнь, любовь и мир, есть его собственный enthymesis, представленный вовне как макрокосм.

          Алхимическая психология прекрасно конденсирует обе характерные черты сердца льва – конформность его мысли и его объектификацию в алхимической субстанции серы (6), в принципе горения («combustibility») (7), magna flamma. «Где нужно искать серу?»- спрашивает Крамер, английский бенедиктинец 14-го века. «Во всех субстанциях, все вещи в мире – металлы, растения, деревья, животные, камни, — являются ее рудой» (8). Все, что внезапно озаряется, вызывает нашу радость, блистает красотой —  каждый куст пламенеет Богом: это алхимическая сера, пламенеющее лицо мира, его флогистон, ореол желания, enthymesis повсюду. Полнота добродетели, которую мы пытаемся достичь как потребители, есть активный образ в каждой вещи, активное воображение anima mundi, которое воспламеняет сердце и провоцирует его. Одновременно с тем, что сера загорается (conflagrates), она также сгущается (coagulates); это то, что склеивает, гуммиарабик, клей,  соединитель, клейкость соединения (9). Сера воплощает желание сердца в то мгновение, когда thymos восторгается. Горение (conflagration) и  сгущение (coagulation) происходит одновременно. Желание и его объект становятся неразличимыми. То, что я сжигаю, привязывает меня к нему; я запачкан грязью моего желания, пленен моим собственным энтузиазмом и таким образом нахожусь в изгнании от моего сердца в тот самый момент, когда кажется, что я наиболее владею им. Мы теряем нашу душу в момент, когда мы ее обретаем: «Милая Елена, — говорит Фауст Марло, —  сделай меня бессмертным своим поцелуем. Её губы высосали прочь мою душу, смотри, где она витает!» Поэтому Гераклит должен был противопоставить thymos и psyche: «То, что thymos желает, он приобретает за счет души» (D.-K.: 85)*

       Психология теперь называет эту любовь в сердце льва компульсивной проекцией. Алхимический фундамент такого рода проекции – непосредственное присутствие серы в сердце, которое не признает его как воображаемый орган. Объективная himma воплощается в объекты этого желания. Воображение отбрасывается вовне, впереди себя. Таким образом, задача состоит не столько в том, чтобы вернуть эти виды проекций (кто возьмет их назад и куда их поместить?), сколько в том, чтобы последовать за проекцией (10), регенерируя её как воображение, таким образом признавая, что himma требует, чтобы образы всегда ощущались как независимые от чувств фигуры (11). Существуют разные виды проекций, это не унитарный механизм. Проекция сердца требует соответствующего львиного образа сознания: гордости, щедрости, храбрости. Желать и видеть посредством желания — это храбрость, которую требует сердце.

         Как говорит Юнг:  «Сера представляет собой активную субстанцию солнца…, мотивирующий фактор в сознании; с одной стороны, это воля, с другой стороны, принуждение (compulsion)» (12). 

*Примечание переводчика. Принятый русский перевод фрагмента: «С сердцем бороться тяжело, ибо чего оно хочет, то покупает ценой души (= «жизни»)». «Фрагменты ранних греческих философов», Наука, 1989.

Принуждение становится волей посредством храбрости; операции над серой выполняются в сердце. Мы вернемся к этим операциям во второй части. Пока достаточно признать компульсивную проекцию как необходимую активность серы, как способ, которым это сердце мыслит, где мысль и желание едины.

        Унитарная цельная мысль этого сердца представляет психологию с животным (animal) способом рефлексии. Эта рефлексия, в которой воображение и перцепция, мышление и чувство, самость и мир едины, — это не поворот назад, следование за событием и прочь от него. Вместо этого рефлексия осуществляется осознанием его блеска и яркости, игрой его огней скорее, чем светом сознания, который я привношу; каждая вещь мгновенно отражает его образ в ностальгирующем сердце – ментальная рефлексия редуцирует к животному рефлексу.

        Животное сердце непосредственно направляет, чувствует и отвечает как унитарное целое. Цельность в акте присутствует как качество акта. Такое сердце мы находим разработанным у Аристотеля, который описал его как самую горячую часть тела (493 а 3, 743 b 27, 744 b 29) и центральный источник нашей крови и нашего органического тепла (667 b 17, 665 b 32, 766 b 1). Оно чувствует и реагирует непосредственно, поскольку органы, которые ощущают мир, обращаются к сердцу (781 a 21, 647 a 25ff, 703 b 24, 743 b 26), в особенности вкус (13) и осязание обеспечивают эту непосредственную связь сердца с миром.

