Стефан Хёллер
Гностический Юнг
Часть II
Мистический Трактат Доктора Юнга
Истолкование семи Проповедей
Глава 1
Преамбула – Мудрец, Город и Мертвые.
Юнг начинает свой поэтический Гностический трактат с преамбулы одной острой фразой: «Семь увещеваний мертвым, написанные Василидом в Александрии, городе, где встречаются Восток и Запад».
Первым, заслуживающим внимание вопросом, без сомнения, является авторство Наставлений, приписываемое Юнгом великому гностическому теологу, Александрийскому Василиду. Читатели наставлений нередко были озадачены высказыванием по поводу авторства, а некоторые заходили так далеко, что усматривали спиритуалистический и медиумический характер трактата на основе того, что Юнг приписывал его не самому себе, а давно умершему человеку. Однако следует напомнить, что эта процедура отнюдь не является неизвестной в мистической литературе. Как утверждалось ранее, Зогар является еще одним примером длинной череды трудов, носящих сверхъестественный характер и не выдающих имен своих истинных авторов. Причина скрывания авторства совершенно проста: скромность. Писатели-мистики ушедших веков считали неподобающим их чину зарабатывать хорошую репутацию трудами тех, кто по их собственному мнению превосходил их. Писатели подобной литературы в лучшем случае считали себя скромными писцами, чьей задачей было привносить в земной язык трансцендентальные послания, которые, как им казалось, исходили из области, находящейся за пределами настоящего и сущего. Таким образом, кажется, что Юнг шел по следам выдающейся родословной вдохновленных писателей, не стремившихся отдавать свое земное эго за послания от высшего Я.
Так Наставления обрели двух авторов: Юнга, швейцарского писателя, и Василида, Александрийского пророка. Тогда следует спросить, кто же им был? Василид? Будучи одним из великих светил прославленной четверки Гностицизма (в которую входил он сам, Валентин, Маркион и Вардесан) Василид являет незначительной фигурой в истории Гностицизма. Говорят, что он находился на пике своей карьеры в качестве учителя Гнозиса между 117 и 138 годами н.э. О его национальности мы ничего не знаем. Он мог быть греком, предположительно благодаря своему имени, сирийцем и даже египтянином, но он, безусловно, был погружен в Эллинистическую духовность, так же как и Древнееврейскую библейскую религиозность, а относительно того, что Василид написал 24 книги с комментариями к Евангелию, говорится, что он сам был его автором. Как его великий коллега Валентин, он также был поэтом и написал ряд од духовного характера. Впрочем, в нем так же, как и в его любимом городе, встречался Восток и Запад, поскольку из всех гностических проповедников именно его учения имели отчетливо Восточной аромат, временами напоминающий Буддизм.
Василид был учеником Главка, который молодым юношей сидел у ног дискутирующего апостола Иисуса, чьи потомки знали его как рыбака Петра. Христианский писатель Агриппа Кастор утверждает, что с 133 года н.э. Василид считался еретиком в самозваной ортодоксальной партии внутри церкви. Василид умер примерно в 145 г. н.э., но его учения сохранились в Египте до конца 4 века н.э., и его дух проник в Европейский Гностицизм благодаря странствиям его ученика Маркуса из Мемфиса, донесшего традицию Василида до самой Испании. Неудивительно, что Юнгу пришлось в некотором смысле считать себя рупором идей великого учителя, чьи мысли не таинственно коренились в той смутной традиции Гнозиса, выжившей за бесчисленные века в оплоте Пиреней, откуда он пришел, чтобы пребывать в Швейцарских Альпах, где до Юнга прогуливался Парацельс. Был ли Швейцарский врач, не благодаря моде на «тех Василидов», кого отцы церкви называли наследником Александрийского мудреца?
