Клуб Касталия

Глава 7

Отношения между эго сна
и эго бодрствования

Относительность эго

Возможно, самое значимое достижение аналитической психологии — это
признание относительности эго. Юнг больше всякого другого врача-психолога
обсуждал превратности и перемены, испытываемые эго, описывая их с ней-
тральной точки зрения (на языке теории комплексов) и в более опытных
и экзистенциальных терминах (на языке персоны, тени, анимуса-анимы и Са-
мости). Даже в своей докторской диссертации, опубликованной в 1902 году,
Юнг (CW 1) описывал, как медиумистические личности пациентки словно
затмевали будущее развитие её эго. В “Психологии переноса” (CW 16) он
впервые выдвинул концепцию аналитических отношений, в которых аналитик
и анализанд совместно участвуют в процессе, который, если окажется успе-
шен, может привести только к их обоюдному росту.

Некоторые самые поучительные слова Юнга об относительности эго встре-
чаются в автобиографической работе Воспоминания, сновидения, размышле-
ния(Jung, 1961). Три его собственных сна выделяются в качестве примеров
того, как сам Юнг пришёл к этому пониманию. Во-первых, его детский сон
о подземном фаллосе (Jung, 1961): он живо описывает, как сидел на “своём”
камне в возрасте 7—9 лет, задумываясь: “Я тот, кто сидит на камне, или я ка-
мень, на котором сидит он?” Во-вторых, один из снов, произошедших в конце
жизни, после того, как он написал о летающих тарелках (CW 10), поразив-
ший Юнга вплоть до пробуждения внезапным осознанием, что тарелка может
“проецировать” его, перевернув вверх ногами вывод, что летающие тарелки
сами могут быть проекциями динамического центра бессознательного, воспри-
нимаемым эго в образности Самости (Jung, 1961, p. 323). Третий пример —
это сон Юнга о посещении небольшой часовни, перед алтарём которой был
йог в медитации (Jung, 1961, p. 323). Снова поразившись, Юнг чувствовал,
что йог в трансе неким образом медитирует самого Юнга, чувствовавшего, что
исчезнет, если йог “проснётся”.

Относительность эго может восприниматься внутренне, как скромность
эго перед бессознательным, пределы которого неизвестны. Осознание мало-
сти и несоразмерности эго по сравнению с безграничностью бессознательного
может пробудить разные эмоциональные реакции. Если эго ещё воспринима-
ет себя центром личности, признание его малости может пугать, представляя
угрозу уничтожения его мира. Если эго уже начало воспринимать свои от-
ношения с самостью в сознательном образе или, наоборот, если оно ещё “не
рождённое”, бессознательное можно должным образом воспринимать как
защитную и укрывающую среду, порождающую и подпитывающую само эго.
Эти два способа восприятия одних и тех же отношений могут быть аналогичны
противоположностям, появляющимся всякий раз, когда некое глубоко бессоз-
нательное или архетипическое содержание приближается к сознанию.

Два лика архетипического образа великой матери, например, отражают “её”
роль в обеих функциях бессознательного: порождающей жизнь и угрожающей.
Это иллюстрируется первым сном анализанда, профессионала на четвёртом
десятке лет:

Я спускался по лестнице с несколькими лестничными площадками
в какую-то бойлерную комнату большого здания. Вместо того, чтобы идти
по ступеням, я перепрыгнул через перила и упал с высоты в метра четы-
ре. И тут я понял, что это также бойня, и хозяйка этой бойни в гневе, что
я вторгся в её владения. Она была высокой, худой женщиной за сорок, одетой
в чёрное; она казалась зловещей. На крюках висели туши животных, стояли
большие бочки, в которые животные помещались целиком — свиньи, теля-
та и даже собаки. Она стала ещё злее и угрожала заколоть меня трезубцем.
Спрятаться было негде. Она швырнула трезубец и промахнулась мимо моей
головы всего на несколько дюймов. Но тут я понял, что она тем самым дала
мне оружие, чтобы сражаться с ней. Я схватил трезубец и швырнул в неё. Она
упала за большим бойлером, очевидно, мёртвая. Туши тут же стали возвра-
щаться к жизни. Бочки открылись, и появились животные, живые и здоровые.

Вопрос об относительности эго прямо связан с наиболее частым и пара-
доксальным вопросом, который задают пациенты в клинической практике:
“Что мне делать, чтобы измениться?” Любой ответ на этот вопрос несколько
неудовлетворителен. Вопросы о психологическом росте просто не имеют от-
вета в понятиях “как это сделать”. Рассмотрим ситуацию 10-летнего мальчи-
ка: “Что мне сделать, чтобы вырасти?” “Мне кажется, что моя жизнь будет
несчастной, пока я не вырасту и не стану сам себе хозяином”. Что можно ска-
зать ему? Все “знают”, как вырасти, но на вопрос нельзя ответить конкретно,
по крайней мере, 10-летнему мальчику. На него нет ответа частью потому что
мальчик не сможет вместить ответы в структуру своего 10-летнего эго. Ска-
жите ему, что часть взросления заключается в том, чтобы быть экономически
самодостаточным; какая ему практическая польза от такого знания? Скажите
ему, что взросление связано с тесными, любящими эмоциональным и физи-
ческими отношениями с уважаемым человеком противоположного пола; он
вполне может отчаяться.

На самом деле, не может быть никакого конкретного “знания”, которое
облегчит давление этого вопроса. Только сам рост может быть ответом, а это
процесс трансформации самого эго, лишь частично происходящий в сознании.
Конечно, процессу может способствовать понимающий родитель, наставник
или ровесник, но только когда общая проблема взросления кристаллизовалась
как более конкретная проблема: как сдать алгебру, как поладить с другом, как
продолжать работать, если вмешивается желание поиграть, как выносить уни-
жение и стыд, сохраняя самооценку, как принимать успех, не теряя чувства
меры и равновесия в представлениях о себе.

В некотором смысле, эго 10-летнего мальчика — это родитель его будущего
эго. Но в другом смысле, это и есть будущее эго, только развёртывающее-
ся. Когда он достигнет зрелости, всё будет не так, словно есть взрослое эго,
а также где-то в бессознательном отброшенное прежнее эго, спрашивавшее,
как ему повзрослеть. Неким образом детское эго участвует в эго мужчины,
как и взрослое эго уже было предвосхищено в бессознательном ребёнка.

Эта постепенная трансформация текущего эго в будущее и есть та часть
процесса индивидуации, которая может быть воспринята сознанием. Это
и в самом деле парадоксально, ведь нет ничего, что бессознательное может
делать, чтобы привести к собственной трансформации. В то же время, рост
действительно требует участия сознательного эго, чтобы процесс индивиду-
ации привёл к своему естественному результату: более широкой, исчерпыва-
ющей личности.