        Формулировка Аристотеля coeur de lion в его психологии восприятия сравнима с определением Парацельса. Оба полагают, что сердце микрокосма в нашей груди является местом воображаемого, которое воображение связывает с макрокосмическим сердцем мира – солнцем. Животное сердце здесь становится животным солнцем там, в одушевленном мире (14). Мир – это место живых образов, и наши сердца являются органами, которые говорят нам об этом.      

       Если сердце это место образов, то инфарктное сердце является  засоренным сердцем ( farctus – засоренный, забитый, заполненный,

ожиревший), сердцем, забитым продуктами своего воображения. Оно забито (засорено) своими собственными серными богатствами, которые не участвуют в циркуляции. Либо они были ограничены сужениями, и у них не было прохода, либо они рассматривались как буквальные действия в миру (actions-in-the-world), вместо того, чтобы быть воображением сердца, принадлежать к внутренней циркуляции. Этот самый буквализм серы сердца возвращается в самих теориях сердечных болезней, где жир, сужающий циркуляцию (действие в миру, тип А персональности) вновь появляется как объяснение. Эти объяснения свидетельствуют, что нас атакует наш собственный лев в груди, наше сердце наполнено himma, чья «magna flamma» утверждает, что enthymesis никогда не прекращается, что каждое биение сердца терзает нашу жизнь, и излечение возможно только, если начать мыслить сердцем.

С с ы л к и

(4) D.H.Lawrence, Fantasia of the Uncouscions (London: Heinemann, Phoenix, 1961)  стр. 33.

(5) Ph. Wolff, Die Gekronten (Stuttgart: Kiett, 1958), стр. 182, отмечено, что геральдический лев всегда один. Только один лев, также как один король.

(6) Цитируется по CW 14: стр. 134-53 прекрасная подборка алхимических высказываний о сере. Юнг отмечает ее связь с Венерой (стр. 139), также Titus Burckhardt (Alchemy. London: Stuart and Watkins, 1967, стр. 140) отмечает ее связь с анимой или космической витальностью вселенной, ощущаемой как жар сердца. В серном «принуждении» («compulsion») и «недостатке свободы» (Юнг, стр. 151-52) находится, как я полагаю, проблема плененного воображения (в смысле Корбена), делающего необходимыми те операции на сердце (отбеливание серы), которые обсуждаются ниже во 2-ой части.

         Работы Юнга цитируются по Collected Works of C.G.Jung, Bollingen Series (Princeton: Princeton Univ. Press and London: Routledge & Kegan Paul) = CW;

Memories, Dreams, Reflections, записанные и отредактированные Aniela Jaffe (NY: Vintage Books, 1961) =  MDR

 (7) John Read, Through Alchemy to Chemistry (London; Bell, 1957), стр. 18

(8) «New Chemical Light» в Hermetic Museum (London: Stuart and Watkins, 1953), II; 154.

(9) Цитируется по: Парацельс, The Hermetic and Alchemical Writings, пер. A.E.Waite (NY: University Books, 1967), I: 127. О некоторых других атрибутах серы – «тучность земли», её «очень сильное действие», «огненная природа», «клей» («gum») и «тотальная дымчатость» см.  Libellus de Alchimia (приписывается Albertus Magnus),  пер. Virginia Heins (Berkeley: University of California Press, 1958), стр. 22

(10) Я заимствовал эту мысль из Wolfgang Giegerich, “Der Sprung nuch dem Wurt – Uber das Einholen der Projektion und den Ursprung  der Psychologie”, Gorgo I (1979): 49-71.

(11) Ceра, согласно Парацельсу (I:245), «создает тело, субстанцию и строение» для воображения алхимии. «Тело, которое соответствует тому, что взято у серы». «Тело, конечно, имеет много значений, зависящих от алхимика и контекста операций, но здесь я беру тело, подразумевая soma в древнегреческом смысле, как то, что мы называем теперь «физической персоной» (Hirzel, ссылка 27 ниже)

(12) CW 14: стр.151.

(13) Сера ответственна на «вкусы и запахи металлов» Albertus Magnus, Book of Minerals, пер.Dorothy Wyckoff (Oxford: Clarendon, 1967),стр. 194-95.

(14) Цитируется по Allen G.Debus, The English Paracelsians (London: Oldbourne, 1965), стр. 113-16 о солнце Флуда (Fludd) как «сердце неба» и сердце, как солнце тела, соединенных посредством «воздуха», и о циркуляции обоих в макрокосме и микрокосме крови.