Глава 9. Шестое наставление: Змея и Голубка

В шестом наставлении учитель развивает тему сексуальности и духовности со специальным ударением на манифестации этих принципов в сфере архетипов в форме змеи и белой птицы.Змея и птица называются “ половинками человеческой души”,и поэтому явно символизируютчастичное воплощение двух принципов оппозиции, которые после интеграции в финальное состояние единства, составляют целостность бытия, к которому стремится человеческое сознание в процессе индивидуации. Змея и птица поочередно воплощают дуальность, которая формируется из двух противоположностей желания и мысли, первая называется мысль-желание, вторая –желание мысль.Это энигмальное обозначение возможно используется для того чтобы показать, что змея сексуальности имеет свой главный мотивирующий принцип в желании, и что ее мысли т.о. всегда коренятся в  желании; белая птица духовности с другой стороны, появляется из регионов абстрактной мысли и ее желания укоренены в мыслях.Змеямыслит желание, в то время как птица желает мысли.

Еще раз Юнг обращает наше внимание на сложные и почти не различимые перекрестья и комбинации принципов оппозиций в Психе.Подобно китайскому Иню и Яню, каждая оппозиция всегда содержит собственнуюоппозиционную полярность в состоянии полулатентности, откуда согласно принципу энантиодромии она может являться на арену роста и активности, определяясь этими целями моделью своего развития. Мужчина и женщина, свет и тьма, Эрос и Логос вечно комбинируются на различных уровняхсвоих взаимоотношенийв бесконечные серии альтернативных полярностей, которые безнадежно сводят к нулю все попытки категорических суждений и определений.

Как говорится в Гностическом евангелии Филлипа, “и хорошие — не хороши, и плохие — не плохи, и жизнь — не жизнь, и смерть — не смерть”, т.к. все эти оппозиции являются братьями друг другу,и каждая из них когда-либо разрешится в своих оригинальных условиях. В бесконечных комбинациях и рекомбинациях оппозиций, не существует твердого состояния свободы и духовной стабильности. Только тот кто,выражаясь словами того же Евангелия, поднялся над миром является по-настоящему неразрушимым и вечным.Мистерия оппозиций, очевидно, не является предметом разделительных суждений человеческого интеллекта. Можно сказать, что это не проблема требующая решения, но затруднение преодолеваемое гнозисом..Это связано с тем, что все Гностические системы, будь то третьего или двадцатого века, являются психологическими по природе. Психе в отличие от философских рассуждений стремится к соединению противоположностей. Этот процесс часто парадоксальный и даже самопротиворечивый,тем не менее, обладает трансформирующим значением предельно расширяющим качество сознания.

Если Семь Наставлений и открывают что-то, так это то, что ткань бытия, как на коллективно-космическом так и на индивидуально человеческом уровнях своего выражения соткана из бесконечной цепи полярных оппозиций. Философский интеллект желает подвергнуть эти оппозиции рациональному анализу и таким образом находит смысл в паттернах, где их отношения организуют себя.Трагедия Западной культуры состоит в том, что это настойчивое желание философии никогда не удовлетворялось в окончательном и полном смысле. Более двух тысячелетий философские поиски были сосредоточены на поиске смысла жизни, без того чтобы выдвинуть какие либо руководящие критерии для распознания этого смысла.Не лишено некоторой ценности высказывание сатирика Амброзия Бирса, определившего философию как маршрут из множества дорог из ниоткуда в никуда.Это утверждение может быть полезным для нас в качестве указателя на то, что как считал Юнг, а до него Гностики, вопрос смысла не является вообще философской или теоретическим.Смысл это не силлогизм и не декларация логики, и тем более не догма, дистиллированная из Торы или Нового Завета.

Такие науки как биология, физика или математика дают не больше ответов о смысле жизни, чем интерпретация человеческой психики исключительно в терминах личного опыта. Гнозис , как считалиВалентинус, Василиди их последователи является опытом тотальности или полноты. Эта полнота должна изживаться во времени и также должна испытываться в безвременности. Растянутые отношения соединяющие такие оппозиции как персональное и имперсональное, сознательное и бессознательное, отчетливое и неописуемое в соответствии с принципом благотворности конфликта упомянутого в связи с Пятым Наставлением, продуцируют элемент смысла, который может быть представлен скорее как процесс чем как статические условия. Главный невроз нашего времени, определенный Юнгом, как всепроникающее чувство безнадежности и бессмысленности, является следствием снятия напряженности между двумя полярными оппозициями бытия. Лишенное этого чувства, как отмечает Юнг, человеческое существо все более чувствует себя беспомощной и случайной креатурой, лишенной смысла.

Эта бессмысленность, которая может быть охарактеризована скорее как экзистенциальная, чем как концептуальная, мешает индивидууму прожить жизнь с интенсивностью необходимой для того, чтобы получить от нее полное удовлетворение. В результате этих условий появляется некая затхлость, свойственная жизни, не являющейся выражением всего человеческого существа. Отсутствие смысла – первейшая причина психологический расстройств, которые гораздо чаще, чем детские травмы или инфантильные комплексы, ведут индивидуума к мукам невроза.

Юнг часто повторяет, что психоневроз должен быть понят, в конечном счете, как тоска души мучимой отсутствием смысла.Целью Гностической мысли любых времен является противопоставление некоторого специального рода смысла бессмысленности жизни. Этот смысл является экзистенциальным и экспериментальным и открывается в спонтанно возникающем и интенсивно переживаемом мифическом содержании души. В практическом смысле это означает, что смысл жизни не может быть открыт или вычислен, но скорее должен быть пережит. Переживание смысла является мистическим процессом, открываемым в поэтическом ясновидении мифов, снов и воображения, скорее, чем в содержании сознающего эго. В своих Воспоминаниях Снах и Размышлениях, Юнгуделяет некоторое время своим поискам смысла жизни и человека, и заключает что любой ответ на этот важный вопрос зависит от человеческих интерпретаций, гипотез,конфессий или убеждений. Хотя и очевидно из широкого корпуса его работ, что на своем собственном пути он нашел ответ на этот вопрос. Ответ, как он снова и снова утвержает, может быть найден в курьезном процессе, внутренней активности и игры оппозиций бытия, открываемым в опыте Психе.