Пациент, молодой человек за двадцать лет, около года работал, пока об-
стоятельства не прервали анализ. Вот его последний сон:

Я стоял на недавно построенной лодочной станции на реке.
На причале возле берега стояли какие-то машины, но я не знал, для
чего они и как работали. Я возился с ними, пытаясь разобраться.
Я пытался понять, как перебраться на другую сторону, потому что
на том берегу, ниже по течению была деревня, куда я хотел попасть.

Во время амплификации сновидения он далее описал большое дерево, рос-
шее на противоположном берегу. Оно росло низко над водой, так что его ствол
несколько футов не доходил до лодочной станции, и можно было перебраться
с причала на ствол дерева и легко пересечь реку.

Полагаю, на языке сновидения машины представляли сконструированную
часть его личности, которую он ещё не знал, как упорядочить. Её функция
была ещё не ясна. По его ассоциациям казалось, что лодочная станция пред-
ставляла работу, которую мы смогли вместе проделать в анализе. Это была
подготовка к пересечению реки, причал, с которого лодка могла перевезти его
на другой берег.

Лизис сновидения был лишь намечен; он не свершился в самом сновидении.
Только проснувшись и записав сон, он понял, что дерево представляло альтер-
нативный путь через реку, до которого не догадалась та часть личности, что,
вероятно, участвовала в строительстве лодочной станции. Но и символ дерева
не предполагает, что оно росло в данном направлении, реагируя на постройку
причала. Символически, оно, должно быть, росло так много лет. Сон также
не указывает, что лодочный причал был построен таким, чтобы воспользо-
ваться положением дерева.

Это совпадение лодочного причала и дерева предполагает юнговскую
концепцию синхронистичности. За строительством причала и ростом де-
рева стояли независимые причины, которые потенциально можно устано-
вить. Поражает их осмысленное совпадение. Конечно, мы должны помнить,
что это сон, тогда как синхронистичность говорит о значимом некаузальном
совпадении внутреннего события и внешнего. Применение такого термина
к значимому совпадению внутри самого сна — слишком специальное без до-
полнительного обсуждения. Хотя я полагаю, что “синхронистические” собы-
тия в сновидениях имеют теоретическую важность, в данном обсуждении их
не следует учитывать. Образ совпадения дерева и причала показывает нена-
меренный и неожиданный способ решения проблемы, который появляется без
прямых усилий эго, но в значимом совпадении с усилиями эго. Для религиоз-
ного ума это может напомнить концепцию благодати.

Как эго сновидения на причале связано с бодрствующим эго? Они тож-
дественны? Есть искушение так думать, поскольку часть образа сновидения,
связанная с (1) причалом, (2) “я” сновидения и (3) машинами, кажется парал-
лельной (1) основе для нового действия, заложенной в аналитической работе,
(2) пациенту, который ещё не “пересёк реку”, и (3) его навязчивой увлечён-
ности сложными сооружениями, функция которых ему не ясна.

Дерево и река — совсем другое дело. Дерево и река — это естественные
явления мира, не дело рук человека. Река и дерево, похоже, находятся вне “я”
сновидения; но находятся ли они вне бодрствующего “я”? Во сне они считают-
ся символами естественной преграды, реки, и естественного способа пересече-
ния этой преграды, дерева, растущего низко над рекой. Во сне это не часть “я”
сновидения. Как они связаны с состоянием бодрствования, с бодрствующим
“я”? Полагаю, их следует считать представителями более глубокой части его
личности, трансперсональным не-я объективной психики. Потому и в снови-
дении, и в бодрствовании река и дерево появляются как не-я, но это именно
та часть не-я, которая тесно связана с эго (бодрствующим или спящим) как
его зона контакта с трансперсональным миром.

Как связаны бодрствующее “я” со спящим? Они тождественны? Разве сон
не указывает в символической форме отношения бодрствующего “я” с глубин-
ными уровнями личности целиком? Не может ли это быть символической кар-
тиной его положения, каким он его понимал до самого сна? Его бодрствующее
состояние до сновидения лучше всего описывается образом “я” сновидения,
работающим над неизвестными машинами вновь построенного причала.

А как насчёт бодрствующего “я” после сновидения? Оно такое же, как
бодрствующее “я” до сновидения? В конце концов, “я” после сновидения со-
держит, вдобавок к состоянию, представленному в сновидении, бодрствующее
“я” до сновидения плюс запомненное знание самого сна. Оно становится даже
более осознанным, когда сон обсуждается с аналитиком, но я предполагаю,
что в некоторой степени или на каком-то уровне оно бы существовало, даже
если бы сон оказался забыт. Сновидение добавляет что-то к сознанию, что-то
компенсирующее и в некоторой мере исправляющее прежние ограничения со-
знания. То, что это относительный процесс, никогда не ведущий к “полному”
сознанию, никак не умаляет прогрессивной тенденции сновидений.

Важность отношений между “я” сновидения и бодрствования заключается
в том факте, что мы полностью зависим от самого эго (нашего чувства “я”)
как опорной точки для всего, что мы знаем о себе, о других и нашем мире.
Мы можем в некоторой степени выбирать, желаем ли подходить к внешним
явлениям посредством интуиции, мышления, ощущения или чувства, хотя
наши предрасположенности ставят жёсткие ограничения выбору. Мы можем
в некоторой степени выбирать свои инструменты для внешнего наблюдения:
мы можем обратиться к звёздам поэтически и чувственно, написав стихотворе-
ние, или в более объективной научной манере (акцентирующейся на мышлении
и ощущении) с помощью телескопа, или же, применяя интуицию, направля-
емую неустановленными правилами, с помощью астрологии. Но все методы
наблюдения, в конечном счёте, обращены к эго наблюдателя.

И эго, как мы знаем, относительно. Эта неизбежная опора на неопредели-
мое эго является огромной проблемой для человеческого знания.

Наблюдение относительности эго

Для концептуализации относительности эго важны два вида универсальных
отношений. Знакомство или близость к самому эго превращает их в общее
место и скрывает их таинственность. Первый вид — это отношения прошлых
состояний эго с нынешним. Второй вид — это отношения потенциальных бу-
дущих состояний эго с нынешней структурой эго. Обсуждение этой области
неизбежно ведёт к учёту процесса индивидуации.

