08.11.2017
0

Поделиться

Глава 1. Синхронистичность и аналитическая психология

Родерик Мейн

Разрыв Времени

Часть Первая

Теория Синхроничности

Глава первая

Синхроничность и аналитическая психология

Теория синхроничности возникла в рамках аналитической психологии. В основе теории синхроничности лежат положения аналитической психологии. Таким образом, целесообразно будет начать с детального рассмотрения того, как данная теория, в том виде, в каком ее представил Юнг, укладывается в общую психологическую модель. Множество предыдущих работ Юнгианского толка неизбежно касались этого вопроса, зачастую, в ознакомительном ключе (например, Фордхем 1957, Уильямс 1957, Болен 1979, Уортон 1986, Азиз 1990, фон Франц 1992, Менсфилд 1995, Брайт 1997). Однако в этой главе мы более широко и системно рассмотрим различные стороны данного вопроса. Так, эта глава послужит не только введением в понятие синхроничности, но и предоставит базовое понимание аналитической психологии Юнга.
Кроме того, в этой главе мы представим комплексное описание теории синхроничности, не вдаваясь глубины ее проблематики. Мы считаем данный подход благоразумным, поскольку данная теория затрагивает множество противоречивых вопросов и есть риск, что читатель начнет интерпретировать это теорию исходя из уже известных ему терминов, относящихся к какой-либо другой области знания, что, в результате, приведет к тому, что теория синхроничности так и не будет адекватно воспринята в контексте своих собственных терминов. Мы рассмотрим проблемные вопросы данной теорий в главе 2.
Данное описание включает в себя изначальное представление теории через определение синхроничности, подкреплённое примерами. Затем, мы дадим описание основ аналитической психологии, формирующих как истоки этой теории, так и общую структуру, в которую Юнг хотел ее встроить. В этой главе мы детально рассмотрим, как работает синхроничность в свете аналитической психологии. Кроме того, мы упомянем вклад синхроничности в различные модификации аналитической психологии. В заключении, мы бегло упомянем некоторые альтернативные теоретические модели, которые объясняют случаи значимых совпадений, поскольку сравнение с этими теориями подчеркивает отличительные черты теории Юнга.
Определение и примеры проявления синхроний
Юнг рассматривает следующие происшествия в качестве «парадигмы многочисленных случаев значимых совпадений, которые наблюдал не только я сам, но и многие другие». Это определение взято из эссе о синхроничности 1951 года. Другая версия появилась в другом эссе в 1952 году. Мы вернемся к нему позже, так как в нем содержаться важные детали, не упомянутые в данном эссе. В эссе от 1951 года Юнг пишет:
«Мой пример касается молодой пациентки, на которую, несмотря на совместные усилия, терапия не оказывала никакого эффекта. Трудность проистекала из ее убеждённости в собственной правоте, чего бы это не касалось. Ее превосходное образование снабдило ее необходимым для этого оружием, а именно – выхолощенным Декартовым рационализмом с безупречным «геометрическим» восприятием реальности. После нескольких бесплодных попыток смягчить ее рационализм, мне оставалось лишь надеяться, что рано или поздно произойдет нечто иррациональное и неожиданное, нечто такое, что сможет вызволить ее из добровольного интеллектуального заточения. Так, однажды я сидел напротив нее, спиной к окну, и внимал потоку ее красноречия. В ночь накануне нашей встречи ей приснился яркий сон, в котором кто-то преподнес ей золотого скарабея – дорогое ювелирное украшение. Пока она продолжала рассказывать о своем сне, я услышал легкий стук в окно. Я обернулся и увидел довольно крупное насекомое, которое стучалось в оконное стекло, настойчиво пытаясь проникнуть в комнату. Мне это показалось странным. Я открыл окно и сразу же поймал это насекомое. Это был жук, похожий на скарабея, известный как золотистая бронзовка, чей золотисто-зеленый окрас почти полностью повторяет окрас золотого скарабея. Я передал жука своей пациентке со словами «Вот Ваш скарабей». Этот случай позволил наконец проделать брешь в его рационализме и ослабить ее интеллектуальное сопротивление. После этого, лечение стало приносить удовлетворительные результаты».
Юнг дал множество разных определений синхроничности. Самые лаконичные из них: «значимое совпадение», «акаузальный параллелизм» или «акаузальный связующий принцип». Более полное определение звучит следующим образом: «явление, в котором событие во внешнем мире значащим образом совпадает с психологическим состоянием того или иного человека».
В приведенном примере психологическое состояние отражено в рассказе пациентки о своем сне, в котором она получает скарабея. Внешние событие – это появление и поведение настоящего скарабея. Рассказ о сне и появление скарабея произошли одновременно. Ни одно из этих событий не являлось причиной другого, соответственно такие отношения можно назвать акаузальными.е. между этими событиями отсутствует причинно-следственная связь. Тем не менее, эти события повторяют друг друга в таких невероятных деталях, что невольно создается ощущение, будто они действительно связаны между собой, пусть и акаузально. Кроме того, такая акаузальная связь между событиями несет в себе символическую информацию (как мы увидим далее) и оказывает сильнейший эмоциональный и трансформирующий эффект на пациента, что, несомненно, можно назвать значимым совпадением.
Юнг ставит акцент на таких характеристиках подобных совпадений как одновременное проявление событий, их акаузальность и их значимость. Юнг признает, что фактор одновременности на является обязательным. Поскольку существует ряд других событий, которые Юнг относит к проявлениям синхроничности, где элемент одновременности не является очевидным, такие события, которые либо не распознаются как одновременные в момент проявления (например, пророческие видения), или не являются одновременными вовсе (например, вещие сны). Он приводит примеры обоих видов синхроний. Его пример включает в себя события, одновременность которых не была очевидна в момент их проявления. Этот пример также занимал Канта. Он касается видения шведского мистика Эммануила Сведенборга о ужасном пожаре в Стокгольме в 1759 году. Сведенборг находился на вечернике в Гётеборге, в 200 милях от Стокгольма, кода ему пришло видение. В шесть часов вечера он сказал своим спутникам, что начался пожар, затем он описывал его распространение на протяжение последующих двух часов, и, в восемь вечера, с облегчением заявил, что пожар потушили всего в трех домах от его собственного жилища. Все описанные им детали подтвердились в следующие несколько дней, когда в Гётеборг из Стокгольма прибыли посланники.
В следующем примере, который приводит Юнг, фактор одновременности полностью отсутствует. Он касается его студенческого приятеля, чей отец обещал подарить ему поезду в Испанию, если тот успешно сдаст все экзамены. Другу Юнга затем приснился сон, где он видел испанский город: парк, Готическую церковь, и повозку, стоящую за углом одного дома, которую везли две буланые лошади. Вскоре, после успешной сдачи экзаменов, он действительно отправился в Испанию в первый раз в жизни, и увидел все детали, пришедшие ему во сне, наяву.
Чтобы дать объяснение подобным случаям совпадений, Юнг в своем эссе от 1951 года подставил следующее трех-ступенчатое определение:
«Все упомянутые мной феномены можно объединить в три категории
Совпадение психологического состояния наблюдателя с одновременным, объективным, внешним событием, которое соотносится с психологическим состоянием или содержанием (например, скарабей), без причинно-следственной связи между психическим состоянием и внешним событием, когда, принимая во внимание психологическую относительность пространства и времени, подобная связь не представляется возможной.
Совпадение психологического состояния с соответствующим событием (более или менее одновременным), происходящим вне поля зрения наблюдателя, т.е. на определенном расстояние, проверить которое возможно только впоследствии.
Совпадение психологического состояния с соответствующим, еще не произошедшим, будущим событием, отдаленном во времени, которое может быть проверено только впоследствии.
Во второй и третьей группах, совпадающие события не присутствуют в поле зрения наблюдателя, однако они были предвидены и могут быть проверены только впоследствии. Таким образом, я называю такие события синхроничными, что не стоит путать с синхронными, т.е. одновременными.»