Мы можем с уверенностью сказать, что здесь находится жизненный центр юнговского Гнозиса. Опыт психе- являющийся алхимической ретортой внутри которойвсе голубки и змеи, боги и дьяволы, горящие и растущие соединяются и разъединяются в жутком и прекрасном танце формаций и трансформаций –вот породитель смысла, творец истины. Этим открытиям Юнг был во многом инспирирован ранними примерами древних Гностиков, но он вдохновлялся также воззрениями других родственных душ из глубины веков. Быть может к концу жизни, он почувствовал удовлетворение, столкнувшисьс чудесным высказыванием Иисуса из недавно открытого Евангелия Фомы: “Есть свет в человеке света и он освещает весь мир. Если он не светит, есть тьма”.Подобно Валентину старшему, Юнг придерживался мнения, что человечество само обладает божественной жизнью и божественным откровением, и что истинная церковь, или экклезия, является той частью человечества, которая осознала свое божественное происхождение.Юнг соглашается с причудливыми словами ранней церкви “вне церкви не существует спасения”(extraecclesiamnullasalus), но под церковью он понимает сообщество осознанных персон, или как мог назвать их Валентин, тех, кого “считают более искусными”.

Утверждение учителя в последней части Пятого Наставления относительно бесполезности сообщества должно быть интерпретировано в этом свете. Боги, как инструктируют нас наставления, принуждают нас к сообществу, т.к. слабость человеческой воли, легко отклоняет индивидуума от его собственного выбранного замысла индивидуации. Признавая т.о. ценность некоторого рода общности, Юнг остается истинным гностиком, настаивая на равной ценности статуса одиночки или “избранника “, персоне высоко возносимой евангелием Фомы и другими Гностическими работами. Сообщество единомышленников, искателей Гнозиса и духовного индивидуализм или “одиночество” Гностика не только сочетаемые, но и необходимые друг для друга дополнения, как подтверждается в родственных строках Пятого наставления:

Пусть в сообщности пребудет воздержанность.

Пусть в особном бытии пребудет расточительность.

Сообщность есть глубь, особное бытие есть высь.

В сообщности верная мера очищает и сохраняет. В особом бытии верная мера очищает и дополняет. Сообщность дарит нас теплом, особное бытие дарит нас светом.

Обвинение однажды сделанное ортодоксами против Гностиков, в том что Гностики пытаются противостоять обществу – сегодня нередко звучит из уст социальных активистов различных мастей, против т.н. нарциссизма психологических трансформаций – является нечестивым и ложным. Не сообщество, но бессознательное сообщество сомнительно перед глазами Гностиков – ортодоксальные Христианские оппоненты Гностиков склонны считать человека грешным, испорченным, и следовательно нуждающегося в оправдании помимо собственных сил, посредством возвращения к Богу. Эти выводы они извлекали из зачищенных и искаженных ими канонических евангелий, закрепленных в общине верующих как “ковчег спасения”.

Сегодня социальные активисты аналогично кричат о том, что только в социальных проблемах общества кроется истинное решение. Политические партии, социальные движения, т.о. становятся новыми ковчегами спасения, а индивидуум сновапревращается в фигуру малой ценности, приговоренную быть полезной только посредством его или ее участия в причинах и целях, превосходящих легетимность индивидуального разума. Юнг, подобно Валентину одобрял участие в сообществе до тех пор, пока оно может рассматриваться как помощь и инструмент сампопознания, как необходимый агент балансировки, предохраняющий от крайностей индивидуализма.

Религиозная ортодоксия – которая так глубоко повлияла на все мысли нашего времени, так что даже атеисты не могут избежать ее ауры – всегда считала, что опыт человеческой психе не способен дать что-то подобное спасению ибо является грешным по сути.Словом,используемым в значении греха в древних христианских источниках является греческое слово хаматрия, является интересным, что оно происходит из искусства лучников и означает “промах”.Иудеи и Христиане учат, что человеческие существа являются по природе очень плохими духовными лучниками; они всегда пытаются попасть мимо цели. Человек страдает бедствиями, болезнями, страданиями и лишениями, потому что по воле создателя был лишен возможности бить в яблочко на космические цели.Поэтому все, что он может – это верить в избавление идущее от внешнего источника а именно спасительной миссии Иисуса.Бог стал человеком, чтобы спасти человека, но человек никогда не может стать богом, чтобы спасти себя. Не только отличие отделяет человека от Бога, но и ужасная тяжесть человеческого греха.

Юнг — последний человек на земле, который бы стал возражать против того, что человеческая природа является в некотором роде греховной. Неврозы и другие психологические беспокойства, в какой-то степени проистекают из моральных недостатков. Оправданием высочайшего потенциала души является моральная цель человеческой жизни, и когда у нас не получается достигнуть этой фундаментальной моральной цели, мы страдаем. Боги посылают возмездие тем, кто останавливается в стяжании духа. Обретение сознания в бессознательном является в некотором роде моральной целью, и наша неудача в этом предприятии является моральной неудачей. Однако эти моральные категории неудачи и психического расстройства, коренятся на деле в чем-то гораздо более глубоком, что может быть определено как негнозис или невежество.

Возвышенное Валентинианское Евангелии Истины из коллекции Нах-Гаммади выражает этот факт в поэтических терминах, когда говорит что невежество порождает страдания и террор, а страдание отвердевает в туманную субстанцию мешающую видеть. Тоже Евангелие определяет этот род жизни, вызванный невежеством, ночным кошмаром в котором душа испытывает террор, смущение и нестабильность вместе с сомнением и распадом.

В отличие от ортодоксальной, Юнгианская или Гностическая модель реальности допускает время и возможность для человеческого существа сбросить этот отупляющий и приводящий в замешательство покров невежества, и, выражаясь словами Евангелия Истины, оставить работу этого невежества позади, подобно сну в ночи. Родство этого мифологического высказывания относительно невежества с точкой зрения глубинной психологии является совершенно очевидным и в достаточной мере отмечено некоторыми интерпретаторами Гностических текстов, а именно Эланией Пагельс(Гностические Евангелия). Когда у людей отсутствуют психологические инсайты они тиранизируются импульсами бессознательного и их невежество обрекает их на неудачи различных видов: эмоциональных, психических и моральных. Когда достигается здоровое самосознание, качество контакта в свою очередь повышает качество сознания, а вместе с ней и жизнь всей персоны. Процитируем еще раз Евангелие от Фомы:

“Если ты родишь то что внутри тебя, то что ты родишь спасет тебя. Если ты не родишь того, что внутри тебя, то что ты не родишь уничтожит тебя.”