Хотя процесс индивидуации имеет величайшую важность в аналитической
психологии, с его обсуждением связаны огромные трудности; потому он часто
иллюстрируется символическим образом: алхимическими процессами транс-
формации, группой мифологических образов, которые назывались “ночным
путешествием по морю”, и иногда пространной компиляцией личного мате-
риала, какой Юнг (CW 5) опубликовал в Символах трансформации, кни-
ге, которая сделала неизбежным его разрыв с Фрейдом из-за расхождения
с концепцией сексуальной природы либидо по Фрейду. Как и в случае с ли-
тературной критикой, обсуждение процесса индивидуации в понятиях личного
материала позволяет критикам иметь разные точки зрения. Объём материала
такой огромный, и альтернативных толкований так много, что следует дове-
риться умению толкователя находить нить Ариадны в этом лабиринте.

Индивидуация, как и Самость или центральный архетип, является одной
из важнейших и самых трудных юнгианских концепций. Это универсальный
процесс, поскольку всё существующее имеет свою индивидуальную форму
и развитие, и даже неодушевлённые предметы, можно сказать, индивидуа-
лизируются, претерпевая превратности судьбы; но для живых существ это
особенно сложно. Индивидуация и Самость связаны тем, что деятельность
Самости, регулирующего центра всей психики, глубоко влияет на эго, регу-
лирующий центр сознания. Хотя Самость — это в некотором смысле не-э-
го, в остальном она находится в самом ядре эго. Эти отношения между эго
и Самостью Нойманн называл осью, а Эдингер — парадоксом (Edinger,
1960). Хофштедтер (Hofstadter, 1968) упоминал похожий парадокс созна-
ния, говоря, что эго-осознанность и не-эго-осознанность всегда возникают
в одно и то же время и в важнейших отношениях; но Хофштедтер говорил,
как экзистенциальный психолог и не придавал такой же акцент не-эго центру
субъективности, который, похоже, был частью сущностной природы Само-
сти. Тем не менее, феноменологи в целом ближе к юнгианской точке зрения
(Abenheimer, 1968).

Сны, похоже, являются естественной частью процесса индивидуации, ко-
торый может объяснить некоторые наши трудности в их понимании — это
естественные события, а не что-то предложенное в смысле человеческих (эго)
ожиданий (CW 8:294). У невротика, вероятно, наилучшие возможности
по осознанию процесса индивидуации в себе (CW 8:271), поскольку невроз
мешает ему просто проецировать и проживать процессы бессознательного.
Фордхэм (Fordham, 1973) указывал, что, хотя многие юнгианские аналитики
прежде всего заботятся о процессе индивидуации во второй половине жизни,
когда в целом доминирует релятивизация эго в пользу Самости, сам термин
“индивидуация” покрывает такой же процесс в детстве, когда целью являет-
ся развитие эго. Юнг (CW 9:289) описывал, как компенсаторная функция
сновидений, которая как будто состоит из множества кратковременных ис-
правлений, может с глубокой проницательностью в течение долгого периода
времени раскрывать весь процесс как запланированное, упорядоченное раз-
витие, то есть как индивидуацию. Индивидуация всегда в некоторой степени
противостоит коллективным нормам человека, потому что включает в себя
совершенно особое развитие жизни этого человека. Однако, индивидуация
не просто противостоит таким нормам, так как иначе это был бы просто другой
коллективный подход, хоть и противоположный. Индивидуальный путь никог-
да не может быть нормой: он всегда остаётся индивидуальным (CW 6:449).
Поразительно, что психология Юнга, начинающаяся с трансперсональных ар-
хетипических факторов, ведёт к большему акценту на личностном процессе ин-
дивидуации, чем теория Фрейда, который исходит из личностной психологии,
основанной на особых жизненных переживаниях (Neumann, 1959). Эта жизнь
в индивидуации, похоже, является “характерным намерением людей Запада”,
проявляющимся в таких персонажах, как Леонардо и Гёте (Neumann, 1959, p.

4). В процессе индивидуации нет какого-то одного творческого или героиче-
ского деяния, скорее это последовательность трансформаций на протяжении
всей жизни, каждая из которых заново напрягает и проверяет эго на проч-
ность — Нойманн (Neumann, 1959, p. 131) называл это голгофами. Психоз
тоже имеет процесс индивидуации, но он может протекать автономно, без со-
противления или воздействия со стороны эго, как “уроборос в бессознатель-
ном” (Jacobi, 1967, p. 32).

Хотя Юнг впервые использовал термин процесс индивидуации в 1921 году,
сама идея встречалась в его сочинениях уже в 1902 г. (Jacobi, 1967, p. 12). Эссе
Юнга 1902 г. “О психологии и патологии так называемых оккультных явлений”
(CW 1) показывает, что он вполне осознавал возможную связь индивидуации
с процессами, которые на поверхности кажутся патологическими.

Юнг предлагал (CW 7:303) ясное описание того, что включает в себя
создание индивидуальности. Это нечто уникальное в человеке, хотя сами
компоненты могут быть коллективными. Она отличается от только лишь кол-
лективных взглядов на человека. Это тенденция развития по направлению
к уникальному, хотя личность всё равно остаётся звеном в обществе. Разви-
тие индивидуальности также является одновременным развитием общества.
Общество, пожалуй, зависит от личностного роста отдельных индивидуумов,
которые могут, в свою очередь, влиять на общество. Подавление индивидуаль-
ного не только трагично для индивидуума, оно ослабляет способность обще-
ства выдерживать дезинтеграцию. Возможно, важнее всего то, что, по словам
Юнга, развитие индивидуальности требует не только личностных внешних
отношений, но и контакта с объективной психикой (CW 7:303).

Процесс индивидуации заметен во всём своём богатстве, если рассматри-
вать разнообразный материал из индивидуальной жизни, либо за продол-
жительное время, как психологическую автобиографию, либо как созидание
в глубинах того, что упущено во времени — так бывает с детально изложен-
ными аналитическими случаями, имеющими личностные и коллективные ам-
плификации. Третья возможность заключается в том, чтобы представить
индивидуацию в символической форме, часто на алхимическом или мифоло-
гическом языке.

Относительность эго можно внимательно изучить по материалу снови-
дений, когда этот материал связан с сознательным эго. Это фокусирование
на микроскопической доле процесса индивидуации, на том мелком образце,
который иллюстрируется изучаемым сновидением.

Я надеюсь показать, как относительность эго можно продемонстрировать
в конкретном вопросе об относительности между эго сновидения и бодрство-
вания и как эпистемологию, основанную на более традиционных естественных
науках (анализ фокального и неявного знания у Полани), можно применить
к нашей проблеме.