(Юнг, 1951 год)
Первый пункт этого определения охватывает такие события как случай со скарабеем. Вторая часть – случаи подобные произошедшему с Сведенборгом, когда объективное событие (пожар в Стокгольме) случилось на расстоянии от наблюдателя, и подтвердилось только в дальнейшем, но было предвидено в момент происшествия по средствам видения Сведенборга. Третья часть описывает события, подобные случившемуся с другом Юнга, когда объективное событие (знакомство с пейзажами Испанского города) произошло в будущем, и было подтверждено впоследствии, но было предвидено в вещем сне студента.
Перед Юнгом не стояло задачи классифицировать исключения, когда дело касалось акаузальности. Как сказано в первой части его определения, причинно-следственная связь между психологического состоянием и синхроничным внешним событием не представляется возможной.
Что касается фактора значимости, Юнг опирался на тот факт, что случаи значимых совпадений ,чаще всего, действительно имеют значение для их наблюдателей. Однако Юнг идет дальше и предоставляет, пусть и весьма косвенное, теоретическое обоснование тому, почему люди приписывают значимость синхрониям. Это объяснение переводит работу Юнга по синхроничности с уровня феноменологического описания на уровень теоретического объяснения. Чтобы полностью вникнуть в суть данного теоретического объяснения значимости совпадений, необходимо сначала рассмотреть общую психологическую модель Юнга и принципы, связывающие ее с теорией синхроничности.
Психологическая модель Юнга и ее связь с синхроничностью
По мнению Юнга, человеческая психика состоит из сознательного и бессознательного, и в своих работах по психологии, включая работу по синхроничности, он говорил, что основной задачей является изучение и активизация взаимоотношений между ними.
Сознание
Юнг определяет сознание через взаимоотношение психических содержаний с эго. Это следует понимать и как данную связь, в той мере, в которой она воспринимается со стороны эго, и как функцию или деятельность, данную связь поддерживающую.
Сознание содержит в себе все переживания, воспоминания, мысли, фантазии, намерения и так далее, о которых известно эго и процесс, который позволяет эго воспринимать эти содержания как относящиеся к нему.
Юнгианская психология обращает особое внимание на развитие сознания: т.е., осознания более широкого спектра психической активности и, следовательно, увеличения способности человека к сознательным действиям в отношении к этой активности.
Любое проявления синхроничности, распознаваемое как таковое, должно включать в себя сознание. Однако синхронии не только включают все себя сознание, но и усиливают его, выявляя его связь как с бессознательным, так и с внешним миром. Например, происшествие со скарабеем установило связь рациональной сознательной позиции пациентки Юнга с «чем-то неожиданным и иррациональным», что проявилось как в ее бессознательном, в форме сновидения об украшении в форме скарабея, так и во внешнем мире, в форме настоящего жука, который влетел в окно.
Эго, или эго-комплекс, которое так важно для сознания, Юнг определяет как «комплекс идей, которые составляют центр поля сознания и обладает высокой степенью непрерывности и идентичности. Поскольку психические содержания являются осознанными только в той мере, в какой они воспринимаются эго и относятся к нему, Юнг замечает, что эго «в равной степени является содержанием и состоянием сознания». Иными словами, без эго невозможно что-либо осознать: с его помощью, человек может осознать множество вещей, включая само эго. Юнг делает акцент на том, что эго является одним из множества комплексов, таким образом, оно не идентично всей психике, поскольку психика состоит как из сознания, так и из бессознательного. Юнг видит основную роль эго в разделении объектов, качеств и состояний, который изначально не были дифференцированы. Например, именно с развитием эго-сознания ребенок отделяет себя от родителей, подросток различает моральные и социальные ценности, а психологически зрелый человек отличает образ людей, от реальных людей, на которых он проецирует этот образ.
Между синхроничностью и эго очень тонкие отношения. С одной стороны, непрерывность эго, и его способность разделять объекты необходимы для интерпретации и интеграции значений синхроний. Если бы пациентка Юнга не обладала достаточно сильным эго для того, чтобы в полной мере выявить отношения между ее сознательным мировоззрением и синхронией, и не была бы способна проанализировать значение синхронии, то ей была бы не доступна возможность использовать синхроничность для своего психологического развития. С другой стороны, ограниченный взгляд эго может препятствовать осознанию значения бессознательных содержаний, проявляющихся в синхрониях. В случае с пациенткой Юнга, радикальный рационализм ее эго уже сделал ее невосприимчивой ко всем формам лечения. В ее ситуации велик был риск начать искать рациональное объяснение произошедшему случаю, вместо того, чтобы погрузиться в анализ значения пережитого опыта синхронии. Тем не менее, служит ли эго помощником, или ограничивает наш взгляд, оно вступает во взаимодействие с синхрониями только после того, как они произойдут. Сама по себе синхроничность, будучи акаузальным, непредсказуемым и иррациональным феноменом, обходит эго и его механизмы защиты и контроля. Эго не может воспрепятствовать проявлению синхроний, оно лишь может участвовать в их осознании и интерпретации. В случае пациентки Юнга, содержание синхронии пробило рациональный щит ее эго, и, тем самым, бросило ему вызов. Слова Юнга о том, что после проявления синхроничности лечение пациентки стало приносить положительные результаты, говорит о том, что она приняла этот вызов.
Сознание людей определяется не только согласно индивидуальным содержаниям, полученным в ходе жизни каждого человека, но также согласно психологическому типу. Юнг различал два основных типа психологических установок и четыре основные функции сознания. Комбинация установки и функции, доминирующих в сознании человека, определяют его психологический тип. Психологическую установку Юнг определял как «готовность психе действовать и реагировать определенным образом». Существуют установки двух типов: экстраверта и интроверта. Установка экстравертного типа направлена на восприятие внешнего мира, в то время как установка интровертного типа направлена на внутренний мир. Психическую функцию Юнг определял как «форму психической активности, которая проявляет себя согласно одному и тому же принципу в разных ситуациях». Он выделил четыре типа функций: мышление, чувство, ощущение и интуиция. Если говорить кратко, то мышление говорит нам чем является некий объект, чувство – какова его ценность, ощущение – что это, а интуиция – каковы его возможности. Мышление и чувство являются рациональными функциями и используются для вынесения суждения (это – не то, плохое – хорошее), в то время как ощущение и интуиция считаются иррациональными функциями, поскольку они относятся к процессу восприятия (внешние факторы, внутренние видения). Обе установки и все четыре функции присущи каждому человеку, но все они выражаются в разной степени. Тип человека характеризуется комбинацией доминирующей установки, наиболее сильной функции (ведущая функция), и второй самой сильной функцией (второстепенная функция). Если ведущая функция является рациональной, то второстепенная функция должна быть иррациональной. Таким образом, другая рациональная функция относительно недоступна для сознания и называется подчиненной функцией. Так, в модели Юнга можно выделать шестнадцать возможных психологических типов. Например, человек может принадлежать к интровертному интуитивному типу с второстепенной функцией мышления, или к экстравертному интуитивному типу, с второстепенной функцией чувства, а третий – к экстравертному типу с ведущей функцией чувства и второстепенной функцией ощущения. В первых двух примерах, подчиненной функцией будет ощущение (поскольку ведущая функция – иррациональная функция интуиции), а в третьем примере подчиненной функцией будет мышление (так как ведущей функцией является рациональная функция чувства).
Определенный характер синхроний зависит от сознательной ориентации человека, что, в свою очередь, частично зависит от его психологического типа. У пациентки Юнга была ярко выраженная функция мышления. Таким образом, ее подчиненной функцией можно считать функцию чувства. Юнг делает на этом акцент, говоря, что «ее рационализм нужно смягчить более человеческим пониманием». Синхроничность, проявляющаяся в таких условиях, порождает опыт и образ, которые могут затронуть ее на уровне чувств, разбивая «стену интеллектуального сопротивления».