Юнг показал, что величайшая помощь человечеству в его подавленности, его несчастье, должно быть найдена во внутренней психологической жизни. Посредством этого рода опыта, индивидуум не только достигает различных градаций гнозиса –инсайта, осознанности, познания истинной природы бытия –но также получает пистис, доверие, эмпирическую веру, которая одна только обеспечивает выживание и непрерывность попыток индивидуации. Юнг описывает приобретение этого качества пистис в следующей манере:

“Род опыта не может обсуждаться. Вы можете только сказать, что никогда до этого не имели подобного опыта, на что ваши оппоненты ответят “Извините, я имею” .И здесь дискуссия заканчивается. Не важно что мир думает об[этом опыте], тот кто обладает им обладает великим сокровищем, вещью которая становится для него источником жизни, смысла, и красоты и придает новый блеск миру и человечеству. Он владеет пистис и умиротворением.Где тот критерий, посредством которого вы можете сказать, что такая жизнь не легетимна, что такой опыт не ценен, и что пистис является простой иллюзией? Не является ли в действительности, лучшей правдой о последних вещах, та что помогает в жизни? Это причина того, почему я так осторожен с символами порождаемыми бессознательным.”

Здесь нам следует вернуться к двум главным символам Пятого и Шестого наставления, комплементарных хотя и оппозиционных принципов сексуальности и духовности, изображенных соответсвенно, как змея и белая голубка. Пистис о которой Юнг говорит в вышеприведенном пассаже явно не является гарантией того, что популярная религия называет “умиротворением ума”, по-крайней мере не в долгосрочной перспективе . Так долго как продолжается индивидуация, успокоение ума или души является в лучшем случае передышкой между прошлым и грядущим конфликтом, временным затишьем между двумя битвами в порождающей эональной войне. Не важно как сильно наша жизнь была обогащена одной или несколькими встречами с бессознательным, психический факт, состоит в том, чтотолько конфликт ведет к смыслу и только больший конфликт порождает еще больший смысл. Опыт смысла ,составляющий гнозис, не эквивалентен отсутствию страданий; хотя пистис себя познающего сознания и может предостеречь нас от опасностей оппозиций, от ядовитого зуба змеи и когтей и клюва птицы. Опасности иррационального и рационального, инстинктивного и духовного, являются компенсацией устойчивости гностической души, которая, пройдя через все опасности, продолжает испытывать новооткрваемые вершины инсайтови трансформации, и производить все новые сверки оппозиций.

Символизм змеи в Шестом Наставлении представляет изначально нечто вроде пазла для исследователя Гностицизма, в особенности, если он проникнут тем, что означает змея в писаниях Нахх_гаммади. В некоторых из этих трактатов змея творения рассматривается как мудрый и святой советчик, являющийся в действительностипосланником божественной Мудрости, Матери Софии, намеренной освободить первую человеческую пару из тюрьмы, в которую заключил их создатель. В работе о Происхождении Мираи Ипостасях Архонтов,рассказывается о сотрудничестве Евы с мудрой и доброй змеей, которая, является отнюдь не дьявольским искусителем, а посвященным и освободителем склонившим Еву съесть фрукт, который откроет Адаму и Еве глаза и дарует им сознание. Если мы сравним змею демонической сексуальности, описанной в Шестом Наставлении с змеей парадиза в Гностическом мифе, налицо существенные отличия. Гностическая змея Парадиза мудра и благонамеренна. Змея Шестого наставления, с другой стороны, названная шлюхой общающейся с дьяволом и духами тьмы, тиранящий и мучающий дух, вводящий людей в заблуждение дабы сохранить в плохой компании.Можно склонится к обвинению Юнга-Василида в принятии ортодоксального а не гностического образа Змея! Однако вопрос гораздо сложнее, чем кажется.

В вышеупомянутом Гностическом трактате змея имеет курьезный двойной титул дикого зверя и инструктора. Трактат “О происхождении Мира”заявляет о том, что интерпретацией дикого зверя является инструктор. Ученые лингвисты склонны считать, что это курьезное утверждение связано с тем, что два этих слова происходят от одного слова Арамейского языка. Аналогично, мы говорили, имя Ева так же какслова змея и инструктор все имеют похожее звучание на Арамейском, поэтому более чем вероятно, что Гностические писатели стремились передать сходство в характере и глубинном смысле посредством игры слов –процедуры не редкой в древнем мире. Итак, двойнаярольмудройзмеиначинаетоткрываться. (See John Dart, The Laughing Savior, New York: Harper and Row, 1976, p. 72.)

Эта дуальность, соответствующая символизму амфибии или змеи, благодаря способности последних равно легко перемещаться в воде и на поверхности земли, издревле служивших примордиальными символами двойственности и объединения оппозиций в одном и том же принципе. В Психологии и Алхимии Юнг подробно разбирает символизм змеи, и временами предполагает возможность того, что по-крайней мере частично, символизм змеиного знания связан с загадочным мифом о Гностическом Антропосе или божественным человеке, заключенным в природе. Это учение, собранное главным образом по отчетам церковных отцов, в особенности Ипполита, говорит о прототипе истинного человека, существовавшем на небесах до сотворения мира, и в некоторых вариациях мифа в конечном итоге воплощается на земле и в царстве природы.

Первоначальный Антропос является Андрогинном и в последствии разделяется на две части, феминную, созданную для жизни в небесах, и мужскую для жизни на земле. Хотя, в свойственной Гностикам манере, оба принципа обладают некоторой андрогинистичностью, поэтому фаллическая змея земли является по прежнему женственной во внутреннем смысле, в то время как небеснаяженщина-птица скрывает мужской центр. Именно эта вечная неразделимость контрасексуальных полярностей приводит в отчаянье тех, кто пытается понять Гностическую мысль, желая четких отличий и дифференцируемых образов для конструирования логических систем и изобретения рациональных теорий. Маскулинный земной бог Фаллос т.о. представляет низший уровень змея, который, несмотря на его фаллический символизм, также имеет феминный характер.Гностическая мифологиякоторой говорит Ипполит, рассказывает о существе очень похожим на фаллическую змею из Шестого Наставления. Это существо часто подобное крылатому фаллосу Гермеса, или фаллосу искалеченного бога-фараона Осириса появляющегося из воды, куда был заброшен членовредительской рукой Сета – является первичным богочеловеком скрытым в земле и ожидающим подняться из своего материального заточения. Другая часть антропоса, связанная с небесной матерью, также как первая связана с небесным отцом, поднялась в небеса. Это ничто иное как белая птица из Шестого Наставления. Два антропоида, один земной, а другой небесный, были очень важны для Юнговского личного мифа.Юнг по видимости обнаружил эхо этой мистерии в изречении Святого Павла из первого письма Коринфянам, латинская версия которого высечена на его могильном камне. «Primushomodeterraterrenus: secundushomodecaelocoelestis»(Первый человек из земли и земной; второй человек небесный и с небес).