Вторая распространённая иллюстрация относительности эго встречается
в проблеме, поставленной взаимопроникновением эго сновидения и бодрство-
вания. Классический пример такой дилеммы — это сон Чжуан-цзы, ученика
Лао-цзы (De Becker, 1968, pp. 405—406).

Чжуан-цзы приснилось, что он был бабочкой, а потом он проснулся и сно-
ва стал Чжуан-цзы. Но он не знал, то ли это Чжуан-цзы приснилось, что он
бабочка, или это бабочке снится, что она Чжуан-цзы.

Я впервые обратил внимание на эту относительность, благодаря сновиде-
нию армейского офицера. У него была успешная военная карьера в течение
18 лет, и он постепенно поднимался в звании и возложенных обязанностях.
Хотя он был довольно умным, старательным и находчивым, но во многом
опирался на свой образ персоны. У него была типичная привычка держать
свежевыглаженную форму в шкафу своего кабинета. Если его вызывал стар-
ший офицер, он быстро одевался в свежую форму, причём надевал брюки, стоя
на стуле из страха, что они помнутся в колене. Он надевал свежий китель с от-
полированными знаками различия и другую пару обуви, вычищенной до зер-
кального блеска. Затем он являлся командиру, выглядя как образец идеально
одетого офицера. Следует отметить, что те же элементы опоры на персону
отмечались и в его личных отношения, хотя в меньшей степени.

Этот офицер пошёл на лечение в результате тяжёлой и затянувшейся де-
прессии (которую он сначала пытался скрыть) после смерти отца, которого он
в детстве знал очень мало. Родители развелись, когда он был ещё маленьким.
Он запросил отпуск, чтобы вернуться в США на похороны отца, но запрос
был отклонён. За этим последовала депрессия.

Когда я впервые увидел его, он уже был кратко госпитализирован в двух
других военных учреждениях, но каждый раз использовал способности пер-
соны, чтобы убедить врачей в своём здоровье. Депрессия продолжала давить
под поверхностью.

Именно первый сон этого человека заставил меня остро осознать проблему
относительности эго и дилемму, поставленную сном Чжуан-цзы. Сон был таким:

В центре города или деревни на открытой сцене проходила теа-
тральная постановка, пьеса. Она закончилась, и люди уходили со сце-
ны домой или на работу. Я лежал в канаве под сценой. Я был мёртв.

Он использовал этот сон, чтобы указать, какой безнадёжной была ситу-
ация. “Я уже мёртв”, — настаивал он,— “как и во сне, нет никакой надеж-
ды и смысла в терапии”. Но потом мы обсудили сон, и он смог признать, что
другие люди были живы и на сцене, и вокруг — в ролях персоны и без них —
тогда как он оказался мёртвым в тот момент, когда сошёл со сцены.

Я спросил его далее: “Откуда вы видели себя лежащим в канаве?” Ины-
ми словами, эго, оказавшееся мёртвым, было видимо с позиции другого эго,
которое он забыл упомянуть, поскольку оно было таким абстрактным и легко
отождествлялось с наблюдательной функцией эго. Сон, похоже, говорил, что
отождествление с ролью персоны мертво или было тупиковым. Но оставалось
то эго, которое наблюдает. Это дало ему некоторую надежду, и он погрузил-
ся в длительный период терапии, достигнув некоторого улучшения, успешно
перейдя из военной службы в гражданскую жизнь.

Сновиденное “я”

Марьяш (Marjash, 1966), насколько мне известно, яснее всего описала
проблему связи между эго сновидения и бодрствования. Она разделила сны
на две больших категории: те, что содержат “я”, и те, что не содержат. Затем
она на примере продемонстрировала, что по видимости лишённый “я” сон мо-
жет включать в себя незамеченные установки сновидца, хотя в каждом случае
необходимо выносить независимые суждения о том, представляет ли ситуация
в сновидении конфликт, ответственности за который избегал сновидец, или же
он представляет собой спонтанный прорыв индивидуального понимания более
универсальной проблемы.

Здесь рассматривается большая группа снов, содержащих опорную точку
“я”, хотя я согласен с Марьяш, что большая часть снов без “я” при анализе
может иметь некоторое значение для ситуации сновидца. Кроме того, есть
некоторые сны, особенно изученные в случаях предчувствия, в которых неза-
метно прямое упоминание жизни сновидца, хотя и здесь тоже можно обнару-
жить компенсаторную функцию сновидения, так как предсказательный аспект
сновидения может компенсировать обычное чувство ограниченности эго.

Среди снов, содержащих “я”, Марьяш выделила два особых типа: (1) сны
о саморефлексии, в которых образ самости представлен “я” сновидения, и (2)
сновидения о поиске самости. Данное исследование, напротив, обращено к об-
щему вопросу об отношениях между эго сновидения и бодрствования.

Есть также разница в использовании терминов. Марьяш, если я верно её
понимаю, предлагает проводить различия в том, является ли сновидец в сно-
видении (1) грубо эквивалентным бодрствующему эго или представляет пода-
вленные части эго, или же (2) превосходит уровень сознания, бодрствующего
эго. В первом случае она находит полезным говорить о “я” или эго в сновиде-
нии; во втором она говорит о сновиденном “я”. Эти предложенные различия
очевидно выдвинуты по клиническим соображениям и должны минимизиро-
вать двойную опасность депрессии и инфляции.

Какими бы полезными ни были её различия между “я” и сновиденным “я”
с клинической точки зрения, использование этих терминов в данном обсуж-
дении не будет следовать предложенному ею шаблону. Вместо этого, термин
“эго сновидения” используется феноменологически, чтобы обозначить точку
зрения, с которой воспринимается сновидение, как и неизменный термин эго
(бодрствующее эго и бодрствующее “я”) в том смысле “яковости”, которую
человек испытывает в состоянии бодрствования. Не предполагается никаких
различий между подчинёнными, превосходящими или эквивалентными содер-
жаниями сновиденного “я” по сравнению с эго или бодрствующим “я”. Такие
оценочные суждения придают излишний вес существующей сознательной
установке, которую как раз сновидение и может изменять. Самая трудная
проблема, как признавала Марьяш, в отношениях сновиденного “я” и эго (или
бодрствующего “я”), поскольку оба эти состояния осознанности в то время,
когда они воспринимаются, несут в себе чувство “яковости”.