Бессознательное
По мнению Юнга, к пониманию психики человека нельзя подходить только со стороны сознания, поскольку психика включает в себя еще и бессознательное. Юнг определяет бессознательное как «пограничный психологический концепт, который охватывает все содержания или процессы не являющиеся сознательными, т.е. не относящиеся к эго и не воспринимаемые им.» ((1921: par. 837). Этот концепт является пограничным, поскольку он определяет пределы того, что мы знаем, а не описывает область знания. Если некогда бессознательные содержания и процессы переходят в область сознания, то они, очевидно, перестают быть частью бессознательного. Тем не менее, наблюдая непредсказуемые изменения в поведении, чувствах и мыслях в себе самом и в других людях, можно заключить, что значительная часть психической жизни проходит в тайне от эго. Мы часто совершаем непреднамеренный поступки, поддаемся резкой перемене настроения, и нас также посещают мысли, которые не являются продуктом сознания.
В отношениях между синхроничностью и бессознательным существует несколько аспектов. Суть первого аспекта заключается в том, что синхронии проистекают из бессознательного. Синхрония, пережитая пациенткой Юнга, не была вызвана сознательным намерением, и она не могла сознательно вызвать образ жука скарабея, который имел символическое значение, о котором она не знала. Следующий аспект состоит в том, что синхронии выражают точку зрения бессознательного. В случае пациентки Юнга, бессознательное, в первую очередь, выразило свое видение целостности, которое не станет мириться с однобоким интеллектуализмом.
Третий аспект заключается в том, что синхронии расширяют наш взгляд на бессознательное. Отчасти, потому что синхронии открывают нам специфические бессознательные содержания, такие как символизм скарабея, отчасти, они дают нам ключ к глубинным структурам бессознательного – такие ключи подтолкнули Юнга к далеко-идущим размышлениям о модели психики, как мы увидим в конце этой главы.
Исследования и наблюдения Юнга привели его к мысли о том, что бессознательное состоит как из личных содержаний, полученным в ходе жизни человека, так и из содержаний всего человеческого рода. Первое определяется как личное бессознательное. Оно включает в себя содержания, которые некогда находились в области сознания, но были забыты, либо ненамеренно, так как более не имели энергии оставаться актуальными, либо намеренно, через подавление, если они были болезненными. Кроме того, бессознательное также включает в себя суждения, которые, проходя через сознание, не получили достаточного внимания для того, чтобы быть полностью воспринятыми, и, следовательно, были восприняты бессознательно. Все эти содержания берут свое начало в личной жизни человека. Они формируются в группы в бессознательном, образуя комплексы: фрагменты психики, которые вступают в конфликт с сознанием, проявляют себя в сновидениях, и, зачастую, ведут себя как отдельные личности.
Коллективное бессознательное, в свою очередь, включает в себя «бессознательные психические ассоциации…которые никогда не были частью сознания, и таким образом, полностью являются продуктом бессознательной деятельности». Такие содержания проистекают не из личного опыта, а из унаследованной возможности психической активности в целом, т.е. унаследованной структуры мозга. Их присутствие в бессознательном выражается по средствам «мифологических ассоциаций, мотивов и образов, которые могут возникнуть в любое время в любом месте, вне зависимости от исторической традиции или миграции. Юнг говорит об этих содержания коллективного бессознательного, как об архетипах. Он разделяет понятия архетипа как такового, являющегося непостижимым, и архетипического образа, который представляет собой воплощение архетипов в сознании, наполняющий архетипы образами, взятыми из личного, социального и культурного контекста. Архетипические образы характеризуется спонтанностью проявления, автономностью развития и повышенным эмоциональным зарядом и ощущением непохожести (нуминозности). Архетип может генерировать несчетное количество архетипических образов, каждый из которых частично отражает его природу. Человек может перенять только сам архетип, а не архетипический образ. (Общими для людей могут быть только архетипы, а не архетипический образы, возникшие на их основе).
Юнг не дает обширной информации о том, как личное бессознательное может быть вовлечено в процессы синхроничности. Тем не менее, весьма вероятно, что личное бессознательное предоставляет хотя бы небольшую часть содержаний синхроний. Пациентке Юнга приснилось, что она получила в дар ювелирное украшение. Образ драгоценного подарка с уверенностью можно интерпретировать как отражение желания пациентки получить нечто ценное от самого Юнга. Подобная интерпретация не противоречит предположению о том, что этот же образ может иметь архетипический аспект, отражающий коллективное бессознательное, поскольку на практике, личное и коллективное бессознательное переплетаются друг с другом, и, зачастую, провести между ними грань довольно сложно. (Уильямс, 1963). Личное бессознательное также может быть вовлечено в синхроничность в негативном ключе, персонализируя и искажая интерпретации. Например, как если бы пациентка Юнга интерпретировала скарабея во сне и в реальности как награду за свой превосходный интеллект.
Коллективное бессознательное и его содержания и архетипы – самые важные концепты теории Юнга, необходимые для понимания синхроничности. Юнг пишет, что «на данный момент, огромное количество синхроний, которые мне доводилось наблюдать и анализировать, демонстрируют прямую связь с архетипом.». Он полагал, что, хотя архетипы и не являются причиной возникновения синхроний, констелляция или активация архетипа в некой ситуации увеличивает шанс возникновения синхронии. В примере со скарабеем, он отмечал, что «здесь имеет место быть архетипическая основа», и предположил, что скорее всего, это был архетип перерождения. Поскольку, как он объясняет — «Любое значительное изменение мировоззрения знаменует психическое обновление, которое, зачастую, сопровождается символами перерождения в снах и фантазиях пациента. Скарабей – это классический пример символа перерождения». Сопутствующий эмоциональный заряд или нуминозность данного происшествия является очевидным, поскольку, как отмечает Юнг «это событие разбило стену ее интеллектуального сопротивления».
Юнг полагал, что существует столько же архетипов сколько и типичных человеческих ситуаций. Некоторые архетипы затрагивают универсальные процессы и события, такие как рождение, вступление во взрослую жизнь, брак, материнство/отцовство и смерть. Другие касаются различных форм психических взаимоотношений и выражаются через образы и персонификации. Среди них находится так называемая персона, представляющая собой маску, которую человек надевает для общения с окружающим миром; тень – совокупность качеств, которые человек считает отрицательными и отказывается признавать их в себе; анима и анимус, представляющих собой внутренний образ женщины у мужчины, и внутренний образ мужчины у женщины соответственно. Оба образа является средством, с помощью которого сознание устанавливает связь с бессознательным; и мана личность, которая является в образах мага, мудреца или мудрой женщины, и представляет собой экстраординарную энергию и внутренние знание, которые высвобождаются при высокой степени психологической интеграции.
Одним из самых важных архетипов, обсуждаемых Юнгом, является самость. Юнг понимал самость как символ психического единства, центральный архетип коллективного бессознательного, цель психологического развития. «Самость» -, пишет Юнг, — «это цель нашей жизни, ибо она является самым полным выражением того, что мы называем индивидуальностью.. Самость, по мнению Юнга, должна быть отделена от эго. В то время как эго является центром сознания, самость является предполагаемым центром всей психики, сознания и бессознательного вместе. Самость также необходимо отделять от маны-личности. Мана личность – воплощение односторонней духовности, с акцентом на необычайной мудрости и силе, в то время как самость представляет собой психический баланс, занимая среднее положение между духом и бренным миром, находясь между двух противоположностей. Самость провялятся в сознании через множество образов, включая такие персонифицированные образы как король, герой, провидец или спаситель, геометрические символы, такие как квадрат или круг (в особенности «мандалы»), и образы объединения противоположностей, такие как китайский символ Ин-Ян, свет и тень, или мотив враждующих братьев. Юнг говорит, что многие образы самости функционально неотделимы от образов Бога, таким образом, самость «можно называть Богом внутри нас». Однако образы Бога, в которых одна сторона противоположности (добро, дух, маскулинность) не находится в балансе с другой стороной (зло, материя, феминность) рассматриваются Юнгом как неполноценные. Таким образом, для Юнга, архетипические образы самости превосходят по важности образы Бога.