Здесь мы приходим к признанию того, что согласно Юнговскому Гнозису, и конечно не без прецендентов в древнем Гнозисе, необходимо признать, что в человеческой душе встречаются два аспекта примордиального антропоса. Один из них змей, снаружи фаллический, а внутренне феминный, пронизывающий всю природу и воплощающий внутреннюю или подземную божественность скрытую в рецессах психической природы и в инстинктивных силах человеческой психе. Это фаллаческий бог, которого Юнг встречает маленьким мальчиком в визионарном сне, монтруозный хтонический червь восседающий на своем подземном троне;бог чей образ оставил отпечаток на всю его оставшуюся жизнь. В своих Воспоминаниях, Сновидениях, Размышлениях он описывает этого гностического антропоса, пронизывающего природу, как символ особенного соединения оппозиций имеющего место в природном мире и которое он с удивительной проницательностью охарактеризовал как “ Объединение духовно живой и психически мертвой материи” В очередной раз интуитивный инсайт Юнга открывает аспект Гнозиса, который по большей части остается сокрытым от ученых.

Согласно “официальной” картине Гностические воззрения на природу всегда отличались особым презрением и отвращением. Однаков начале двадцатого века вниманию заинтересованных читателей было явлено Евангелие Фомы, в котором говорится словами Иисуса :”Подними камень и ты найдешь меня, расщепи дерево и я там”.Тем не менее некоторые склонны считать, что Гностики не отвергали природу, но скорее отвергали только космос или систему в которую демиург заключил человека и природу. Юнг, с другой стороны, следуя направлению, заданному видением своего детства, видит фаллического антропоса восседающим на мудром троне природы.В вышеупомянутых автобиографических воспоминаниях, Юнг то и дело показывает себя искренним любителем и ценителем природы. Говоря с ностальгической мудростью о прошлом он восклицает: “Еще так много, наполняет меня: растения, животные, облака, дни и ночи, и вечное в человеке.Чем больше неуверенности я чувствую относительно себя, тем более более, восходит во мне чувство родства со всеми вещами.” Юнг также говорит (в комментарии к Барбаре Ханах), что внимание к природе было одним из качеств, так плачевно репрессированных в нашей культуре Христианской религией, другими великими репрессируемыми оказались сексуальность и креативное воображение.

Гностик Юнг, как и другие Гностически ориентированные персоны до него, любил природу, но не в общеупотребительном смысле. Пантеистическое язычество любило и до сих пор любит природу по собственным неосознанным причинам; он смутно чувствует, что природа скрывает некую завораживающую и святую мистерию, хотя и не имеет осознанного понятия относительно сущности и действия этой мистерии.Иудео-Христианская ортодоксия также заявляет о некотором уважении к миру(хотя гораздо реже к природе), и называет его Божьим миром, считая, что внекосмический и свъерхъестественный создатель сотворил мир, он принадлежит ему, а следовательно является хорошим. ( Остается только удивится, почемуад, также не может считаться “хорошим”, если тот же самый хороший создатель ответственен за его существование?)

Из всех отношений к природе Гностическое, является, возможно, наиболее интригующим, т.к. оно не коренится в простой и смутной интуиции примитивного бессознательного и даже еще меньше связана с Творцом Демиургом Бытия.Отношение, побудившее алхимиков говорить о “естественном свете” , а Гете использовать термин Бого-природа –любит природу не из-за ее внешнего проявления или ее Творца, но из-за неизмеримой, мистической, непознаваемой и все же вечно-присутствующей Божественности сокрытой в самой природе. В то время как для ортодоксального Христианства это Божественный мир, потому что он сформированБогом и принадлежит ему, для Гностиков, алхимиков, магов и, конечно, для Юнга, это Божественный мир, потому что Бог живет в нем.Этот внутренний Бог ни кто иной, как Антропос, примордиальный Бого-человек, сейчас обитающий на земле,но однажды взойдущий из глубин в чудесном космическом воскрешении. Существует скрытый дух в мире, в природе, в скалах, пещерах и воде. Он проникает в темные закоулки подземного царства, он плавает в реках и озерах, питающих землю . Он подобно змее поднимается по клеткам растений и оживляет движущиеся креатуры, известных благодаря своей жизненности как животные.

Это не является общеизвестным, хотя совершенно неоспоримо, что признание этой мистерии, скрыто присутствующей в природном мире было сохранено пан-софисткой традицией, и что по крайей мере частично через эту традиции -..и происхождение которой в Гностицизме – Юнг заинтересовался алхимией и родственными дисциплинами, каждая из которых основана на вере в природный свет или lumennaturae. Будет курьезным упомянуть, что даже средневековое Христианство, лишенное Гнозиса, не отказалось от идеи природного света, но склонно сохранять его в качестве дополнительного источника духовного озарения, существующим рука об руку с духовным озарением. Вскормленные воззрениями магов и алхимиков, подобных Альберту Магнусу, Агриппе Нестегейму и Парацельсу, церковные схоласты и монахипродолжали считать, что мир зверей и птиц, полей и рек, содержит потенциальные духовные секреты, и даже “искры пророчества”, как выражался Агриппа. Квинтессенция средневековой и возрожденческой мысли была собрана Парацельсом в следующих словах: “Кроме того, свет природы это свет, горящий от Духа Святого, и он не иссякает, от того, что горит.”

В человеческом существе, земной Антропос или живой свет природы сосредоточен в той части бессознательного, которая связана с инстинктами. Само собой разумеется, что в Западной культуре, как, в общем-то, и во всех остальных культурах, это инстинктивное бессознательное по большей части доминировано сексуальностью. Именно по этой причине Юнг связывает земную змею с фаллосом, или демоном сексуальности. Является сущностным в этом отношении, что Юнг делает наиболее ясные и наиболее убедительное утверждение относительно Антропоса в своей книге Психология Переноса, работе связанной, прежде всего, с алхимией любви. Лучше всего будет процитировать его собственные слова оттуда:

“Этот «нижний» дух — Первоначальный Человек, иранский по происхождению, гермафродит по природе, заточенный в Физис10. Это сферический, то есть совершенный человек, появляющийся в начале и в конце времен, выступающий началом и концом человека как такового. Это — целостность человека, находящаяся по ту сторону разделения полов и достижимая лишь путем воссоединения мужского и женского. Открытие такого высшего значения разрешает проблемы, создаваемые » зловещим» соприкосновением, и рождает из хаотической тьмы свет, превосходящий всякий иной свет

Откровение Антропоса сопряжено с незаурядными религиозными чувствами; оно означает почти то же, что для верующего христианина — видение Христа. Тем не менее, оно приходит не по божьему деланию, но поделанию природы; не свыше, но на основе преобразования тени, выходящей из Аида, которая сродни самому злу и носит имя языческого бога откровений.”