Конечно, очевидно, что мы должны постоянно иметь дело только с за-
помненным явным сновидением, которое представляет собой сон в созна-
тельной памяти проснувшегося сновидца. Потому наш доступ к состоянию
сновидения всегда осуществляется через сознательное эго, и сновиденное “я”
подвержено искажениям памяти бодрствования. Мне это не кажется боль-
шой трудностью, поскольку опыт и спящего, и бодрствующего сознания так
универсален, что каждый человек может в некоторой степени по себе судить
об отношениях между этими двумя состояниями бытия. Вряд ли человек, зна-
комый с глубинной психологией, предложит просто свести опыт сновиденного
“я” до статуса бреда бодрствующего ума.

Компенсаторная функция забытого сна

Теперь безо всяких сомнений установлено, что каждый человек видит сны
несколько раз каждую ночь. Более того, если человека в лабораторных усло-
виях лишать времени сновидения, он становится напряжённым, раздражи-
тельным и даже заметно неполноценным в своём функционировании. Если
человеку позволить спать без помех после нескольких дней депривации сно-
видения, субъекты увеличивают объём REM-сна или времени сновидений,
чтобы скомпенсировать пропущенные сновидения.

Потому становится всё более ясно, что сновидение — это естественная
часть психологической жизни, и депривация сновидения ведёт к прогрес-
сирующей дезорганизации бодрствующего эго. Такое открытие очевидно
противоречит теории Фрейда, что сновидения — это средство сохранения
сна. Если бы это было так, лабораторные субъекты, лишённые сновидений,
но не NREM-сна, не проявляли бы никаких негативных эффектов. Конечно,
Фрейд также утверждал, что сновидения дают замаскированный выход по-
давленным инфантильным желаниям, часто сексуальной природы, и можно
утверждать, что именно депривация этой разрядки ведёт к увеличенному дав-
лению влечений ид и наблюдаемой дезорганизации сознательной жизни. Не-
которые фрейдисты утверждали, что большой процент сновидений, в которых
происходит эрекция пениса, свидетельствует о сексуальной природе сновиде-
ний, хотя более вероятно, что эрекция пениса — это часть генерализованного
автономного возбуждения (как это, похоже, обстоит, у мальчиков-младенцев,
которые кричат), а не сексуальное возбуждение в отдельном смысле. Такие
эрекции пениса происходят и у нечеловеческих организмов, вроде опоссумов,
и в данном случае их психологический смысл, если он вообще есть, остаётся
неясным.

Хорошо задокументированная универсальность сновидения у человека
поднимает важный вопрос для аналитической психологии. Исследовательские
данные предполагают, что сновидения неким образом необходимы для компен-
сации бодрствования, так как депривация сновидений мешает сознательному
уму функционировать уравновешенно. Но многие люди вообще не помнят
сновидений и вряд ли кто-то запоминает столько снов, сколько предполагают
лабораторные исследования. Это значит, что забытые сны тоже неким обра-
зом компенсируют сознание. Как это можно осмыслить?

Когда мы думаем о компенсаторной функции сновидений, то обычно имеем
в виду запомненные сны, предоставляющие сознанию некоторую установку,
ранее непризнанную и недооценённую, которая требует добавления к созна-
нию для целостности. Часто мы представляем, что это происходит в фор-
мальном аналитическом процессе или в моменты задумчивости у тех людей,
которые что-то узнали о своей сновиденной жизни и её значении.

Но находки REM-исследований предполагают, что сновидение автоматиче-
ски функционирует таким образом, что укрепляет устойчивость сознания. Это
тоже следует называть компенсацией? Если да, то чем это отличается (если от-
личается) от компенсации, происходящей вслед за сознательным пониманием
сновидений? Забытый сон точно не может действовать так же, как запомненный.

А как быть с редким, но выдающимся человеком, проходящим “естествен-
ную” индивидуацию? Встречаются люди, актуализировавшие свои внутренние
возможности, не проходя через формальный аналитический процесс и не вы-
ражая свою уникальную индивидуальность на психологическом языке (Jacobi,
1967). Почти каждый встречал таких людей.

Одним из первых таких людей я встретил старого краснодеревщика, ко-
торый, похоже, достиг подобной интеграции, хотя в то время я таких слов
не знал. Долгие часы работы с деревом создавали вокруг него атмосферу ри-
туальной погружённости в работу. Я помню, что ещё мальчиком наблюдал,
как он курит самокрутку, выдыхая с присвистом, и на глаз, изредка с помощью
правила, вымеряя углы. Мы мало говорили. Я не много знал о нём словами,
но он остаётся в моей памяти, и кажется, будто я знал его очень хорошо.

Но Юнг говорил о другой “естественной” индивидуации, ведущей к иному
исходу. В своём эссе о “Душе и смерти” Юнг (CW 8) рассказывал о преста-
релой пациентке, которая прервала анализ, поскольку приближалась к ядру
своего невроза. Позже она неизлечимо заболела и впала в полукоматозное со-
стояние. В этом состоянии, не осознавая людей вокруг, она в бормотании про-
должила работать над той же проблемой, которую избегала в анализе. У Юнга
сложилось впечатление, что перед смертью она проработала свою проблему,
не приходя в ясное сознание. Похоже, бессознательное было заинтересовано
в том, чтобы она умерла более целостным человеком.

В случае пациентки Юнга бессознательное давление к индивидуации
не смогло преодолеть её сопротивления, по крайней мере, вплоть до пре-
дсмертного состояния. В случае краснодеревщика, как мне кажется, бессоз-
нательное достигло своей цели, хотя не таким же образом, как у человека,
формально прошедшего анализ, который может словами рассказать другим
о пройденном процессе.

Можно обобщить и предположить, что естественная индивидуация может
произойти на более сознательном уровне, если эго участвует, приводя к бо-
лее интегрированной и связной личности. Если эго не сотрудничает, процесс,
тем не менее, продолжается, но на бессознательном уровне, все ещё стремясь
к более целостной личности, в которой эго может оказаться несколько изоли-
рованным от упорядоченности глубинных слоёв личности. Конечно, в самом
анализе эго участвует, и, если процесс успешен, он ведёт к чему-то вроде есте-
ственной индивидуации плюс сознательное участие эго и памяти.

Я бы предположил, что естественный процесс индивидуации аналогичен
естественному функционированию забытого сна, тогда как стимулируемый
анализом процесс индивидуации аналогичен изменениям, происходящим, когда
сон запоминается и находит место в сознании. Если допустить такое предполо-
жение, его можно использовать, чтобы описать возможные отношения между
эго сновидения и бодрствования.

Возможно, несколько примеров сновидений кое-что прояснят. Первый сон
принадлежит молодому человеку 19 лет. Второй — это сон успешного бизнес-
мена за сорок, страдающего от почти классической проблемы второй полови-
ны жизни: поиск времени для более интровертных мыслей и внутреннего мира
ценностей. Третий пример — это сон человека с повторяющейся проблемой
патологической ревности.

