Герхард Адлер
Живой символ
Глава III
Сновидение о Стержне
Первые беседы были направлены, главным образом, на то, чтобы получить известную сознанию пациентки подноготную и историю, как уже было сказано на предыдущих страницах. (Другие соответствующие детали будут сказаны тогда и там, где они окажутся важными в контексте анализа.) Эти первые беседы дали больше сведений об эмоциональном состоянии пациентки и о контексте ее клаустрофобии.
Было упомянуто о первой тяжелой атаке, произошедшей с ней в возрасте сорока четырех лет. Хотя, ничего больше нельзя было открыть касательно этиологии этой конкретной атаки, все же был один особенный случай, связанный с ней, который очень глубоко потряс разум пациентки. Это было сновидение[1], которое посетило ее, когда она сидя ночью на ступенях гостиницы, провалилась в тревожный сон.
(1): 1936
Во сне она увидела овальный клочок темноты, который неясно затушевывал стержень, сделанный из желтовато-белого металла; на одном его конце была изображена монограмма цифр 1 2 4.
P (1): 1936
Не было никаких сомнений о цифрах и их порядке; стержень просто лежал там без движения, и во сне не было других объектов или людей. В то время она нарисовала его. (см. фронтиспис)[2].
Это сновидение[3] сыграло решающую роль в ее жизни. Она чувствовала, что оно настолько не было связано ни с чем из ее сознательной жизни, что она думала, что вскоре забудет его начисто, если бы не случайное стечение обстоятельств, в результате которого, среди группы людей, остановившихся в горном отеле той ночью, оказался человек, который некоторое время интересовался психологией Юнга, и следовательно, которому, как она считала, она могла рассказать свое сновидение.[4] Он, казалось, был достаточно впечатлен услышанным, и хотя, не мог рассказать ей ничего о его значении, воодушевил ее на прочтение книг Юнга. Несмотря на то, что она не нашла никакого определенного толкования своему сновидению в текстах Юнга, она чувствовала, тем не менее, что это было очень важно,[5] и что только в психологии Юнга есть возможность найти ему объяснение. Поэтому, как только, она решила начать анализ, она решительно выбрала юнгианского психоаналитика.
Следовательно, неудивительно, что она больше всего беспокоилась о том, чтобы упомянуть этот конкретный сон, хоть он и посетил ее несколько лет назад. На следующих страницах будет дано более обширное обсуждение сна, чем в действительности имело место: в наших беседах были затронуты только некоторые скудные подробности.[6] Это было частично обусловлено аналитической ситуацией: было бы не слишком мудрым, пускаться в детали интерпретации сразу же в начале терапии, частично поскольку, как мы сейчас увидим, сновидение содержало в себе поразительно богатый символизм. Отчасти, однако, это было обусловлено другим фактом: было практически невозможно иметь на тот момент достаточно полное представление о значении и ответвлениях символизма данного сна. Поэтому то, что будет дано на следующих страницах, основывается на великом множестве знаний, полученных из настоящего аналитического процесса. Станет понятно, что этот сон, представляющий, с одной стороны, очень сгущенную этиологию ее невроза, а с другой стороны, в равной степени сгущенное его решение в символической форме, родился в результате наиболее мучительного опыта, который она когда-либо испытывала в своей жизни.
Значение сна стало тотчас очевидным при ее спонтанных ассоциациях на образ “стержня”: он давал ей одновременно представления о “ключе” и о “магическом жезле”. Связь между ними двумя понятна: она чувствовала, что во сне ее бессознательное сформулировало проблему и направление, в котором следует искать решение. Таким образом, оно дало ей “ключ” к проблеме и вместе с ним обещание помощи. “Магический жезл” передает “волшебную” силу бессознательного, которое таким образом показало себя, не просто “иррационально” и враждебно, как казалось в случае ее симптома и в “Черном Видении”, но и наполненным перспективной и конструктивной энергией. Ее ассоциация к этому сну характерна: она ассоциировала с ним флагшток с Лабарумом. Лабарум — это штандарт, который был явлен Императору Константину в видении (за которым следовало сновидение) со словами “In hoc signo vinces”[7] (“Под этим знаком ты победишь”). Он состоял из длинного копья и короткого поперечного бруска ближе к его концу (таким образом, формируя крест), и был увенчан монограммой Христа (☧).