Очевидно, Юнг также признает низшего Антропоса в загадочной и трасформирующей фигуре Мефистофеля из Гетевского Фауста, который посредством силы инстинктов, в особенности сексуальности, переносит героя от его отвлеченных интеллектуальных поисков на арену трансформаций реального мира оппозиций. Здесь нам возможно легчепонять, почему Юнг утверждает в своем наставлении, что змея водится с дьяволом и прельщает человека дурным сообществом. Страх, желание, проекция внутренних сил на материальные объекты, тирания и муки трансформации, все это несет нам Антропос в его земном аспекте. Как отмечалось выше, индивидуация имеет мало общего с serenequietude или отсутствием страдания.

Змея обеспечивает нам конфликт, конфликт даетсвязанность воссоединение оппозиций.

Юнг также утверждает в нашем наставлении, что змея спускается в глубину и там или парализуется или стимулируется фаллическим демоном. Здесь мы находим два необходимых экстремума аскезы или трансформирующего искусства, как они появляются в Гностической практике –по-крайней мере, как эта практика открывает себя нам в доступных источниках. Инстинктивные силы психе необходимо поставить в условия экстраординарной стимуляции, чтобы использовать для целей интенсивной трансформации. Аскеза(духовное искусство) отлична от своей карикатуры, аскетизма, ибо стремится к экстраординарной по сравнению с ординарной активности психической энергии. Когда сила змеи выражает себясогласно ординарным, тривиальным моделям повседневной жизни, результат не будет трансформирующим. Только когда, либо посредством строгого контроля, либопосредством экстраординарной активности силы либидоактивируются в точке экстаза, opuscontranaturam, работа против ординарных естественных паттернов, будет завершена. Так же Юнг говорит нам в Наставлениях, что змея, ускользая от нашего понимания и стимулируя нас на поиски, показывает нам скрытые пути, которые при помощи своего ограниченного разума мы никогда бы не открыли. Мефистофель, мудрый дьявол психической энергии, т.о. постоянно искушает и ведет Фауста к дорогам и модальностям, которые никогда бы не были доступны лишенному воображения ученому гетевского драматического видения. Т.о. польза загадочной змеи оказывается очевидной, беспокойный и болезненный его яд может оказаться целительным для здоровья тела и разума, могучей помощью в процессе Гнозиса.

Змеиный Антропос Гностиков имеет также иную интригующую аналогию в индийском мифе о богине –змее Кундалини, чьи психо-физиологические эвокациив йогических практиках получили увеличивающееся и практическое внимание в последние декады. Крайне похоже на Антропоса, Кундалини представлена как божественная сущность, заточенная во мраке, влажных глубинах земли, откуда она призвана взойти к вершинам существования, где должна встретить свою вторую половину, от которойбогиня была отделена бесчисленные эоны назад.Во время своего путешествиябогиня-пилигрим принимает форму змеи и в этом адаптированном, быстром теле рептилии она способна пережить бесчисленные опасности, преподносимые земной жизнью.В микрокосмической аналогии человеческого тела, обиталище змеинаходится у основания позвоночного столба, гдепод гнетом ординарных обстоятельств грезит о своем небесном происхождении. Когда время пробуждения приходит, она обвивается вокруг позвоночника, словно вокруг ствола древа и начинает свое эональное восхождение в сверхъестественные регионы, где над короной головы, на эфирном лотосном троне ее супруг, великий бог Шива, ожидает ее. Мигель Серрано, выдающийся чилийский писательбывший когда-то дипломатом в Индии, дает нам волнующий и глубокий Гностический образ Кундалини-Антропоса в своем пышном поэтическом отчете о духовных мирах Индии, озаглавленном Змея Парадиза, из которого мы приведем короткий отрывок:

“До того как змея обвилась вокруг Древа Парадиза, она живет в жидких глубинах под корнями древа. Затем вслед за человеческим позвоночником, поднимающимся из темных чувственных регионов своей талии к свободно двигающейся верхней части туловища, змея поднимается к верхним ветвям, где ее мокрая, холодная кожа может быть высушена солнцем. В потаенных глубинах, из которых она появляется она наслаждается элементарными энергиями и удовольствиями, но когда она встречается с силой солнца она кажется отпрянувшей и расширенной одновременно.Результатом является конфликт света и тьмы, т.к. сила змеи является одновременно является жидкой и замороженной; она отравляет и она обожествляет. Некоторые называют яд змеи Богом, иные зовут его Бессмертием.”

Юнг, также, уделяет большое внимание мифу о Кундалини и видит в ней символ человеческой индивидуации. Он интерпретирует систему кундалини йоги как символическое путешествие от разделения к полноте, использующее человеческое тело в качестве посредника для проецирования трансформаций бессознательного. Серрано с его острым чутьем юнгианских архетипических образов, находит выражение некоторых элементов индивидуации в индийском символизме змеи, когда пишет:

“Как змея Парадиза восходит из влажных глубин, где коренится древо жизни, так и человек производит своих физических сыновей из этих темных и мрачных регионов. Этим сыновьям из плоти суждено умереть, но сыновья духа, рожденные во время мужской зрелости способны достичь вечности став сынами смерти.К моменту, когда человек проживает половину своей жизни, он должен быть готовым к тому, чтобы родить сына духа, т.е. сына смерти.Этого сына можно родить. Только женившись на змее или играя на фаллосе Шивы или флейте Кришны. И он один может перенести нас через море смерти. Он перевезет нас на своей фосфорицирующей барже или перенесет на крыльях пернатого змея.

Человек, женившийся на змее имеет странный, потусторонний вид. Его лицо несет покой того, кто счастлив быть отравленным, и отражает спокойствие смерти.

Он погружен в воды сна, где плавает вместе с рыбой Бога. Его глаза, хотя и закрытые, излучаютнеописуемую радость, на его губах тень улыбки; это потому, что ему дана привелегия спуститься к темным корням удовольствия и быть способным снова подняться к духовному воссоединению. В этом дворце, расположенном на вершине Древа жизни он встретил того, кого ждал очень давно, и от радости встречи слезы бегут по его щекам. Плоды образованные этими слезами являются одновременно жидкими и ледяными, и когда они падают, они издают шум, подобный звону колоколов.”