Молодой человек пришёл в анализ из-за сурового подавления. Всё ещё
завися от родителей, он не мог заставить себя найти работу и был несчастен
с девушками. У него был огромный объём подавленного гнева, который вре-
менами вырывался, обычно направляясь на церкви или таких религиозных ли-
деров, как Билли Грэм, которого он обвинял в отказе от всякой чувственности
или жизненных удовольствий.

Первоначальный анализ показал, что в детстве его часто оставляли на попе-
чении женщины, которая внушала ему преувеличенные фундаменталистские за-
преты. Он считал, что она отравила его ум и вызвала проблемы с комплексами.

Он часто мастурбировал и замечал любопытное изменение чувств во время
мастурбации. Когда появлялось желание мастурбировать, он часто уступал ему,
обычно фантазируя о соблазнительной женщине из журналов вроде Playboy.
Он находил это приятным, но в момент эякуляции чувство вины усиливалось,
и он не мог расслабиться, пока не одевался. Именно на это внезапное, резкое
изменение чувств, происходящее после эякуляций, я и хочу обратить внимание.
Словно личность, которая начинает мастурбацию, внезапно меняется в момент
эякуляции, на другую форму личности, испытывающую вину и должна совер-
шить символический жест отмены, например, частью одеться.

В процессе терапии он, наконец, смог начать встречаться, хотя сдерживался
от сексуальных прикосновений к девушке. В этой точке лечения у него был
очень показательный сон.

Во сне он был с очень привлекательной незнакомой девушкой. Они зани-
мались сексом, и ему это очень нравилось. Однако, прямо перед оргазмом её
лицо превратилось в лицо Билли Грэма. Его же положение внезапно измени-
лось, и он видел “её” лицо словно с расстояния в несколько метров. Он немед-
ленно проснулся, чувствуя волнение.

Если сопоставить эти образы сновидения с его переживаниями во время
бодрствования, то получается следующая картина:

| Увеличение расстояния
от девушки. | Частичное одевание —
психологическое дистанци-
рование. | Растущее чувство отчужде-
ния в отношениях с девуш-
кой.
| Волнение после
пробуждения. | Возвращение к обычному
эмоциональному состоя-
нию напряжения. | Обычное эмоциональное
состояние напряжения.

Эта таблица делает сравнения очевидными. Межличностные отношения
с девушкой, которые, похоже, затянулись в состоянии тревоги, обладают мно-
гими чертами, которые заметны по типичным переживаниям во время мастур-
бации. Тогда как чувства к девушке, похоже, парализованы двойственностью,
в переживаниях во время мастурбации конфликтующие чувства видны в их
временной последовательности: сначала желание, затем вина и магическое
восстановление.

Сон словно делает ясное утверждение, только более символическим обра-
зом. Вместо изменения чувств (в переживании “я”), он воспринимает изме-
нение в самой девушке и в относительном расстоянии между ними.

Если сон описывать на языке теории комплексов, получилось бы что-то
вроде этого: его эго сновидения находится в отношениях (занимается сексом
с) неизвестной женской фигурой (которая может представлять комплекс ани-
мы), как вдруг этот комплекс внезапно заражается другим комплексом идей,
представленных Билли Грэмом. Образ Билли Грэма, похоже, является частью
комплекса идей, к которым также относятся детские переживания подавляю-
щей няни. Он действует примерно, как фрейдистское супер-эго в более арха-
ичной форме. Лизис сновидения в том, что “я” сновидения пространственно
отдаляется от этого комплекса. Он просыпается, напуганный этим пережива-
нием и снова оказывается в обычном состоянии отчуждения от чувственных
отношений.

При обсуждении возможно рассматривать сон как компенсацию сознатель
ного чувства излишнего подавления в эмоциональной жизни. Сон в довольно
сильной форме показывает, как его сексуальные желания прерываются чув-
ствами вины. Это почти точная параллель тому, что он эмоционально испы-
тывал во время, и после мастурбации.

Но если бы сон не запомнился и не обсуждался на анализе, как бы он воз-
действовал на жизнь пациента? Здесь мы немедленно сталкиваемся с одной
из самых базовых проблем в психологии, из-за которой её задача так неверо-
ятно сложна, ведь, как показал Юнг, только в психологии психика сталкива-
ется с дилеммой, пытаясь понять саму себя. Мы не можем наблюдать себя,
не меняя в процессе то, что наблюдается, в точности как невозможно наблю-
дать физическую систему, не искажая её воздействием наблюдения, что до-
казал Гейзенберг.

Мы можем лишь строить предположения, что, если бы сон не запомнился,
он всё равно был бы неудачной попыткой столкнуть сновидца с символиче-
ской ситуацией, которая точно отражает его переживания во время мастурба-
ции и в связи с женщинами. Остаётся только гадать, что в этом была “цель”
дать ему возможность проработать во внутренней структуре комплексов и эго
ту проблему, с которой он не мог эффективно справиться во внешней повсед-
невной жизни.

Если решить отрицать проспективную, направленную в будущее деятель-
ность психики, как это делают некоторые теоретики-редукционисты, сон мо-
жет оказаться просто внутренней моделью отношений между “я” сновидения
и другими комплексами. Эта внутренняя структура будет проективно опре-
делять отношение пациента к внешним событиям, ведя к двойственности, как
с его настоящей девушкой, или к изменчивым, перенапряжённым эмоциям,
как в его гневе на всё, предполагающее строгую нравственность. Такие теоре-
тики могут отрицать, что сон имел какое-то намерение (даже недоразвитое)
изменить структуру эго сновидца.

Чтобы возразить на это, необходимо показать, что сновидение совпадало
с изменением во внешней жизни прямо перед тем временем, когда сон был
истолкован в анализе, то есть перемену в состоянии бодрствующего эго, совпа-
дающую со сновидением, но до того, как в сознании появилось толкование сна.

Примеры таких перемен нередки, хотя их редко привлекают в качестве до-
казательства обсуждаемого вопроса. Сам я до того, как заняться психиатрией,
однажды был поражён внезапной переменой в психологическом состоянии,
совпавшим с кратким сном, который, к сожалению, не запомнился даже тогда.

Будучи интерном, я много ночей проводил на вызовах в реанимацию, часто
спал по два часа или даже не спал вообще. В один из таких случаев я провёл
в больнице весь день, большую часть ночи провёл в реанимации, а потом ра-
ботал весь следующий день. После обеда на второй день, покинув больницу,
я пошёл на занятия живописью с группой близких друзей. Я опоздал на лек-
цию и занял единственное свободное место спереди. Хотя меня интересовала
тема занятия, усталость взяла своё, и я начал засыпать. Я старался удержать-
ся, прислушивался к каждому слову.