На место этого религиозного символа бессознательное пациентки поместило ее собственную “монограмму”: конфигурацию чисел “1 2 4”, потому что, они образовывали наиболее поразительную особенность ее индивидуального лабарума, значение этих чисел и их комбинации следует обдумать гораздо подробнее. Вначале имеется значительная подстановка чисел вместо ☧, которая происходит на наконечнике лабарума. Это ставит особый акцент на символизме чисел как таковых. Вообще говоря, числа играют важную роль в мифологии и в материале бессознательного, роль основанную на их архетипическом значении. Числа являются “аспектом физической действительности, так же как и психически воображаемого”;[8] они одновременно количественные и качественные и “следовательно таинственные, где-то на полпути между мифом и реальностью”; они “могут быть проводниками для психических процессов в бессознательном”.[9] Принадлежащее двум мирам настоящему и воображаемому, число — это мост, “великий посредник” между ними.[10] В этом смысле, число означает объединяющий символ, который находит свое высшее выражение в символизме самости.[11] Таким образом, тот факт, что высший религиозный символ лабарума заменяется символическими числами, указывает на необходимость и важность союза противоположностей в всеобъемлющей психической полноте. Они имеют нуминозное качество, благодаря которому сновидец вступает в контакт с совершенно новым миром трансперсонального бессознательного, миром архетипов.
Помимо общей символики чисел как таковых, их конкретная комбинация здесь, как будет показано, является весьма значимой сама по себе. Более того, здесь есть поразительная последовательность из трех чисел с очевидным пропуском числа 3, что должно само по себе обсуждаться как проблема с символическим содержанием. Первая интерпретация покажет формальное содержание символизма, вторая покажет динамическое значение этого символизма для индивидуальной ситуации пациентки. Что касается последовательности «1 2 4», она представляет собой развитие символа мандалы[12], и психической целостности. Номер 1 представляет собой исходную, неразделенную, предсознательную целостность; 2 — разделение этой предсознательной целостности на две полярности, производящее две противоположности, неизбежный результат вхождения предсознательной целостности в сознание.[13] И дальнейшее разделение, соответствующее синтезу, вытекающему из тезиса и антитезиса, создало бы четыре части круга, а вместе с ним и его центр, обозначающие мандалу: ⃝ ⦶ ⊕. Таким образом, последовательность трех чисел 1 2 4 будет представлять естественный рост, «формулу» мандалы.[14] Центральным смыслом мандалы является символ единства психики и ее совокупности, которая часто, как и в нашем случае, представляется как компенсация сознательной ситуации, характеризующейся явно неразрешимыми конфликтами и последующей диссоциацией. Другими словами, мандала как символ психической целостности самого себя, появляется в компенсационном процессе, если психический баланс настолько нарушен, что человек потерялся в хаотической ситуации, к которой он не может найти ответ сознательными средствами. Благодаря такой приостановке сознательной деятельности бессознательное становится активированным и производит в автономном процессе свой собственный потенциальный ответ в том, что он делает упор на новый центр личности. Доминирующим фактором уже не является эго, центр сознательного разума, которое показало свое бессилие справиться с конфликтом, но самость. Бессознательное создает содержание, которое привлекает либидо к нему как к потенциальному источнику будущего прогресса и интеграции. Это содержание может быть выражено только в символе, поскольку самость представляет собой нуминозную полноту, превосходящую царство сознательной психики. Символизируя совокупность сознательной и бессознательной психики, это «пограничная концепция»[15], поскольку содержания бессознательного по определению не могут быть известны, хотя они постоянно проявляются из-за их появления в сознании. Это означает, что пациентке, в момент крайнего стресса и беспомощности, «нигредо»[16], бессознательное показало совершенно иной подход к ее проблемам. Вместо ее сознательной воли и ее «сознания эго», новое «сознание», основанное на бессознательном[17] и включающее его, было «предложено»[18] ей в символе мандалы психической целостности. Из этого можно сделать вывод, что проблема пациентки была связана с гипертрофией сознательного разума, ее сознания эго и с пренебрежением или активным сопротивлением царству бессознательного. Необходимость принятия целостности подчеркивается символической прогрессией чисел. В ней сформулирован динамический процесс интеграции. «Ключ» откроет ей дорогу; это будет ее «магический жезл», с которым можно будет выявить секрет ее кризиса и найти решение. Это становится еще более очевидным, когда мы рассматриваем конфигурацию чисел с другого ракурса — поразительного упущения числа 3. Хорошо известно, что четные числа имеют «женское» значение, а нечетные — «мужское».[19] Число 4, в частности, означает женский, инстинктивный, материнский принцип, тогда как 3 означает мужское, духовное, отцовское.[20] Женское значение четных чисел включает символизм «земли» и «области под землей»[21], иными словами, бессознательное. Здесь мы имеем объяснение упущения числа 3[22] и почти навязчивого появления числа 4. Последнее указывает на необходимость заново открыть символическую «землю» и установить с ней связь. Указывает на необходимость уйти от акцента на мужскую, патриархальную троицу; и тот факт, что за 2[23] следует 4, указывает на необходимость вернуться к утраченной или, по крайней мере, сильно запущенной матриархальной четверичности.[24] Даже, если бы мы не знали из истории пациентки, что ее отношения с матерью были проблематичными (так, что ее женственная сторона неизбежно была затронута), конкретный числовой символизм сновидения сделал бы этот момент совершенно ясным. В этом мы находим отвращение от бессознательного отождествления с патриархальным миром «логоса» в пользу матриархального мира «эроса».[25] (Мы вернемся к этой проблеме логоса / эроса при обсуждении отношений пациентки с ее родителями.)