В целом, синхронии могут включать в себя любой архетип. Тем не менее, существует особенно сильная связь между синхроничностью и архетипом самости, поскольку синхроничность, как мы увидим далее, способствует процессу интеграции противоположностей, что, в свою очередь, ведет к осознанию самости. Кроме того, Юнг считал, что синхроничность сама по себе выражает состояние унитарности (объединенного бытия) (Юнг описывает это состояние алхимическим термином «unus mundus»,что означает «мир единый», что, в свою очередь, является частью концепта самости.
«Если символизм мандалы это психологические эквивалент unus mundus то синхроничность – это его парапсихологический эквивалент».
Отношения между сознанием и бессознательным.
Юнг определяет отношения между сознанием и бессознательным через призму психической энергии. Он использует этот термин как эквивалент понятия либидо, но, в отличие от Фрейда, он не считает сексуальность его единственной или основной формой. Напротив, он понимает психическую энергию как разновидность жизненной энергии, которая может принимать различные инстинктивные и духовные формы, ни одна из которых не является основополагающей. «Психическая энергия», утверждает Юнг, «есть интенсивность психического процесса, его психологическая ценность». По аналогии с понятием энергии в физике, Юнг считает психическую энергию ограниченной в количестве и нерушимой. Он уделял особое вниманию изучению ее трансформаций. Как сознательные, так и бессознательные процессы включают в себя психическую энергию.
Юнг настаивает на том, что отношения между составляющими событиями синхроничности, будучи акаузальными, не могут рассматриваться через понятия энергии. Тем не менее, понятие психической энергии все же может помочь в понимании психической динамики, связанной с синхроничностью. Например, это понятие неявно присутствует в рассуждениях Юнга об аффективности и нуминозности. Кроме того, бессознательные образы, которые формируют психическое содержание синхроний могут входить в сознание, потому что, когда активируется архетип, происходит уменьшении энергии сознания, а энергия бессознательного, наоборот, увеличивается. Граница между бессознательным и сознанием становится более размытой, что позволяет этим содержаниям более свободно перетекать из одного в другое.
Заимствуя другое понятие из физики, Юнг полагал, что психическая энергия существует как напряжение между двумя противоборствующими силами. Таким образом, понятие противоположностей, занимает ключевое место в его теории. «Противоположности», — как он пишет, — «являются неискоренимыми и незаменимыми предварительными условиями всей психической жизни». Многие концепты психологической теории Юнга понимаются через идею противоположностей. Основополагающей является противоположность сознания и бессознательного. Важно заметить, что в типологической теории Юнга мышление противопоставляется чувству, ощущение – интуиции, рациональные функции противопоставляются иррациональным, интроверсия – экстраверсии. Среди архетипов, персона, маска, которую мы надеваем для общения с окружающим миром, противопоставляется аниме/анимусу, которые устанавливают связь между сознанием и внутренним миром. Архетип самости, во многом, определяется как синтез и гармония противоположностей. Кроме того, у всех архетипов есть противоположная сторона. Например, архетип матери может быть как положительным, проявляясь через образы добра, заботливой матери, так и негативным, проявляясь через образы зла и пожирающей матери. Юнг проводит различие между противоположными инстинктивными и духовными аспектами архетипа. К примеру, архетип матери относится к опыту переживания материнской заботы, который, с одной стороны является буквальным и носит биологический характер, а с другой – символичным и духовным.
Мы уже увидели, что синхронии зачастую проявляют себе согласно принципу противоположностей. Содержании синхронии, как правило, выражает точку зрения бессознательного, противоположную точке зрения сознания. В то время как сознание пациентки Юнга находилось под властью рационализма и интеллектуальности, синхрония со скарабеем выражала противоположный, иррациональный, спонтанный и естественный подход. Понятие противоположностей также играет роль в определениях и характеристиках синхроничности. Юнг представляет синхроничность не только как альтернативу каузальности, но и как противоположный принцип, он даже представил эти противоположности в виде диаграммы.
В модели Юнга, психика рассматривается как саморегулирующаяся система, целью которой является сохранение баланса между противоположностями по средствам механизма компенсации. Это означает, что общий взгляд сознания, ограниченный односторонними установками, постоянно уравновешивается, корректируется и дополняется бессознательным. Например, если сознательная ориентация человека является чрезмерно интровертной и интуитивной, игнорируемые противоположные качества экстраверсии и чувства будут особенно сильны в подсознании. Противоположная позиция подсознания оказывает подавляющее действие на сознание и, если напряжение между сознанием и бессознательным становится достаточно сильным, подсознание, в итоге, может прорваться в сознание в форме сновидений, фантазий и симптомов. «Как правило», — уверяет Юнг, — «компенсация является бессознательной активностью, т.е. бессознательной регуляцией сознательной активности».
Понятие компенсации точно определяет один из самых важных механизмов синхроничности, которого мы уже косвенного касались в обсуждении психологических типов и противоположностей: синхронии компенсируют односторонние установки сознания, таким образом, устанавливая связь между сознанием и бессознательным. В случае пациентки Юнга, синхрония, которая показала всю силу иррационального и возможность перерождения, была компенсацией ее однобокого рационализма, который тормозил ее психологическое развитие.
Компенсация сознания бессознательным ставит своей целью не только установление гармонии, но также и личностное развитие, которое Юнг называл индивидуацией. Согласно Юнгу, индивидуация означает становление индивидуальной личности, поскольку «индивидуальность» заключает в себе все нашу глубинную, несравнимую уникальность. Быть индивидуальной личностью значит поистине быть самим собой. Таким образом, индивидуацию может перевести как «становление собой» или «само-реализацию». Желание встать на путь индивидуации является неотъемлемой частью психики, однако трудность данного процесса говорит о том, что лишь немногие люди способны подойти к нему сознательно. Задачей индивидуации является «снять с себя притворные макси персоны с одной стороны, и первичных образов (т.е. архетипов) с другой». Это влечет за собой постоянную, напряженную интеграцию бессознательных содержаний в сознание: сначала содержания личного бессознательного, а затем и коллективного».
Не смотря на то, что сам Юнг не говорил об этом прямо, то, как он представляет синхроничность, говорит о том, что она способствует процессу индивидуации. Синхроничность связывает сознательное и бессознательное по средствам принципа компенсации, приводя, таким образом, к более полной реализации того соединения противоположностей, которое Юнг называет самостью. Тот факт, что случай со скарабеем поспособствовал процессу индивидуации его пациентки подтверждается словами Юнга о том «что теперь можно успешно продолжить лечение».
Индивидуация в равной степени связана как с реализацией самости и интеграцией бессознательных содержаний в сознание, так и с примирением противоположностей. На сознательном уровне, зачастую, может показаться, что способа разрешить конфликт противоположностей не существует – например, если речь идет о конфликте духовного и чувственного. Однако, когда напряжение между противоположностями становится достаточно сильным, бессознательное может породить символы, которые, в парадоксальной и неожиданной манере, выражают обе стороны противоположности, не давая предпочтения ни одной из них. В отличии от знака, который всего лишь обозначает нечто более известное (например, логотип обозначает целую компанию), символ, согласно Юнгу, это «наилучшее из возможных выражение или изображение чего-либо неизвестного». Таким образом, это «живое существо, несущие в себе значение»); он вызывает вмешательство бессознательного и обладает оживляющим эффектом. Процесс, в котором происходит соединение противоположностей через спонтанно возникший образ называется трансцендентной функцией.
Содержание синхроний символично по своей сути. Синхронии проявляют себя в ситуации психологического тупика, возникшего из-за противостояния противоположностей. Таким образом, синхроничность можно рассматривать как форму трансцендентной функции. Юнг однозначно считал содержание синхронии своей пациентки символичным. «Скарабей» — , пишет он, «это классический символ перерождения». Он также ясно выразился о тупиковой ситуации, спровоцировавшей символ. Он говорил, что его пациентка представляла собой «необычайно сложный случай, и до момента ее сновидения не удалось достичь какого-либо успеха….Очевидно, должно было произойти нечто иррациональное, то, чего сам бы я сделать не смог». Трудность именно этого случая заключалась в, казалось бы, неразрешимом конфликте между желанием пациентки изменить свое положение, заставившего ее обратиться к психоанализу, и ее «выхолощенным рационализмом», который привел ее к установке о том, что «она всегда понимает все лучше всех».