Внезапно я понял, что на краткое время уснул и увидел сон, хотя не мог
вспомнить содержание сновидения. Я помнил последние слова перед засы-
панием и слова после пробуждения были на ту же тему — либо конец пред-
ложения, либо другое предложение, продолжавшее ту же мысль. К моему
стыду, лектор сделал замечание о моей сонливости. Мне удалось оценить, что
я спал едва ли больше минуты. Однако, произошла настоящая трансформа-
ция. По пробуждении я обнаружил, что мой ум ясен и свеж, словно я глубоко
проспал несколько часов. Остаток дня я без труда бодрствовал, легко следя
за интересной лекцией. Время, проведённое во сне, было слишком коротким,
чтобы полагать, будто свежесть вызвана каким-то метаболическим процессом
в мозгу, происходящим во время сна. Напротив, похоже, что изменение со-
стояния сознания было вызвано сновидением. Будучи с близкими друзьями,
я не сильно стыдился тому, что заснул, и замечание лектора не задело меня
до того, чтобы высвободить адреналин или вызвать сильное желание сохра-
нить персону, что было бы другим объяснением чувства свежести и лёгкости.

Похоже, некая психологическая перемена старалась добиться актуализации
и смогла добиться этой цели только во время краткого сна, изменив всё состо-
яние сознания на много часов. Возможно, это был сон, которого я лишился
предыдущей ночью из-за работы в реанимации.

Второй пример, показательный для изменений, происходящих, очевидно,
во время значительного сновидения, взят из жизни мужчины за сорок. Воз-
можно, гипотетический критик будет иметь некоторые возражения. Некогда
мужчина провёл почти год в анализе, но до прихода на консультацию не за-
нимался им уже несколько лет. Он был заметно успешен в бизнесе, а также
в активной социальной жизни, но находил всё меньше эмоционального удо-
вольствия в этой деятельности. В этом отношении он напоминал молодого
18-летнего юношу, хотя не имел таких проблем с подавлением.

Через несколько месяцев анализа он пришёл на час после перерыва
в несколько недель из-за деловой поездки. Как обычно, он печатал на машин-
ке все сновидения; одну копию он принёс мне, другую оставил себе. Посколь-
ку времени на то, чтобы должным образом изучить весь материал сновидений,
очевидным образом не было, я предложил ему выбрать сон, который интересо-
вал его больше всего. После минутного колебания он выбрал следующий сон:

Я сидел за столом кофейни с отцом. Мне было около 22 лет, а он был при-
мерно моего возраста, и в этом возрасте он умер. Он встал из-за стола и сел
в конце стойки. У него была гитара, и он сыграл песню. Никто не обратил
внимания. Он сыграл другую песню, и всё равно никто не заметил. Затем он
сыграл третью песню и спел. Все замерли и прислушались. Когда он закон-
чил, все аплодировали, и мой отец внезапно ослеп. Он наощупь пробрался на-
зад к столику, и встав, чтобы помочь ему сесть на стул, я подумал, что теперь
не смогу жениться, потому что придётся всю жизнь заботиться о слепом отце.

Его ассоциации с мотивами сновидений даны ниже почти в тех словах, ко-
торые он использовал:

Отец: он был очень амбициозным, не эмоциональным человеком, в неко-
тором роде упрямым. Он был президентом гражданского клуба и других пред-
приятий и общественных клубов, серьёзно относился к своему положению
и хорошо делал свою работу. Мы не были эмоционально близки. Он играл
на гитаре и пел, но никогда в кофейне, и никогда не пел баллад — больше
командные гимны из колледжа, такого рода вещи. С глазами у него проблем
не было. Он умер примерно в моём возрасте.

Кофейня: никогда в них не бывал, но думаю, что это место для компа-
ний и общения с людьми. Не такое, как бар, где напиваются и пытаются
за кем-нибудь приударить.

Аплодисменты: одобрение за исполнение.

Слепота: неспособность видеть. Возможно, неспособность что-то осоз-
нать.

Чего вы не видите? Я не знаю, возможно, мои эмоции. Я бы хотел боль-
шей интеграции анимы в мою жизнь.

Невозможность жениться: это странно, ведь я женат. Но во сне я был
моложе, около 22 лет — до того, как женился.

Пока мы амплифицировали сон, мужчина внезапно подумал о том, как сон
может относиться к его нынешней жизни. По его словам, он несколько недель
думал, как его не удовлетворяет управленческая работа. Он устроил свой
бизнес так, чтобы минимизировать объём требуемого управления, но в своих
гражданских обязанностях он словно попал в повторяющийся шаблон, который
только теперь начал для него проясняться. В любом гражданском предприятии,
к которому он присоединялся, он словно неизбежно стремился управлять орга-
низацией. Сначала это казалось ему импульсом к власти, но, когда я попросил
его изучить свои чувства более внимательно, он понял, что его захватывало
именно восхождение к президентству, а пик увлечённости наступал, когда его,
наконец, выбирали и назначали, когда он принимал аплодисменты других чле-
нов. Но после избрания фактическое управление, требуемое для выполнения
обязанностей, казалось ему тяжёлой рутиной, часто скучной и утомительной.
Он обычно радовался, когда его срок заканчивался, но брал на себя такие же
обязанности в одной группе за другой. Его навязчивый поиск ответственных
позиций, прежде всего для аплодисментов за победу в гонке, всегда заканчи-
вался столкновением с длительным и утомительным сроком на посту, в течение
которого он был вынужден заботиться о позиции, полученной благодаря своим
амбициям. Такие занятия истощали его энергию, так что у него не оставалось
времени и сил для своих глубоких эмоциональных нужд.

Поняв сон в таком ключе (его слепой отец представляет навязчивое
стремление к аплодисментам), он вспомнил, что через несколько дней по-
сле сновидения, но до того, как понял сон сознательно, он впервые отказался
от ответственной позиции в достойной гражданской организации. Он сделал
это даже после предварительного согласия, и это действие было тем более зна-
чительно, что он считал функцию организации очень важной для сообщества.

Потому похоже, что изменение характерного шаблона поведения начало
происходить до того, как сон был подвергнут анализу. Будет ли излишним
предполагать, что сон оказал непосредственное воздействие на эго, приведшее
к перемене в эмоциональных решениях, свидетельствующее о естественном
течении индивидуации и роста? Если так, то пример опровергает критику, со-
гласно которой сны просто отражают бессознательные отношения различных
комплексов в связи с эго, не имея никакой намеренной и созидательной цели.