Этот мир эроса характеризуется чувством естественного порядка и инстинктивной связанности. Отсутствие такого образца порядка и связанности явно проявляло себя в невротическом состоянии пациентки. С другой стороны, ее невроз был последним ресурсом психики, которая пыталась заставить ее изменить одностороннее репрессивное отношение на более полное. Показательно двойное значение «стержня». С одной стороны, стержень является орудием наказания. С другой стороны, это был магический жезл, ключ или символически говоря, творческий фаллос. Оба аспекта объединены в симптоме. Этот двойной аспект также выражается в том, что наша пациентка увидела лабарум, заключенный в пятно черноты: внутри нигредо, обозначая темное чрево целостности и «философское яйцо», из которого «освободившаяся душа восстанет».[26] Также было бы ясно, почему ее атаки клаустрофобии произошли исключительно в горах:[27] высота со всем ее символическим значением «дух», «тонкий воздух» и «свет» мужской позиции по сравнению с «земным» женской позиции. К этому контексту относится и ее чувство изоляции, выраженное в ее фантазии о «Пустыне», образ духовного и морального одиночества. Опять же, картина показывает синтез женской темноты и мужской яркости, чрева и фаллоса. Это подчеркивает объединяющий характер решения, которое может быть найдено.
В то же время она описала, как ее клаустрофобия «постепенно приобретала менее физическую и более ментальную форму» как «острое беспокойство и непостижимое наитие о природе мира, о котором можно сказать только то, что там была тьма и пустота и никакой возможности установить с ней какие-либо отношения». В этих словах отсутствие ее связанности и ориентации становится очевидным.
Это согласуется с определением Юнга для функции чувства. Он говорит: «Чувство — это прежде всего процесс, который происходит между эго и данным содержанием, более того, оно придает содержанию определенную ценность в смысле принятия или отвержения (‘нравится’ или ‘не нравится’)….» «Чувство — это своего рода суждение … связанное с установлением субъективного критерия принятия или отвержения» «Характер оценки чувства можно сравнить с интеллектуальной апперцепцией как апперцепцией ценности».[28] Чувство ориентации и связанности, присущее чувствующему типу, было именно тем, чего пациентке недоставало больше всего. Мы можем сказать, что биение жизни притеснялось внутри нее, потому что у нее не было достаточных инстинктивных критериев для выбора. В ней существовала «пустыня», несмотря на ее активную жизнь, которая каким-то образом переполняла ее своим разнообразием, потому что отсутствовал какой-то важный интегративный фактор. Это хорошо выражено клаустрофобным симптомом: страх изоляции, быть загнанным в слишком тесные рамки, разрыва коммуникации, быть отрезанным от потока жизни.
Следует учитывать еще один фактор: до первого проявления клаустрофобии — примерно в возрасте тридцати пяти лет — пациентка не проявляла выраженного невротического симптома или отсутствия адаптации, и что ее жизнь казалась ей вполне удовлетворительной. Момент первого появления симптома, естественно, является важным показателем; вообще говоря, он указывает на необходимость новой психической адаптации, на необходимость коренного изменения отношения. С другой стороны, не каждое изменение установки вызывает невротический симптом; у «нормального» человека такие переходы могут сопровождаться психическими кризисами и потрясениями, но не обязательно каким-либо «симптомом». Тем не менее, критические переходные фазы в жизни могут легко стать периодами настоящего кризиса, и любые слабые точки в психологической структуре могут уступить место напряжению. Таким образом, у нас есть двойной аспект невротического симптома: с одной стороны, он определяется фактической ситуацией с ее потребностью в следующем этапе развития; с другой стороны, скрытые инфантильные проблемы и конфликты могут быть активированы и привести критическую ситуацию к срыву.