Техники установления связи между сознательным с бессознательным
Юнг предлагает множество разных техник определения и интерпретации бессознательных содержаний и способов их интеграции в сознание. Сам Юнг отдавал предпочтение технике анализа сновидений. Согласно Юнгу, сновидение — это ««спонтанное рисование своего портрета в символической форме, изображение действительной ситуации, совершающейся в бессознательном». Таким образом, анализ сновидений может помочь проникнуть в суть активных комплексов и архетипов, сложившихся в бессознательном. Сновидение помещается внутрь его личного психологического контекста через анализ сновидца по средствам ассоциаций с образами из снов. Также, в некоторых случаях, возможно увидеть некий архетипический образ в сновидении через процесс амплификации, который позволяет усмотреть более широкие культурные, исторические и мифологические параллели в образах сновидения.
Содержание синхроний похоже на содержание сновидений своим символизмом и рисованием ситуации в бессознательном. Таким образ, синхронии можно анализировать тем же образом, что и сновидения. Тем не менее, поскольку Юнг считает, что содержание синхроний носит исключительно архетипический характер, можно предположить, что амплификация является более уместным способом анализа синхроний, нежели путь выстраивания личных ассоциаций. В примере со скарабеем, Юнг не упоминает личные ассоциации пациентки с образом жука, но он обращает внимание на важность образа в контексте древней Египетской мифологии, что помогло ему увязать синхронию с архетипическим образом перерождения.
Анализ сновидений дает не только модель для анализа синхроний, но также предоставляет важный контекст в котором синхронии становятся более заметными. Пристальное внимание сновидца к внутренним образам увеличивает вероятность того, что человек, в последствии, сможет заметить внутренние психические параллели с внешними событиями. Самые ранние упоминания о синхрониях появились в семинарах Юнга об анализе сновидений, а классический пример синхронии с жуком скарабеем был упомянут в связи с анализом сновидения его пациентки.
Следующая техника, разработанная Юнгом для установления связи между сознанием и бессознательным — это активное воображение. Ее суть состоит в концентрации на образе (который может быть представлен в форме картины, сновидения, фантазии или воспоминания о реально произошедшем событии, а также не в форме образа, а в форме определённого настроения), до тех пор, пока бессознательное не начнет воспроизводить серию образов, которые, затем, развернутся в некую историю. Процесс активного воображения подразумевает, что «образы начинают жить своей жизнью и символические события развиваются согласно их собственной логике». Чаще всего, техника активного воображения применяется в конце анализа и может заменить анализ сновидений, над которым она имеет ряд преимуществ. Например, поскольку активное воображение практикуется в состоянии бодрствования с участием сознания, фантазийный материл, зачастую, выражается в «творческой форме» (фантазии можно нарисовать, записать, или выразить каким-либо другим творческих способом), и это «подгоняет процесс развития», что и является целью анализа. Этот материал имеет «более законченную форму, в отличии от сновидений с их расплывчатыми образами». Например, такой материал обладает характеристиками чувства и доступен для анализа по средствам чувств, что невозможно в случае сновидений.
Активное воображение, как и анализ сновидений, может привести к тому, что человек начнёт замечать синхронии, фокусируя свое внимание на внутренних образах. Активное воображение помогает сфокусировать внимание непосредственно на архетипическом образе, что, в свою очередь, позволяет поместить сознание на территорию, где проявление синхроний становится более вероятным. Несколько личных синхроний, которые Юнг описал в своем труде «Воспоминания ,Сновидения, Размышления», включают в себя образы, которые проявлялись или были рассмотрены в ходе активного воображения. В то же время, образ формирующий содержание синхронии, сам по себе может стать отправной точной для активного воображения. К тому же, содержание синхроний, как и образы из активного воображения, появляются в состоянии бодрствования, когда сознание вынужденно немедленно на них реагировать, при том, что оно не контролирует эти образы. Таким образом, синхронии, как и активное воображение, имеют общую черту – способность внести творческий и законченный вклад в психологическое развитие.
В попытке понять бессознательное, Юнг также активно прибегал к техникам переноса и контрпереноса. Он определял перенос как «частный случай проекции», который, в свою очередь, «есть переложение субъективного внутреннего содержания (события) во внешний объект. Перенос «это проекция, происходящая между двумя людьми, которая, как правило, носит эмоциональный характер, и происходит автоматически»,… «эмоция проектируемого содержания всегда формирует связь, подобие межличностных отношений, между объектом и субъектом». Взгляд Юнга на перенос отличается от понимания этого феномена в классической психоаналитике в том, что, как утверждает Юнг, содержание переноса может быть как архетипическим, так и личным. С клинической точки зрения, Юнг имел двойственное представление о ценности переноса. С одной стороны, он говорил, что приветствует анализ, в котором «наблюдается средний или практически незаметный перенос. С другой стороны, он соглашается с Фрейдом в том, что «перенос – это основная проблема в психотерапии». Еще до Фрейда и других психоаналитиков, Юнг обозначил положительной терапевтическое воздействие контрпереноса – проекции аналитика на пациента, произрастающие не только из неразрешенных комплексов аналитика, но из изменений, привнесенных пациентом в бессознательное аналитика. Восприимчивость к таким изменениям, как отмечает Юнг, предоставляет аналитику «крайне важную информацию».
Устойчивая эмоциональная связь, которая возникает вследствие переноса, особенно архетипического переноса, создает еще один контекст, благоприятный для проявления синхроний. Поскольку в этом контексте глубокие структуры бессознательного активируются, а паттерны образов и поведения, которые они производят, рассматриваются более пристально. Такие взаимоотношения, вполне вероятно, существовали между Юнгом и его пациенткой, который приснился скарабей. В этой ситуации немедленная и, судя по всему, эффективная реакция на появление скарабея в оконном проеме его кабинета – он поймал жука и преподнёс пациентке, воспроизводя сцену из ее сновидения — говорит о том, что он действовал в согласии с контрпереносом, о наличие которого отдавал себя полный отчет.
Идея синхроничности также дает представление о том, как проявляют себя некоторые случая феномена переноса и контрпереноса. Например, иногда случается так, что аналитик обладает жизненным опытом, который позволяет ему отвечать на состояние сознания пациента в процессе контрпереноса, в том случае, если они не находятся в присутствии друг друга. Юнг описывает один случай, когда он испытала ряд ощущений, которые, по своей природе и времени, соответствовали глубокой депрессии и последующему суициду пациента. Он описывал, что почувствовал, как пуля проходит сквозь его череп. Сложно понимать такое детальное соответствие исключительно как экстраполяцию ранее достигнутой со настройки с пациентом. Понятие синхроничности, к которому обратился Юнг в связи с вышеупомянутым случаем, дает альтернативную основу для понимания.
Психологическая модель Юнга в свете синхроничности
Когда Юнг занимался развитием теории синхроничности, он также работал над поправками и расширением своей концепции коллективного бессознательного и архетипов. В частности, начал писать о психоидном характере коллективного бессознательного и о релятивизации пространства и времени в бессознательном. Внесение этих поправок, ясно изложенных в труде «О природе психического», во многом, было продиктовано необходимостью определить феномен синхроничности.