Анализ сновидения оказал дополнительное воздействие, позволив образо-
вать в сознании ясное представление о некоторых силах, стоящих за его отка-
зом от поста. Такое сознательное мышление стало дополнительной гарантией
против попадания в подобный шаблон в будущем. Кроме того, оно позволяет
бодрствующему эго более полно участвовать в процессе принятия решений.

Другой пример ясной перемены, происходящей во время значительного снови-
дения, но до того, как сон сознательно изучен, произошёл во время лечения биз-
несмена возрастом слегка за сорок. У него была заметно выраженная изысканная
и культурная персона, за которой он чувствовал себя почти пустым. Он женил-
ся только за год до начала лечения. Когда он пришёл на анализ, самым ярким
симптомом была ревность к жене. Он не подозревал её в какой-то конкретной
неверности, но думал, что она могла солгать о своей сексуальной жизни между
её прошлым браком, который закончился разводом, и началом их свиданий.

Ревность прорывалась самым обычным образом, приводя к вспышкам яро-
сти примерно каждые две недели. На самом деле, регулярность его раздра-

жения предполагала, что она может быть основана на каком-то органическом
факторе, как бывает в некоторых случаях маниакально-депрессивного психоза.
Хотя содержание его бреда очевидно зависело от психодинамической струк-
туры, время этих вспышек, периодическое высвобождение продолжающегося
конфликта казались слишком регулярными и точными, чтобы коррелировать
с событиями внешней жизни. Во многих случаях ярость обращалась на него
самого, а иногда у него бывали суицидальные импульсы.

После выходных, когда ожидалось появление
ярости, он пришёл на консультацию в исключительно хорошем настроении,
потому что в ожидаемое время не появилось ни ревности, ни ярости. Одна-
ко, он запомнил сон, хотя они снились ему очень редко. Во сне он наблюдал
за приближением бомбардировщика и боялся, что тот полностью уничтожит
большой город, сияющий в ночи. Пока он смотрел, неподалёку от города по-
явился истребитель и сбил бомбардировщик до того, как он уничтожил город.
Затем истребитель сел, и пилот высадился. Сновидец с удивлением заметил,
что пилот выглядел в точности как он сам.

Казалось, словно этот сон появился вместо ожидаемого всплеска ярости
и ревности. Кроме того, он словно показывал автономный характер его раз-
рушительной ярости (бомбардировщик) и опасность уничтожения центра
цивилизации (город, возможно, его сознательная личность). Защищающий
самолёт-истребитель был столь же автономным, и эго сновидения восприни-
мало происходящее как пассивный наблюдатель, словно эта очень драматичная
ситуация находилась целиком вне эго.

В процессе амплификации пациент упомянул нечто такое, на что понача-
лу обратил мало внимания — истребитель выглядел необычно, как круглый
диск с кабиной в центре без заметных двигателей. Не применяя этот термин,
он в точности описал обычное представление о летающей тарелке. Как пред-
полагал Юнг (CW 10), некоторые сообщения о летающих тарелках могут
представлять собой проекцию на внешнюю реальность образа целостности

Самости, представленной, как мандала. Если это было так в случае пациента,
сон указывает, что некоторый союз между Самостью и частью его эго позво-
лил успешно предотвратить вторжение разрушительного и повторяющегося
комплекса, который периодически завладевал сознанием.

Отход от ожидаемого поведения оказался таким же поразительным для
жены пациента, как и для меня, и у неё не было для этого объяснения, по-
скольку их отношения шли обычным чередом, только без ожидаемых эпизодов

ярости. Эта перемена явно была связана со сновидением, которое произошло
в 48-часовой период перед ожидаемой яростью. Сам сновидец едва ли об-
ращал внимание на сновидения, записывая их только по моей просьбе. Он
не видел в сновидениях никакого особенного значения до нашего обсуждения.

Как и в рассмотренном выше сне бизнесмена, этот сон, похоже, является
примером не проанализированного материала сновидения, ведущего к явному
изменению состояния эго бодрствующего человека даже до анализа сновиде-
ния. В этом отношении может быть полезно снова прояснить гипотетическую
функцию естественно происходящего сновидения, не подверженного никакому
аналитическому процессу.

Представленные примеры иллюстрируют, как эго сновидения или снови-
денное “я” может участвовать в тех же ситуациях, что и обычное бодрству-
ющее сознание, только в символически выраженных. Предполагалось, что
сновидение может функционировать в компенсаторной манере, даже хотя
оно не запомнилось и не подвергалось формальному анализу. В самом деле,
существует гипотеза, что сновидение может быть естественным средством,
при помощи которого психика в целом, предположительно через центральный
архетип Самости, оказывает давление на эго, вынуждая его расширять свои
границы (что характерно для первой половины жизни), а позже релятивизи-
рует его чувство доминирования и подчиняет более всеобъемлющему центру,
то есть Самости.

Любой человек, помнящий много своих снов, хорошо знает, что иногда сно-
виденное “я” действует либо в более примитивной манере, чем бодрствующее
“я” (отождествление с тенью?), либо в более зрелой и действенной манере
(отождествление с ясной тенью? С Самостью?)

Остаётся обсудить в совместимых с юнгианской теорией комплекса поня-
тиях то, как можно концептуализировать отношения между эго сновидения
и бодрствования.

Ссылки

Abenheimer K. M.: The ego as subject, в Wheelwright J. B. (ed): The Reality
of the Psyche. New York, Putnam, 1968.

De Becker R.: The Understanding of Dreams, or The Machinations of the
Night. (Trans: M Heron) London, Allen & Unwin, 1968.

Edinger E. F.: The ego-self paradox. J. Anal. Psychol. 5:3—18, 1960.

Fordham M.: The empirical foundation and theories of the sell in Jung’s work,
в Fordham M., Gordon R., Hubback, J., et al (eds): Analytical Psychology.
London, Heinemann, 1973.

Hofstadter A.: The vocation of consciousness. Rev. Existential. Psychol.
Psychiatr. 9:64-77, 1968.

Jacobi J.: The Way of Individuation. (Trans: R.F.C. Hull) London, Hodder
& Stoughton, 1967.

Jung C. G.: Memories, Dreams, and Reflections. (Ed: A Jaffe) New York,
Vintage Books, 1961.

Marjasch S.: The I in dreams. Spring. New York: Analytical Psychology Club
of New York, 1966, pp. 60-75.

Neumann E.: Art and the Creative Unconscious. Princeton, Princeton
University Press, 1959.