Что касается нашей пациентки, то до середины ее тридцатых годов она была, во всех смыслах, не-невротической персоной; но фактический кризис спровоцировал скрытый потенциал болезни. В процессе регрессии некоторые инфантильные проблемы, фиксации или травмы стали акцентированы и активированы. Но хотя эти проблемы, возможно, предрасполагали ее к определенной неспособности развития или, по крайней мере, к слишком большому количеству трений и напряженности в тот момент, когда развитие было наиболее необходимо, непосредственная причина невроза лежит, тем не менее, в настоящем. В архетипической переходной точке[29] — зените линии жизни — пациентка оказалась лицом к лицу с появлением шаблона второй половины жизни. Этот следующий этап требовал от нее настройки на внутренние факторы, на мир внутренних образов, доступ к которому проходит через посредство бессознательного. Но она слишком долго откладывала эту встречу, не обращая внимания на «призывы» бессознательного. Таким образом, почти десять лет прошло до ее тяжелой атаки с сопровождающим сном о стержне, вынудившими ее пересмотреть свою позицию, и снова прошло более трех лет между ее великим сном и началом анализа. Без этого очевидного сопротивления ее симптом, возможно, никогда не развился бы до такой критической интенсивности. Это откладывание, вероятно, было связано с тем, что из-за некоторых ранних переживаний бессознательное, по-видимому, приняло отрицательный характер. Таким образом, переход ко второй половине жизни встретил больше препятствий, чем она могла преодолеть с помощью имеющихся в ее распоряжении средств. Это привело к регрессии либидо, выявив определенный недостаток в ее структуре личности, который, возможно, никогда не активировался, если бы не глубокая инстинктивная потребность в дальнейшем развитии.
Односторонность установки сама по себе не обязательно является невротической в обычном смысле слова. Многие люди в такой критической точке перехода просто перестают развиваться дальше и становятся все более и более обычными и коллективными. Способ реагирования психической системы пациентки, хотя в некотором роде невротический, может в другом смысле пониматься как признак здоровья и как указание на инстинктивное признание необходимости интеграции и индивидуации. Под таким углом, недостаток в структуре личности служит символом кризиса жизни: симптом не выражает только «инфантильную фиксацию», которая может или не может вызвать невроз, но, что более важно, он выражает конкретный характер человеческой самореализации.
Очевидно, только через новое отношение к ее собственному бессознательному, с его оттенком женского чувства, эта новая установка и более совершенная ориентация могут быть найдены. Опять же в “4”, как в бессознательной “неполноценной” функции[30] в общем случае, так и в функции чувства в частном случае пациентки, казалось, лежал “ключ” к ее проблеме.[31] Поскольку подчиненная сторона личности, в которой бессознательное изначально проявляет себя, обычно отвергается как можно дольше, и содержит в себе, как это бывает, все несовместимые, темные элементы психики, борьба за ее освобождение, очевидно, будет нелегкой. Тем не менее ее бессознательное уже приняло решающие меры: сначала при помощи ее симптома, заставляющего ее признать существование психологической проблемы слишком ограниченной установки, а во-вторых, в сновидении о «стержне», которое заходило гораздо дальше негативной формулировки ее потребности (выраженной в ее симптоме) с позитивной формулировкой «ключа» к проблеме, «знамени, с которым она победит».
Перевод Сергей Трещалин.
[1] Пациентка упомянула этот сон на нашей второй встрече, после обсуждения “Черного Видения” из следующей главы, которое сформировало основную часть первой беседы. Сон обсуждается до материала первой беседы, поскольку он опережает его на насколько лет.
[2] Сновидения будут нумероваться без префикса. Префикс “P” (“picture”) будет использоваться для рисунков и изображений. “F” (“fantasy”) отражает все виды видений, активное воображение и т.п. Скобки означают материал, взятый из времени предшествующего анализу. Например “(1)” относится к первому сну, обсуждавшемуся в книге, но приснившемуся до начала анализа; по аналогии “P (1)” относится к рисунку, сделанному до начала анализа, “P 1” к первому рисунку, сделанному во время анализа. Разные сновидения одной ночи будут обозначаться “1a”, “1b” и т.д. Все эти различные виды произведений обозначаются боковыми сносками, обычно с датой. Все рисунки воспроизведены или на вклейках, или непосредственно в тексте; см. список, часть xi.