«Синхроничность», — пишет Юнг в своем письме к Майклу Фордхэму (1-го Июля 1955), «рассказывает нам о природе нечто такое, что я называю психоидным фактором, т.е. бессознательным архетипом». Когда Юнг пишет о том, что бессознательное, или один из его архетипов, является психоидным, он имеет в виду несколько вещей. В первую очередь, он имеет в виду уровень бессознательного или его содержания, который недоступен сознанию. Кроме того, он предполагает, что этот недоступный уровень является местом, где встречаются мир психологического и мир физиологического. Психоидный уровень не тождественен ни одному из этих миров, но, неизвестным нам образом, он объединяет их, притом, выходя за рамки обоих.. Цель Юнга, по мнению Мэрилин Нэги, заключается в том, чтобы описать «нематериальный, автономный психический фактор, функционирующий в органическом мире, согласно теологическим принципам». Такая формулировка предполагает, что психоидное бессознательное или психоидный архетип, имеет дело с взаимоотношениями между психикой и телом человека. Однако Юнг идет дальше, и предполагает, что оно также относится к взаимоотношениям между психикой человека и окружающим физическим миром. В контексте обсуждения необычных событий Юнг пишет, что синхронистичность «указывает на психоидность» и истинно трансцендентную природу архетипа, как «организатора» психических форм внутри и снаружи психики.
Особенность, определяющая способ связи между психикой и внешним миром, заключается в ее способности придавать времени и месту относительный характер. Как мы уже могли заметить, среди случаев, рассматриваемых Юнгом в качестве синхроний, присутствуют такие, где совпадающие события разделены либо в пространстве (как в видение Сведенборга), либо во времени (как в случае с другом Юнга). Такие происшествия поднимают вопрос о том, как сознание человека может отмечать образы вещей, которые одновременно происходят на большом расстоянии, или вовсе еще не произошли, но произойдут в будущем. В таких случаях, привычный способ передачи информации от события до образа удается обойти. Можно говорить о существовании мгновенной связи между событием и возникающим образом, вне зависимости от рамок пространства и времени. Подобные случаи привели Юнга к гипотезе о том, что категории пространства и времени, действующие в нашем бессознательном, функционируют отлично от того, как мы привыкли их видеть в мире сознательном. Он говорит об относительности, и даже аннулировании законов пространства-времени в бессознательном.
Краткое изложение
Приведем краткое изложение ключевых связей между общей психологической моделью Юнга и случаем синхронии с жуком скарабеем. Пациентка Юнга имела радикально рациональный взгляд на мир, что мешало психологическому прогрессу. Эта тупиковая ситуация привела к всплеску психической энергии из сознания и ее последующей концентрации в бессознательном, вокруг архетипа перерождения. В последствие, огромное накопление энергии в бессознательном привело к прорыву этой энергии в сознание. Архетип перерождения выразил себя в образах, взятых из окружающего мира. Благодаря относительности пространства-времени в бессознательном, события, выражающие этот образ, произошли как в психическом, так и физическом мире, разделенные в пространстве и времени. Сначала пациентке приснился сон о жуке скарабее, который являет собой классический символ перерождения, а затем, настоящий скарабей появился в оконном проеме, после чего Юнг поймал его и преподнёс пациентке. Таким образом, иррациональное, нуминозное событие скомпенсировало ее рационализм и психологический покой, что, в свою очередь, поспособствовало дальнейшему прогрессу в ее психологическом развитии.
Альтернативные теоритические взгляды.
Феномен синхроничности можно рассматривать не только с позиции психологической модели Юнга. Более того, существуют альтернативные модели, которые куда более гармонично отражают современные взгляды на феномен совпадений, чем модель Юнга.
Кроме того, они, зачастую, более прямолинейны и лаконичны. Если, в контексте существующих конкурентных мнений, рассматривать теорию Юнга в серьез, необходимо определить ее наиболее четкие и ценные положения, и то, в чем она лучше, чем другие теории описывает некоторые особенности феномена синхроничности. С этой целью, мы в общих чертах рассмотрим несколько теорий, объясняющих совпадения, включая статистику, когнитивную психологию и психоанализ. В общей сложности, эти подходы дают настолько же исчерпывающее определение феномена значимых совпадений, как и теория Юнга.
Случайность
События, рассматриваемые в качестве значимых совпадений, достаточно убедительно можно объяснить как обыкновенную случайность. Наше скудное представление о том, что происходит исключительно по воле случая, является причиной, по который мы придаем особое значение событиям, не имеющим такого значения в реальности. Эта стратегия объяснения совпадений исходит из теории вероятности и когнитивной психологии.
Закон больших чисел.
Один из самых важных аспектов теории вероятности носит название закона больших чисел. Говоря словами двух математиков из Гарварда, Перси Диакониса и Фредерика Мостеллера, суть закона заключается в том, что «при достаточно большой конечной выборке, произойти может даже самое невероятное событие».
«Суть в том, что действительно редкие события, скажем, события из разряда «один на миллион»…на самом деле происходят достаточно часто, если речь идет о 250 миллионах людей. (население США). Если некое совпадение происходит с одним человеком из миллиона каждый день, то мы имеем 250 таких событий в день и около 100 000 тысяч в год. (Диаконис и Мостеллер)
В свете такой удивительной частотности «редких событий», мы «можем быть абсолютно уверены, что, с нами обязательно однажды произойдет нечто невероятное. Такие события чаще всего не остаются незамеченными. Сложно отделаться от чувства таинственности и необъяснимости, когда нечто подобное случается с нами или нашими знакомыми».
В качестве примера, Диаконис и Мостеллер приводят случай с одной женщиной, которая выиграла лотерею Нью-Джерси дважды за четыре месяца. Журнал New York Times писал об этом, как о шансе «один из 17 триллионов». Однако эта статистика была рассчитана из предположения, что женщина купила только один лотерейный билет на два розыгрыша, и что ее второй выигрыш был предопределен еще до того, как она победила в первый раз. На самом деле, она постоянно покупала множество билетов, и ее вторая победа не была предопределена. Кроме того, в США миллионы людей покупают лотерейные билеты, зачастую, по несколько билетов на несколько лотерей сразу. Приняв во внимание эти факты, было рассчитано, что шансы на получение двойного выигрыша в США за семь лет больше чем «один к одному». За период между двумя выигрышами женщины из Нью-Джерси (четыре месяца), шансы на двойную победу превосходят 1:30 – т.е. один из тридцати, а не из 17 триллионов.
Неправильное понимание вероятности
Помимо того, что многие из нас не знают о существовании закона больших чисел, психологические эксперименты показывает, что люди, имеют крайне размытые представления о вероятности в целом.
Наглядным доказательством может послужить так называемый парадокс дней рождения. Шанс что человек родится в определенный день в году составляет один из 365. Если спросить, сколько человек должно находится в помещение вместе, чтобы вероятность совпадения дней рождения (число и месяц) хотя бы у двух людей превышала 50 %, большинство людей ответит – 182 или 183 (т.е. половина от 365). На самом же деле, правильный ответ – двадцать три. Мы склонны недооценивать количество различных комбинаций парных дней рождения среди небольшого количества людей.
Диаконис и Мостеллер вывели формулу для расчета вероятности в случаях подобных парадоксу дней рождения. Такая формула может быть полезной для оценки вероятности совпадений, где количество возможных категорий известно или может быть установлено. Однако, в большинстве случаев, это число установить невозможно. При таких условиях, как отмечает Каролина Уатт, «люди опираются на «житейский» опыт, т.е. на когнитивную эвристику.( Эвристика — это упрощенный способ мышления, простой способ сделать вывод, не прибегая к математическим расчетам или к научному мышлению.) Предполагается, что опираясь на «житейский» опыт, человек впадает в серьезное заблуждение по поводу вероятности, и начинает видеть значимые совпадения там, где их нет.
Существует два основных вида когнитивной эвристики – эвристика доступности и эвристика репрезентативности. Суть эвристики репрезентативности заключается в том, что мы судим о вероятности события согласно тому, насколько часто подобное событие происходит в рамках выборки, которая берется в качестве показательной. Прибегая к такому способу суждения, мы, зачастую, не принимаем во внимание размер выборки. Говоря конкретнее, мы забываем о том, что большая выборка является более показательной, чем малая. Применительно к случаем совпадений, это означает, что:
«если люди не принимают во внимание объем выборки, когда судят о вероятности того или иного события, они могут не осознавать, что максимальный результат будет наблюдаться в меньшей выборке, и, таким образом, придают значимость совпадению, происходящему в таких условиях.»