Таков процесс индивидуации и характер успешно индивидуированной персоны в поэтическом описании Мигеля Серрано. Образы т.о. представленные нашему вниманию, очевидно имеют глубинное родство с Гностицизмом как в древней так и в современной, т.е. Юнгианской манифестации. Оппоненты Гностиков вылили на них немало злобы в связи с вопросом рождения и зачатия детей.Недавние открытия по большей части рассеивают некоторую путаницу, показывая, что Гностики не были противниками женитьбы и рождения детей как такового, однако они имели некоторые психологические воззрения по этому вопросу, весьма аналогичные приведенным выше мыслям Серрано. Бессознательное, согласно Юнгу, имеет фатальную тенденцию изживать себя в физических актах несущих символическое отношение с содержанием, которое бессознательное хочет донести до сознания.В контексте индивидуального процесса, для личностей становится императивным заново родить себя в качестве новых возрожденных существ. Очевидно, что процесс физического рождения является главным символом внутреннего рождения.Поэтому Гностики предупреждают людей, в особенности женщин, что они не должны путать биологическое событие с куда более глубокой психологической реальностью, скрытой под его символом.Уже каноническое Евангелие от Луки, содержит два отрывка (11:27-28 и 23:29) указывающие на то, что Иисус являлся противником отношения женщин к себе, как простым роженицам новых детей. В гностическом Евангелии Фомы эта тема появляется с даже большей ясностью и в несколько более унифицированном контексте.

“Женщина в толпе сказала ему: Блаженно чрево, которое выносило тебя, и (груди), которые вскормили тебя. Он сказал ей: Блаженны те, которые услышали слово Отца (и) сохранили его в истине. Ибо придут дни, вы скажете: Блаженно чрево, которое не зачало, и груди, которые не дали молока.”

Хотя архетип рождения играет, очевидно, главную роль в жизни женщины, психологическая проблема индивидуации вскрывает в бессознательном духовные модели духовного роста равно важные для обоих полов. Мы имеем здесь, в сущности, иной пример индивидуации как алхимического opuscontranaturam(работа против природы). Природа, Антропос, как змей земли, вводит в нас яд, который может или парализовать или пробудить. Если мы последуем побуждениям змеи слепо и бессознательно, мы спустимся в еще большую бессознательность и будем погружены в эональный сон приятными ощущениями даваемыми нам физической жизнью вне внутренней реальности. “Сладостный соблазн плоти” о котором говорили многие Гностические писатели, является по-факту соблазном архетипов выраженных бессознательно в плотском контексте. Сынам плоти суждено умереть, как мудро предупреждает Серрано в вышеприведенном отрывке, что означает, что психические акты состоящие из бессознательного выражения архетипических реалий подобны выкидышам, не имеющим шансов достичь духовной зрелости. С другой стороны, когда кто-то дает рождение сыну в духе, этот сын обеспечивает бессмертие духовному родителю. Сын в духе, который является новой душой, рождающийся обычно во второй половине жизни, становится носителем духовной жизни.

Те кто откроют смысл Логоса не вкусят смерти, говорит Евангелие от Фомы. Тогда и только тогда когда мы откроем смысл жизни, мы станем достойными этой жизни и избежим смерти в бессознательном. Из этих пихологически допустимых рассмотрений, редукционисткий разум может вывести ироническое заключение, что физическое выражение внутренних трансформирующих является само по себе злом, и что для освобождения духа из его смертной оболочки плоть должна быть умерщвлена. Гностические писания, подобные Юнговским наставлениям, учат, что только физическое выражение духовных реальностей, вне присутствия сознания, является контрподуктивным или по-просту бесполезным. Однако они никогда не пытались утверждать, что жизнь должна изживаться только в разуме и что тело с его проявлениями должно рассматриваться как зло. Хотя все кто учат развитию сознания считают нужным предостеречь от тенденции нижнего Антропоса погрузить сознание в темные глубины земного сна, где бродят злобные духи неосуществленной психической энергии.Шестое наставление обращается к мертвым, заключенным в земле,не нашедшим пути выхода из состояния одиночества, и говорит, что змея сродни им. Нетрудно заметить, что то что здесь имеется в виду это силы бессознательного и расщепления, которые питаются отношениями возникающими когда кто-то ведет жизнь слепых инстинктов. Истинная аскеза(искусство) состоит в способности комбинировать опытыестественной человеческой жизни с постоянным самоосмыслением. Когда это становится возможным, тогда психические акты вызванные инстинктивностью больше не стоят в оппозиции к реалиями, которые ищут своего выражения через них. Тогда жизнь становитсявсе более интенсивным ритуализированным выражением вечно свершающейся драмы индивидуации. Аскетизм в смысле враждебного отказа от сил инстинктивной природы является т.о. искажением и грубым редукционизмом. Фигура земного змея в Шестом наставлении демонстрирует это.

Нечто более отдаленное от нашего повседневного опыта представляет собой другой принцип дуального антропоса, как он дается в Шестом Наставлении. Это белая птица небес, которая почти неизбежно навевает образ Святого Духа в форме голубки.Как змея включает низший или феминный элемент воды или земли, так голубка или белая птица является выражением воздуха, через который она летит и солнечного огня, являющегося светилом небес, откуда она спустилась. Как змея символизирует инстинкты, сексуальность, размножение, а также свет, спрятанный в природе, так птица отвечает за мысль, дух и трансцендентность. Одна обитает в земле и скользит по ее дырам, другая летит высоко над землей, смотрит на нее вниз, как можно предположить со смесью недоумения и доброжелательного презрения. Холоднокровная змея, со своей яростной силой кусать без всякого намека на предупреждение и теплокровная, хрупкая и нежная воздушная птица , составляют вместе странный дуальный аспект искупающей силы Антропоса.Принцип индивидуации, креативного стремления к психическому погашению, заключен в этих курьезно отличных хотя и комплиментарных фигурах.Как упоминает Ипполит, когда пишет о Гностическом антропосе, этот спасительный принцип наиболее тесно связан с божеством, которого греки и римляне знают как Гермеса и Меркурия соответственно. С точки зрения символизма Наставлений интересно упомянуть, что этот Бог, летящий по воздуху с крыльями на шлеме и в сандалиях также несет жезл обвитый двумя змеями, в свою очередь увенчанный крылатым шаром. В вышепроцитированном психологическом комментарии на алхимическую работу RosariumPhilosophorum( которому он дает прозаический титул Психология Переноса), Юнг дает нам великолепное описание амбивалентной и в тоже время неуловимо волнующего быстрокрылого и светоногого божества, которого алхимики признавали великим катализатором объединения противоположностей.