[3] Сновидение упомянуто без интерпретации в Martin “Experiment in Depth”, с. 116
[4] Это “случайное стечение обстоятельств” было единственной “причиной”, которую мы можем обнаружить для возникновения этого конкретного сновидения, и возможно для атаки, предшествовавшей ему. Пациентка была уверена, что она забыла бы сон, или по крайней мере, больше не думала бы о нем, если бы не вмешательство этого особенного друга. Возможно, здесь в возникновении атаки (и сновидения с его архетипическим символизмом) с одной стороны, и в присутствии друга с другой, мы можем разглядеть феномен “синхронистичности”.
[5] На более поздней стадии анализа, она отметила, что тогда пыталась использовать местонахождение сна как начальную точку для “фантазии”; см. ниже, с. 318 (F (4 )).
[6] Пациентка привела этот сон вместе с некоторой другой информацией, включенной в описание истории симптома. Тот факт, что и сон, и некоторые другие детали обсуждались в одной беседе, показывает, как относительно немного было о нем сказано.
[7] Согласно Евсевию Кесарийскому событие имело место в октябре 312 г. (см. Jezower, Das Buch der Traume, с. 45). См. также Chambers’ Encyclopedia, IV, с. 77b. Martin, Experiment in Depth, с. 117, дает соответствующие цитаты из “Истории упадка и разрушения Римской империи” Гиббона.
[8] Юнг, Летающие тарелки, с. 141.
[9] Там же.
[10] Там же, с. 142.
[11] Там же.
[12] Концепция символа мандалы была подробно рассмотрена Юнгом, в частности в этих двух работах «О символе Мандалы» и «Психология и алхимия». По этой причине она будет считаться известной, и ее обсуждение будет ограничено ссылками, насколько это возможно. Перри в своей «Самость в психотическом процессе» дает хороший обзор различных символов мандалы (в Части II, главы 2-4).
[13] Мы находим параллель с этой досознательной всеобщностью и ее разворачиванием в присущие ей полярности в концепции «wu-chi» и «tai-chi» даосской философии. (См. The I Ching, tr. Wilhelm and Baynes, том I, с. Xxxv.) «Wu-chi», «Безграничное», находится все еще за пределами «tai-chi», «Исконного начала». В то время как «wu-chi» символизируется пустым кругом, «tai-chi» представляется символом полярностей: ян и инь, объединенных в нем: ☯. Другими словами: как только «Безграничное» — полностью трансцендентальная концепция — вступит в действительность, оно обязательно будет разделено на противоположности. Этот процесс будет символизироваться «1» и «2» в сновидении пациентки. («4» будет намекать на двойственность инь и ян плюс на зачатки их противоположностей в каждом из них). Существует параллель концепции «wu-chi» в алхимической концепции unus mundus, потенциального мира первого дня творения, «когда еще ничего не было в действии, т. е. в дуальности или множественности, но только в качестве Одного» (Юнг, Mysterium, II, с. 313). См. также Асклепий I: “… Один есть все, поскольку все вещи были в Творце, прежде чем он создал их…” (Герметика, I, с. 289). Это отражает концепцию пифагорейской философии, согласно которой 1, как источник всех других чисел, является символом первозданной основы всех вещей. В этом смысле 1 на самом деле не является числом, 2 — первое число; мысль, которая повлияла на естественную философию средневековья (см. Юнг, «Троица», с. 118).
[14] Юнг в другом контексте сформулировал то же самое символическое событие прогрессии «1 2 4». «Не выразимый словами конфликт, обусловленный двойственностью … решает себя в принципе четверки, который восстанавливает единство первого в своем полном развитии. Ритм создается в три этапа, но результирующий символ — это четверица» («Троица », с. 175).
[15] Юнг, Алхимия, с. 174.
[16] Этот алхимический термин, означающий «черную ночь души» (см. Юнг, Алхимия, с. 36), «меланхолию», возникшую в результате конфронтации и появления бессознательного, кажется, особенно подходит для определения ситуации пациентки. Об этом позже будет сказано больше.
[17] См. Юнг, «Троица», с. 183, где он говорит, что продвижение к четверице на третий шаг (см. выше) «означает нечто вроде признания бессознательного, если не фактического подчинения ему».
[18] Здесь можно только намекать на совершенно другую концепцию бессознательного из психологии Фрейда. Это означает, что бессознательное является матрицей сознательного ума и благодаря своей конструктивной компенсаторной функции является ее постоянным регулятором. Таким образом, психика, состоящая из сознательного и бессознательного, представляется как саморегулирующаяся система. Именно такая саморегуляция происходит в сновидении пациентки.