Эвристика доступности включает в себя оценку частотности события, опираясь на то, насколько легко подобрать пример такого события. Однако такой подход ведет к предвзятым суждениям, поскольку то, насколько быстро на ум приходят примеры (доступность) находится под влиянием не только объективного параметра частотности, но и новизны, близости к нашей жизни и яркости впечатления. В частности, «мы уделяем меньше внимания, чем следует, отрицательной информации – тому, что не произошло или не совпало – поскольку такие события менее заметны. (Уатт). Таким образом, мы можем «переоценивать фактор частотности совпадений, которых мы ожидаем (например, предчувствие телефонного звонка) и пренебрегаем реальной базовой информацией, которая противоречит нашим ожиданиям или имеет низкую характерность (например, мы не обращаем внимания на неоправдавшиеся предчувствия)
Дальнейшие психологические рассуждения
Существует ряд других психологических факторов, помимо ошибочных суждений о вероятности, которые можно использовать для понимания того, почему мы воспринимаем некоторые нехарактерные события как значимые совпадения. Уатт делает акцент на том, какое влияние на нас оказывают наши убеждения и ожидания, когда речь идет о восприятии, суждении и воспоминаниях. Например, она ссылается на работу, которая предполагает, что наши убеждения заставляют нас усматривать «иллюзорные связи» между событиями: эта уверенность в некой теории приводит к тому, что мы выборочно обрабатываем информацию, чтобы утвердиться в правильности этой теории. Если мы открыли некую теорию для себя недавно – она является для нас наиболее доступной — то мы будем пользоваться именно этой теорией, а не какой-то другой. Если речь идет о неоднозначной информации, то мы легко интерпретируем ее в пользу наших убеждений. Уатт также говорит о том, что информация не влияет на наши убеждения (как только мы утверждаемся в некоем мнении, мы редко переосмысливаем наши убеждения), вне независимости о того, является ли наше убеждение укоренившимся или новоприобретенным, или даже базируется на ложной информации. Соответственно, она считает, что то, какие события мы вспоминаем в первую очередь, определяется нашими убеждениями и ожиданиями, поскольку «когда мы вспоминаем что-то, мы активно реконструируем наши воспоминания таким образом, чтобы они подтверждали правильность наших убеждений и ожиданий».
Обычные причины
Между некоторыми совпадающими событиями, вне зависимости от характера проявления, вполне может быть каузальная связь. Обыкновенные причины могут создать иллюзию совпадения несколькими способами.
Общий источник
Совпадение двух событий можно объяснить тем, что они берут начало в одном и том же источнике. Предположим, что некий необычный образ приходит в сновидениях двум разным людям, которые никогда друг с другом не контактировали. Установить естественную причинно-следственную связь между сновидениями этих людей невозможно. Однако существует вероятность, что оба сновидца увидели этот образ днем ранее, например, по телевизору. Так, образ из телевизора был общим источником, из которого он проник в оба сновидения.
Неустановленная причинно-следственная связь
Если мы не можем установить причинно-следственную связь между двумя событиями, это не значит, что ее нет. Артур Кёстлер приводит занимательный пример о кроссворде, появившемся в газете Daily Telegraph сразу же после высадки союзных войск в Европе 6-го июня 1944-го года. Пять основных кодовых слов, использовавшихся во время операции, совпадали с ответами в кроссворде: Юта, Омаха, Малберри, Нептун и Оверлорд. Автор кроссворда был директором школы из города Сюррей и, на тот момент, занимался составлением кроссвордов уже более двадцати лет. Когда МИ5 допрашивали его, он сказал, что не знал, ни того, что ответы кроссворда совпадают с кодовыми словами, ни того как они вообще пришли ему в голову. Кёстлер отметил этот случай как «одно из самых невероятных совпадений». Однако последующее расследование показало, что, в этом случае, с большой долью вероятности, присутствовала скрытая каузальная связь. В 1984 году один из бывших воспитанников директора заявил, что он несет ответственность за это совпадение. Он признался, что его бывший учитель часто обращался за помощью к ученикам, когда составлял кроссворды. Ученики предлагали слова, а учитель затем, придумывал к ним ключи. Этот ученик заявил, что именно он предложил те самые кодовые слова для кроссворда, которые услышал от американских и канадских солдат, базировавшихся неподалеку. В обсуждении этого случая, Брайан Инглис, выразил сомнение в правдоподобности такого объяснения и предложил альтернативную версию. Составитель кроссворда в то время делил жилье с заместителем директора кораблестроения, который наверняка знал об этих кодовых словах. Поскольку он, весьма вероятно, открыто использовал эти слова «ведь именно для этого они и нужны, секретными являются лишь места, которые слова обозначают» — учитель мог случайно услышать их. В любом случае, причинно-следственная связь, долгое время остававшаяся тайной, в итоге, получила вполне правдоподобные версии объяснения.
Криптомнезия
Криптомнезия – еще одна форма неустановленной причинно-следственной связи. Криптомнезия – это подмена памяти, т.е. некое воспоминание всплывает в сознании, но не распознается как таковое. Например, Уильям Джеймс приводит пример молодой женщины из Германии, которая, находясь в бреду, произносила отчетливые, но несвязанные по смыслу предложения на латинском, греческом и древнееврейском, при том, она была «простой девушкой», и не владела ни одним из этих языков. Объяснения этому найти не удалось, и никаких других версий, кроме как одержимости дьяволом, не нашлось. Тем не менее, позднее, лечащий врач установил историю пациентки и обнаружил, что в возрасте девяти лет ее взял на воспитание старый протестантский пастор, который часто читал вслух книги на латыни, греческом и древнееврейском в присутствии девочки. В этих книгах доктор обнаружил те самые предложения, которые произносила девушка, находясь в бреду. Помимо этого случая, феномен криптомнезии также был доказан экспериментально. (см. Zusne and Jones 1989).
Сублиминальное или обостренное восприятие
Причинно-следственные связи могут оставаться не установленными, если часть информации, связывающей события между собой, воспринимается сублиминально (подсознательно) или по средствам обостренного восприятия. Этот эффект похож на криптомнезию: сознательные действия и знания человека находятся под влиянием информации, которую человек получил, но сам не знает об этом. Отличии от криптомнезии заключается в том, что речь идет не об информации, которую человек просто забыл, но об информации, которая никогда не находилась в области сознания.
Говоря точнее, суть феномена обостренного восприятия заключается в том, что наш организм располагает куда более широким набором каналов для получения информации, чем классические пять чувств, и, кроме того, даже классические пять чувств обладают куда более развитыми диапазоном и остротой, чем мы привыкли считать. Джоунс обращают внимание на то, что :
«некоторые люди…в буквальном смысле могут слышать мысли другого человека. Процесс мышления зачастую сопровождается движением мышц, что происходит незаметно для самого человека. Весь речевой аппарат, включая язык и гортань, двигается. Несмотря на то, что эти движения едва заметны, некоторые люди обладают способностью улавливать вибрации от этих движений. (Zusne and Jones 1989)
Как бы удивительно это не звучало, феномен был наглядно продемонстрирован на примере девятилетней умственно отсталой девочки из Латвии, предположительно обладавшей способностью читать мысли. Похожий феномен – «чтение мышц»: некоторые люди могут научиться различать и интерпретировать непроизвольные движения мышц других людей – а также различные позы, выражения лица, движение глаз и т.д. Собранная таким образом информация помогает таким людям понять, о чем думают другие. (там же.:84–5).
Сознательный и бессознательный обман
Некоторые ложные совпадения, за которыми на самом деле стоит явная причинно-следственная вязь, можно объяснить еще и сознательным или бессознательным введением в заблуждение. Различные виды введения в заблуждение могут быть ответственны за намеренное создание событий, которые, якобы, вызваны чем-то сверхъестественным. Отличным примером могут служить классические магические представления – они производят на публику сильный эффект, несмотря на то, что все понимают, что этот эффект достигается по средствам искусного обмана. Вне контекста подобных магических представлений мотивация для обмана несколько сложнее, но он производит такой же эффект, как и магические трюки.