Наибольшая информация, которой мы обладаем, относится к собранию бесчисленных трудов Василида, извлеченных из работы Philosophumen, написанной отцом церкви Ипполитом.Как заядлый читатель той все еще, к сожалению, незаконченной антологии по Гностицизму, Юнг был, безусловно, прекрасно знаком с величественными фразами Василида, цитируемыми Ипполитом. Он знал, что большие высоты, на которые взлетел гений этого великого человека, описывая большую безличную божественную целостность Плеромы, которая, по словам Д. Р. С. Мида «в узком земном смысле кажется чистым «ничто» вместо того, что разрушает всю целостность». «Первая Проповедь к Мертвым» действительно показывает поразительное сходство с фрагментами сохранившихся работ Василида. Так же как и Василид, важную роль играет Александрия, город, где встречаются Восток и Запад. Александрия, больший из двух египетских городов, основанных и связанных с именем непобедимого Александра, в действительности священный город гностицизма, который продолжает разжигать воображение поэтов и мистиков на протяжении грядущих тысячелетий вплоть до современности Константина Кавафи и Лоуренса Дарелла. В настоящем смысле Александрия была воплощением архетипа Полиса, классическим урбанистическим алхимическим сосудом человеческого творения, из которого возникали новые эоны преобразующей мысли и ее воплощения. Французский поэт и поклонник Гностицизма, Жак Лекаррьер, выразил это лучше, чем мог бы ожидать современный писатель:
Горнило, зажигательное стекло, миномет и доменная печь; до сих пор, где небеса, все боги, все видения смешаны, очищены, настояны и перелиты: такой была Александрия во 2 веке. Ищите везде, где можете, рассматривайте историю с любой точки зрения и на любом уровне, и вы найдете представленными здесь все расы (за исключением китайской, которая пока еще не прибыла), все континенты (Африку, Азию, Европу) и все возраста (Древний Египет, чьи святилища сохранились там со времен Афин и Рима, Иудеи, Палестины и Вавилона). Все эти элементы собраны вместе в узле Дельты, которая подобна легким человека и ветвям дерева для этого города, через которую он дышит, и источником вдохновения которого она является.
Отправляясь в путешествие в Александрию, император Адриан, писал своему другу Сервиану, что в этом великолепном водовороте вероучений и тайн, философов, мистагогов, прорицателей и епископов, всякую исключительность начинает таять, и «можно увидеть епископов, которые утверждают, что они христиане, воздавая должное Серапису. Нет ни одного священника — самаритянина, христианина или еврея, который не был бы математиком, гаруспиком или альпаитом. Когда сам Патриарх (христианский) приходит в Египет, он поклоняется и Христу, и Серапису, чтобы все были довольны».
Александрия была не просто городом, она была настоящим Полисом, где сразу с двух сторон встречались Восток и Запад, свет и тьма. Но помимо этого они сражались, спорили и примирялись, и из их страстных сражений и сострадательных примирений рождались духовные чудеса поздней античности: бог-учитель философии Аммоний; мистические полеты Плотина; теургическая магия Прокла и Ямвлиха, духовный прогресс нео-пифагорейцев, и в итоге, но, безусловно, не в последнюю очередь, Гнозис Василида, Валентина, Карпократа и его царственной супруги Александры. Такой была слава Александрии, города, основанного имперским мессией, где боги и богини находились рядом с человеком дольше, чем в любом другом городе на земле. Юнг ездил в Александрию в 1935 году, где среди прочего имел место любопытный опыт: хиромант, взглянув на его руку, отказался что-либо говорить. (Следует напомнить, что Юнга привлекала Александрия, но Рим, вечный город негностического христианства, он избегал и никогда не ступал в его пределы.) Неудивительно, что Семь Наставлений оказались мистически и поэтически связаны с великим архетипом города мудрости.
Но здесь необходимо осветить еще одну важную тему: вопрос о «мертвых», к которым были адресованы призывы Василида. Кто же тогда мертв? Смерть и мертвые обладали мощной связью с землей Египта, как в древнем, так и в александрийском аспектах. Трансформационный символизм Египетской прото-психологии неразрывно переплетается с местами захоронений, мумиями, пирамидами; спасительный прототип «Господин жизни и живого(христианский) », Осирис, становится ужасным правителя подземного мира — судьей, но не живых, а мертвых. Смерть парит на своих хищных крыльях над Египетским мифом, и из этого мифа дорогой египетских гностиков рождается любопытный драматический характер Семи Наставлений, в которых вопросы задают мертвые и порой неистовствуют против Гностического магистра Василида.