Алхимики удачно персонифицируют его как лукавого бога перевоплощения, Гермеса и Меркурия; и хотя они жалуются на то, что он обманывает их, они награждают его высоайшими титулами, делая близким Божеству. Однако будет совершенно несправедливым умалением истины,если я ограничусь негативными аспектами Меркурия, его озорными проделками, его неистощимой изобретательностью, его инсинуациями,его захватывающими идеями и схемами, его амбивалентностью и зачастую явной злобой.Он также способен и прямо к противоположному, и я хорошо понимаю, почему алхимики наделяют Меркурия высочайшими духовными качествами, стоящими в вопиющем противоречиис его явно теневым характером. Наиболее важное содержимое бессознательного может быть наиболее опасным и обманчивым в силу его нуминозной природы. Невольно вспоминаются демоны упомянутые Атанатусом в его жизни Святого Антноия, которые могли благочестиво говорить, петь, читать священные книги и что хуже всего – говорить правду. Трудности нашей психотерапевтической работы учат нас искать истину, добро и красоту там, где мы их можем найти. Но они не всегда находятся там где мы их ищем, часто они скрыты в грязи или логове дракона.

Белая птица небес репрезентует духовную и респектабельную часть Меркурия, также как земная змея, фаллический кадуцей, символизирет опасную и озорную его сторону. Оба они, однако, составляют креативную и искупительную мудрость, воссоединяющую небо и землю и претворяют вещества в сосуде алхимика.

Как отмечалось ранее, змея наставлений является женской, и в то же время посланником подземного бога Фаллоса, в то время как птица мужественна, но исходит от небесной матери, MaterCoelestis. Интересно упомянуть, что в Гностических источниках существуют упоминания о Святом Духе , как о женской сущности. Юнг был очарован образом мудрости данным в таких еврейских писаниях какПритчи, Экклесиаст и в особенности Книга Мудрости Соломона. В своем ответе Иову он в подробностях останавливается на содержании этих книг, и видит в них первейшую манифестациюнового Иерусалима, небесного града, который в Апокалипсисе Св. Иоанна появляется как невеста Агнца. Юнг без колебаний отождествляет эту фигуру с феминным аспектом Гностического Антропоса:”Она является феминным антропосом, дополнением мужского принципа”, пищет он в Ответе Иову, и отмечает что этот тот принцип который должен быть вынесен в поле зрения души для эффективного воссоединения материи и духа.

В другом месте той же работы он называет ее “феминным нуменом метрополиса…возлюбленной матерью, отражением Иштар” .Слово нумен обозначает божественность и Небесная Мать т.о. открывается как богиня великого города в небесах, который сам по себе является крайне интересным архетипом для размышлений.Мы можем вспомнить о том, что в Пятом Наставлении утверждается, то человеческие сообщества необходимы в силу человеческой слабости, и если они не являются знаком матери, они являются знаком Фаллоса. Когда общественная жизнь управляется примитивными нуждами и инстинктами, что проявляется главным образом в традиционной и архаичной жизни деревенских жителей, это служит естественной ареной для жизни паттернов бессознательного. Сельские жители счастливы оттого, что поддерживаются великими, лежащими в основе моделями коллективности, как в жизни внешней природы, так и внутри своего сообщества.Подобно естественным и космическим формам религий архаичная общественная жизнь может быть счастливой и комфортной, но испытывает недостаток в креативных и трасформирующих силах роста.Архаичный индивидуум по природе консервативен и избегает новизны, нетрадиционных идей и экспериментов. Латинское слово paganusизначально означает отсталую деревенщину, а его английский эквивалент, heathen, аналогично означает жителя отдаленного захолустья цивилизации. Подобные персоны, как считали уже древние, имеют мало склонности к героическому сознанию, подразумевающую готовность к новому опыту. В противоположность этимбессознательным паттернам развился и духовно возвысили архетип Полиса или Метрополиса, образ осознанного делания, известный как город.

Историки сообщают нам, что развитие городов явилось титаническим шагом в развитии культуры, сравнимой, пожалуй, с квантовыми скачками или головокружительными прыжками в сфере психики. Вавилон,Египет, Греция и Рим, превратились из пространств населенных примитивными болванами в великие нации философов, пророков, художников и государственных деятелей вместе с ростом городов. Изменение в древнеегипетской цивилизации явились в особенности столь внезапными и драматическими, что скорее фантастические чем рациональные авторы даже спекулируют на тему ее колонизации беженцами из Атлантиды или, в духе космической мифологии, представителями продвинутых цивилизаций внешнего космоса. Так или иначе, все единодушны в том, что город является одним из наиболее плодотворныхдостижений человечества.

Город явился не только обителью коммерции, индустрии, архитектуры, образования и других великих продуктов человеческого разума, но также стал духовным архетипом сознания. Даже пасторские и сельские евреи не избежали влияния этого архетипа. Им стал святой город Иерусалим, где был установлен Бетель, резиденцияили жилище бога.Изначально Иудеи, а позднее Христиане и Мусульмане связывали его с религиозным архетипом священного или божественного города. Не землям, рекам и холмам были посвященыстенания пророков, но городу:

“Как нам петь песнь Господню на земле чужой?

Если я забуду тебя, Иерусалим, — пусть отсохнет десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.”(Псалмы 137)

В навеянном гностиками Апокалипсисе Иоанна, святой город, очевидно проявляет себя как небесный архетип, отчасти женщина, выступающая в качестве невесты Агнца, и отчасти мандала, сделанная из драгоценных камней, “подобных яспису чистому как кристалл“(Откр.21:11).Это город, откуда как из матери, белая птица слетает к человечеству. Крылатый посланник Богинь, Софии, Барбело, Иштар, Девы Марии, приносит сообщение от святых, которые ушли вперед, получивших гражданство в небесном Метрополисе. И наоборот птица доносит слова человечества назад, к матери.Гонец переносит не только ее благословение, но и наши мольбы.

Интересно отметить в этой связи что Юнговская озабоченность женским городом-мандалой, была глубокой и не оставляла его на протяжении всей жизни. Подобно своим Гностическим предкам, он смотрит на город как на архетип сознания, божественной мысли в манифестации. Как Александрия древних, являлась горнилом древней гностической, герметической и неоплатонической мысли(см. параграф-введение в Наставления), так архетип города, является для Юнга обиталищем мудрости, духовности и креативного сознания. Он рассматривает город в аспекте женщины-мудрости Софии, о которой он говорит: “Та, которая была с Богом до начала и свершения времен воссоединится с ним через священную свадьбу”.