Психоанализ
Теория вероятности и когнитивная психология предоставляют множество возможных объяснений совпадений, которые становятся в оппозицию к идеям Юнга об акаузальности. Тем не менее, ни одно из них не дает объяснений глубине и силе значимости, которыми обладают некоторые совпадения. В конце концов, именно ощущения значимости заставляет нас обратить пристальное внимание на некое совпадение. Как мы уже заметили, Юнгианкая аналитическая психология способна предоставить исчерпывающее объяснение феномену совпадений. Несколько писателей, работающих в традициях психоанализа, также обращаются к этому феномену в своих работах. Одновременно с публикацией работ Юнга по синхроничности появилось издание «Психоанализ и Оккультизм» Джорджа Деверо. (1953). В сборник вошли шесть работ Фрейда и двадцать пять работ других психоаналитиков на тему мнимых «оккультных», в терапевтическом контексте, событий, таких как сверхчувственное восприятие, вещие сны и значимые совпадения. Фрейд имел неоднозначное мнение на счет таких событий – они завораживали и пугали его. В его работах можно увидеть, как он осторожно подходит к идее о возможности телепатии, кроме того, известно, что он принимал участие в спиритических сеансах и самостоятельно проводил неофициальные телепатические эксперименты со своей дочерью. Тем не менее, он никогда не интересовался этой областью также сильно как Юнг, и он никогда публично не признавал своего интереса из-за страха слишком сильно сблизить психоанализ и оккультизм. Как показал Ф. Шаре, спор на тему важности этих феноменов послужил одной из причин разрыва отношений между Фрейдом и Юнгом. (1993: 171–227).
Несмотря на то, что совпадения и «оккультные» феномены никогда не были одной из основных тем психоанализа, многие психоаналитики продолжают их изучение. Большинство настаивает, что предполагаемые синхронии и относящиеся к ним события можно объяснять естественными причинами. Эту точку зрения активно поддерживает Мэл Фабер (1998), чье объяснение совпадений базируется на статистической науке – сколь угодно необычное событие становится вероятным при большой выборке – и психоаналитической динамики «возврата вытесненного». Согласно этой точке зрения, абсолютно случайное событие наделяется значимостью потому что оно дает повод подавленному желанию или импульсу, следу события, которое произошло в жизни наблюдателя, вернуться в область сознания. Существует и несколько психоаналитиков, придерживающихся позиции, что подобные совпадения действительно необъяснимы и будут оставаться таковыми до тех пор, пока мы не докажем наличие паранормальных способностей у человека или же паранармальную черту реальности. (пси). Эйзенбад придерживается диаметрально противоположной точки зрения в психоаналитике по этому вопросу. Он рассматривает паранормальные события не как фантазии, которые создаются для того, чтобы защититься от жестокой реальности, но, напротив, как центральную особенность самой реальности. Поскольку сама возможность того, что наши агрессивные чувства и мысли могут оказывать телепатические и психо-телекинетический эффект является причиной куда более сильной тревоги. Основываясь на своих клинических наблюдениях, Эйзенбад верит в реальность такой возможности, и полагает, что рационализм и отрицание паранормального служит защитным механизмом. Таким образом, по средствам концепта бессознательного и психодинамических процессов установленных в психоанализе, Эйзенбад, как и Фабер, дает исчерпывающее объяснение феномену совпадений и их высокой значимости. Однако теория Фабера представляется куда более четкой, когда речь идет о наделении событий значимостью.
Фабер, во многом, основывается на работах пост-Фрейдистких теоретиков Маргарет Малер, Даниел Стерн или Кристофера Болласа. Он изображает младенца в ранний период развития находящимся в дуальном единстве с матерью. В этом состоянии, взаимоотношения матери и ребенка напоминают «отзеркаливание» или «эффект сонастройки». Кроме того, мать представляет для ребенка «объект трансформации». Появление и действия матери в мире ребенка сопровождаются некой формой (в основном, положительной) трансформации: голод трансформируется в сытость, сырость в сухость, тревожность в безопасность, и общее состояние стресса в облегчение. Фабер проводит параллели между опытом ребёнка на ранней стадии развития и опытом переживания синхроний во взрослой жизни. Ровно как ребенок неразрывно связан с матерью, также и человек, переживающий синхронию, на кроткий момент, обретает связь с внешним миром. Также как мать своевременно отвечает на потребности ребенка, также и синхронии внешнего мира своевременно (одновременно) отвечают на психическое состояние человека. Также как появление матери и ее действия трансформируют состояние ребенка, так и проявление синхроничности трансформирует состояние человека. В свете этих параллелей, Фабер предполагает, что эмоциональный заряд, или «значимость» синхроний может быть объяснена регрессией к раннему инфантильному состоянию, где дуальное единство, своевременная реакция окружающей среды и переживание трансформации были реальными условиями. Фабер применил эту модель в качестве детальной альтернативы источникам, на которые опирался Юнг, его основополагающей теории и, превыше всего, к его примеру с жуком скарабеем. Делая акцент на том что этот инцидент произошел во время лечения пациентки, Фабер предполагает, что из-за переноса пациентки на Юнга, она регрессировала до инфантильного состояния и заново пережила чувство единства с матерью и присущую этому единству трансформацию. Совпадение со скарабеем, само по себе, не было чем-то необычным, поскольку маловероятные события иногда действительно случаются по воле случая, и, кроме того, такие жуки водятся в Швейцарии повсеместно. Ауру нуминозности этому событию придал сильнейший перенос пациентки на Юнга,который многократно усилься из-за того, что Юнг поймал жука и лично преподнёс его ей.
Особенность теории синхроничности Юнга
Статистика, когнитивная психология и психоанализ — это лишь несколько из предложенных вариантов объяснения совпадений. Другие теории основывались на парапсихологии и (Белоф 1977; Граттан-Гиннесс 1978, 1983) и холистической науке (e.g., Кейцер 1982, 1984; Пит 1987). Феномен синхроничности также рассматривался с точки зрения традиционной теологии, как западной, так и восточной. (e.g., Полкинхорн 1998: 85;Один 1982: 171–87). При наличии такого множества альтернативных способов понимания совпадений, теория Юнга выделяется наличием в ней трех принципиальных качеств, одно или два из которых можно обнаружить в других теориях, но все три присутствуют только в теории Юнга. Во-первых, теория Юнга базируется на эмпирическом опыте. Во-вторых, благодаря глубине понимания психологии, теория Юнга способна дать исчерпывающее объяснение психологической динамике, вовлеченной в то, как пережитые события становятся значимыми. В-третьих, теория Юнга остается открытой к идее о том, что существует некое трансперсональное или духовное пространство, которое играет большую роль в случаях совпадений. Многие из упомянутых альтернативных теорий также базируются на эмпирическом знании, а некоторые, например, психологические и психоаналитические теории, могут предоставить исчерпывающие объяснение значимости совпадений. Тем не менее, только теологические парадигмы и некоторые модели холистической науки остаются открытыми к возможности существования трансперсональных и духовных факторов. Однако теологические подход не имеет под собой эмпирической основы, а холистический не обладает достаточным психологическим обоснованием. Только теория Юнга органично умещает в себе все три качества: научное обоснование, исчерпывающую психологическую проработку или открытость духовному.
Однако, наличие всех трех параметров не является обязательным критерием адекватной модели объяснения значимых совпадений. Психологическая модель Фабера, например, является явным конкурентом теории Юнга с ее религиозным смыслами. Фабер считал, что Юнг совершил ошибку, включив такие рассуждения в свою теорию. Фабер признает невозможность доказательства своей собственной модели или опровержения теории Юнга, но он подводит под свою теорию естественнонаучное обоснование, и считает, что это делает ее более предпочтительной. Наличие этой и других естественнонаучных теорий усиливает необходимость понять значительность религиозных и трансперсональных элементов в тории Юнга. В целом, существование ряда альтернативных объяснений значимых совпадений заставляет нас внимательней рассмотреть последовательность и правдоподобность теории Юнга.