Гностическоезначение слов смерть и жизнь, являющихся одними из многих Гностических символов, которые Юнг по-своему употребляет в Семи Наставлениях, изменяет их бытовой окрас, и таким образом возвращает смысл, о котором не подозревали до настоящего времени. Известное Евангелие от Фомы из Наг-Хаммади обещает читателю, постигнувшему смысл слов, заключенных в этом Евангелии, «не вкусить смерть». Победа над смертью, конечно, остается лейтмотивом идеи воскрешения в экзотерическом христианстве, однако, дает нам некоторую концепцию скрытого смысла слова «смерть». Гностический смысл смерти, если не именно на их основе, то крайней мере тесно связан с воззрениями досократиков, чьи психологические познания глубоко уважал и прославлял Юнг. Согласно Гераклиту, каждый из четырех элементов живет смертью остальных. «Вода живет смертью воздуха», объясняет Гераклит, как «воздух живет смертью огня». Это свидетельствует о том, что сущность высшей жизни должна отдавать свою жизненную энергию своего рода «смерти», пока эта энергия распространяется внутри и снаружи, и наполняет своей природой организмы и формы, существующие в плоскости ниже ее собственной. Так высшие принципы становятся источником вдохновения и существования для низших существ. Высшая сущность должна замереть или вымереть во всей полноте сознательного выражения своей истинной индивидуальности для того, чтобы вдохнуть жизнь в царство низших сущностей. Таким образом, жизнь тела становится смертью для души, так же как жизнь души стала смертью для духа. Можно сказать, что между разными царствами бытия существуют жертвенные отношения и родство. В Гностических учениях, где воплощение или олицетворение Логоса в теле Иисуса считается истинным, Гнозис становится основой теологии искупления. Божественное семя жизни отца, Бог Сын, который, как любое семя, должен упасть в землю и оставить жизнь, для того чтобы возродиться в виде нового растения. Пока вероятная высшая и благословенная жизнь выменяна на бедность действительности, мы переживаем трагедию отчуждения, которая играет столь важную роль в мифах гностиков, а также в жизни психе. Неудивительно, что в Евангелии Гностика Томаса Иисус восклицает: «Я удивляюсь, как такое богатство погрузило свою обитель в такую бедность». В Гностицизме смерть имеет то же значение, что у негностиков называется смыслом жизни. Телесное существование человечества на самом деле всего лишь форма смерти, не заканчивающаяся телесной гибелью, но все-таки смертью. Так называемая мнимая жизнь «мертвых» в отличие от нашей показана как ни одна другая. Чтобы разрешить этой заманчивой инверсии смысла отбросить иную тень на репутацию несчастных гностиков, следует подчеркнуть, что эта точка зрения на жизнь и смерть была распространена практически повсеместно в древнем мире, и что это отнюдь не еще один недостаток «ненавидящих мир» гностиков. Плотин, имевший конфликты по крайней мере с некоторыми гностиками, знает точный смысл слова смерть, о котором говорит в своей Эннеаде (I., LVIII):
Когда душа нисходит в рождение, она вкушает порок и совершает огромный путь в противоположное ее первичной чистоте и целостности состояние, чтобы полностью слиться с ним…пока ее крестят и погружают в нынешнюю оболочку, смерти приходится нисходить к материи и полностью растворяться в ней. Это то, что имеется в виду под выражением «засыпать в аду» и всеми теми, кто приходит туда.
В связи с чем следует уделить внимание выражению Плотина «засыпать в аду», которое поясняет, что в эзотерическом смысле Плотин как и гностики считал это воплощение сущности Гадесом или адом, а физическая жизнь по его мнению представляла собой «смерть». Греческая философия изобилует ссылками на эзотерические символы, заявляющими, что «жизнь» это «смерть». Древние философы утверждали, что все, что мы видим наяву, это смерть; и все, что мы видим, когда спим, это сон. Великий толкователь греческой мысли Томас Тейлор говорил, что Платон обнаружил идентичные точки зрения у Кебета, и комментируя воззрения, которых придерживались практики Мистерий, он писал, что греки «верили в то, что человеческие души были заключены в тело, как в тюрьму; это состояние обусловлено происхождением и поколением, из которого Дионис должен освободить их. Поколение, объединившее душу с телом, должно было быть своего рода смертью для высших форм жизни. Зло присуще данному состоянию, душа, поселившаяся в теле, как в тюрьме или могиле…». Даже вышеупомянутая вопиющая причастность древнеегипетской религии к идее смерти была заново интерпретирована некоторыми учеными, которые ссылались прежде всего не на души, которые покинули свои земные обители, но на жизни, которые философски или, как говорят сейчас, психологически, можно уже назвать мертвыми. Существует множество указаний на возможность считать, что три ключевых слова смерть, мертвые, и умереть несут тот же эзотерический смысл и ссылки на Гностические и другие христианские писания, что и греческие философские дискурсы и египетские книги прошлого. К.Г. Юнг, человек, глубоко разбирающийся как в классической литературе, так и в Гностической духовности, был осведомлен о значениях слов смерть и мертвые, которые для него однозначно отождествлялись с греховными гилетическими представителями человечества, идентифицируемыми с материальным миром, за исключением их психических и духовных сущностей, в итоге позволившими физической жизни сделать их духовно мертвыми.
Проповеди Василида, таким образом, действительно предназначены для тех живых мертвецов, не владеющихГнозисом, которые способны постичь его или для истинно осознавших, понимающих смысл проповедей, которые господин учитель терпеливо читает им, несмотря на их частые протесты и непонимание.
Пер. Хельга