[19] См. Юнг, Алхимия, с. 22.
[20] Там же, с. 23.
[21] Там же
[22] В теории также можно было бы интерпретировать упущение 3 как подавление (или сдерживание); другими словами, объяснить это как намек на необходимость ее включения. Однако, две причины показывают, какая из двух интерпретаций заслуживает предпочтения. Первая и более очевидная причина заключается в символическом контексте лабарума — «под этим знаменем ты победишь»; вторая, обнаружившаяся только во время анализа, заключается в постепенно проявляющейся структуре психики пациентки, которая показала чрезмерное внимание к 3 и необходимость сосредоточиться на 4.
[23] 2 — будучи четным числом, является в той же степени и женским; как указывалось ранее, 1 — хотя и нечетное число — всегда имело исключительное положение в последовательности чисел: как «начало» и основание чисел оно считалось «гермафродитическим». В алхимии, например, подчеркивалась его «двойная» природа как ребиса первоматерии (см. Юнг, Алхимия, сс. 651, 154, 413). Первоматерия называется Unum, так как она представляет изначальный элемент (с. 306); это предпосылка и начало всего творения (с. 242); и как таковая она существовала до человека и в то же время является его целью (с. 154). Подобный символизм появляется в Упанишадах, где говорится об атмане или пуруше, андрогинном изначальном человеке, Unum: «Он был таким же большим, как мужчина и женщина, обнимающие друг друга. Он разделил себя (атман) на два, и из этого появились муж и жена…»(Там же). (См. также «wu-chi», из которого происходит «tai-chi», с его делением на мужской ян и женский инь.)
[24] Этот символизм имеет глубокое значение для религиозной проблемы современного человека в целом. В «Религии» (с. 59) Юнг говорит: «… тогда как центральный христианский символизм — это Троица, формула, представленная бессознательным, является четверицей … догматический аспект принципа зла отсутствует в Троице и ведет более или менее неудобное существование сам по себе, в качестве дьявола…». Именно в отношении «дьявола», темного элемента в человеке, современный человек стал сомневаться в том месте, которое ему определяет традиционная религия. Идея «совершенства», выраженная в Троице отсутствием «дьявола» или его изгнанием в ад, была условно заменена идеей «полноты», которая включает четвертую фигуру и признает ее неотъемлемую часть в человеческой целостности. Принятие четвертого элемента означает возвращение к внутреннему источнику психической жизнеспособности, таким образом снимая проекцию с «Бога снаружи» в угоду нуминозного и ошеломляющего переживания «Бога внутри». Бог, как внутренний источник жизни, будет включать женское качество как внутренний, темный, бессознательный источник творения. В этом смысле «София» займет высшее место во внутреннем опыте современного человека (см. Юнг, «Ответ Иову», также «Эон», сс. 196 и далее).
[25] Само собой разумеется, что в случае женщины отчуждение от мира эроса представляет собой более серьезную патогенную проблему, чем в случае с мужчиной.
[26] См. Юнг, Алхимия, с. 193.
[27] Здесь мы находим намек на общую связь между горной болезнью (страхом высоты) и неудовлетворительными отношениями с матерью.
[28] Юнг, Типы, сс. 543 и далее.
[29] Другими известными критическими переходными точками являются, например, половое созревание, брак, роды, климакс: все они присущи биопсихической, архетипической структуре личности.
[30] «Подчиненная» функция, из-за ее архаичного характера, также является ближайшей
к коллективному бессознательному и полной нереализованных возможностей. См. Юнг,
«Троица», с. 165: «… более глубокое понимание покажет, что примитивные и архаичные качества подчиненной функции скрывают всевозможные важные отношения и символические значения … они — сокровищница скрытой мудрости».
[31] Две интерпретации: первая, согласно которой «1 2 4» взяты как формула мандалы и психической целостности, и вторая, основанная на пропуске мужского числа 3 и на женском символизме числа 4, дополняют друг друга. Первая интерпретация подчеркивает необходимость принятия и включения бессознательного как такового, тогда как вторая выделяет мир эроса, Великой Матери, в противопоставление миру логоса, архетипического Отца. (Здесь и в других местах я использую прописные буквы в таких словах как «Отец» или «Мать» для обозначения архетипических образов.) Обе интерпретации включают необходимость признать и принять значение бессознательного — «женский», «темный», четвертый элемент в психике.