Ближе к концу жизни, Юнг увидел знак времени огромной важности в декларации вознесения девы Марии сделанной Папой Пием 12.В то время как протестанские теологи и даже некоторые католические экуменисты, вскинули руки в ужасе в знак нового свидетельства папского культа Девы Марии, Юнг воспринял папскую апостольскую конституцию MunificentissimusDeus, как запоздалое признание со стороны Христианского мира небесности, если не сказать боженственности женского начала. В Ответе Иову он пошел дальше, сказав, что это признание былои порождениемглубин человеческого бессознательного и может оказать благоприятное воздействие на человеческие заботы по достижению мира.Вознесение Девы, по его словам, является явным свидельством “Чаяниий мира, которое шевелится в глубине души” и может действовать в качестве компенсации “опасных напряжений между противоположностями”.

Шестое наставление говорит, что мать ходатайствует и предупреждает, но не имеет никакой силы против богов.Тем не менее, ее присутствие и что еще более важно, осознанное признание ее присутствия и ее роли медиатора и агента компенсации способно предотвратить дальнейшие ужасные войны и революции, являющихся результатом угрожающих напряжений противоположностей в мире. Небесная материнская мандала выражает себя во множестве форм. Древние Гностики знают ее как Софию, Барбело или как Марию Магдалину; Юнг как небесный город- кватернер и богооставленную дочь и жену, а многие современные мужчины и женщины проникнутые мифом космической эры, устремляют свой взор к небесам где наблюдают загадочные летающие объекты, которые пресса смехотворно-прозаично окрестила летающие тарелки. Летающие тарелки современного мифа, как отмечает Юнг имеют обычно круглую форму им часто приписывают благотворное значение для решения мировых задач. Подобно фигуре Девы, по декларации папы, телесно вознесшейся на небеса, эти механические посредники между небом и землей якобы имеют намерениепредотвратить ядерный Армаггедон и принести оливковую ветвь мира сварливым детям земли. Как говорит учитель в Шестом Наставлении :”Птица Птица летает высоко над землей инаказывает быть особно. Она приносит вести об отдалившихся,тех, что ушли вперед и стали совершенны.” (Курьезный вариант мифа, распространившийся главным образом после смерти Юнга о тарелках роющих дыры в земле, готовя уничтожение человечеству, т.о. компенсируют дисбаланс чудодейственных блюдец).

Не исключено, что в наши дни две великие составляющие окончательной мандалы целостности снова сближаются.Змея земли, вылезшая из своего хтонического укрытия, поднимает свою венценостную голову Василиска к небесам. Века отчаянной сексуальной репрессии отступают перед стремлением дать движениям фаллической змеи большую степень свободы на поверхности сознания. Долго подавляемая феминная природа змеитакже требует своего; факт женской сексуальности, вместе со всеми его манифестациями, получает внимание и признания, как мужчин, так и женщин. Как вверху, так и внизу: белая птица небес все ближе приближается к полю нашего зрения, в то время как красный змей земли мощно поднимается из глубин.

Психическая змея также воплощается и в самойматерии. Существует много свидетельств показывающих, где бы разум не шел на конфронтацию с неизвестными или подавленными силами внутри себя, соответствующие им созвездия восходят во внешнем, психическом мире.Так фаллический змей психической земли вызывает огненную змею атомного ядра, и развязывание либидо в коллективной душе компенсируется восхождением грибного облака над Хиросимой. Грозный Василиск встал во всей своей устрашающей ярости и красоте и никакие человеческие силы не заставят его вернуться в свое старое подземное укрытие.

Есть и более грандиозный знак, некий алхимический сосуд в котором две оппозиции голубка и змея должны встретиться: это человеческое существо, новый и вечный Антропос.В звездной выси, за седьмой сферой небес катится архетип и прототип Антропоса в своей солнечной колеснице.Голова птицы соединяется со змеиным хвостом человеческим торсом и руками являя фигуру Абракаса, как единства неба и земли, птицы и голубки. “В этом мире”, говорят наставления “Человек есть Абракас” .Из человеческого гнозиса рождается новый Абракас.

Возможно не простое совпадение, а очевидная сихрония в том, что Херувим Эона Водолея имеет форму человека. В своей работе Эон, Юнг приводит психологическое подтверждение теории Зодиакальной эры или эона Водолея. Зодиакальным символом Водолея является человек льющий воду из сосуда. Эта фигура используется в средневековом и Каббалистическом знании в качестве Херувимной эмблемы стихии воздуха, соответствующей возвышенному человеку. Юнг, в своих рассмотренияхгеометрических знаков мандалы,всплывающих из глубин бессознательного, приходит к заключению, что мандалы, подобно вышеупомянутому херувиму, могут являться выражением Антропоса или “Совершенного человека”. В Психологии и Алхимии он возвращается к этой мысли и утверждает, то квартерные символы мандалы обозначают “бога внутри” психе. Он также отмечает,не без тревоги, что мандалы рисуемые современным человеком почти никогда не содержат богообраза в центре, как могло быть в более ранние периоды. Он пишет “Нет божества в мандале, нет никакого подчинения и примирения с ним. Похоже место божества занято целостностью человека.” И далее продолжает впоэтическом ключе:

“Боги жили когда — то в своей сверхчеловеческой силе и красоте на вершинах гор, одетых в снега, в темноте пещер, лесов и морей. Позже они слились в одного Бога, а затем этот Бог стал человеком. Но в наше время боги собраны в лоне обычного индивида”.

В Эоне Водолея Антропос должен стать персональным и человеческим. Боги больше не будут носить маску Льва, Орла, Быка или даже двойной рыбы негностического христианства. Человек станет Абракасом и выражаясь словами Семи Наставлений, он сможет давать рождение и смерть собственным мирам.Рождение нового мира духовного гуманизма без сомнения может быть приветствовано и принято мужчинами и женщинами доброй воли.Не так со смертью. Опасность Водолея – раздувание эгочеловечества богоподобными силами, которые с готовностью могут занять отсутствующее место в мандале.Не только люди падают жертвой самонадеянного кощунства эго-инфляции, но и Государства становятся раздутыми тоталитарными махинами, монструозно гипертрофированными и подавляющими ценности индивидуальной души. Величайшей опасностью человеческой расы, как Юнг отмечает в таких работах как “Неоткрытая Душа”, “Современный человек в поисках души” –будет не загрязнение планеты ядовитыми отходами идиотского и ужасного ядерного холокоста. Ей будет уже существующая инфляция тоталитарных государств, которые своим массовым зомбированиеми контролем над жизнью мужчин и женщин дублируют зло архонтов творения, о которых говорил гностики.Коллективная инфляция на уровне государств и индивидуальная инфляция в форме материализма и мертвящего рационализма, являются двумя сторонами монеты полученной Иудой за предательство человеческой божественности.

Юнг писал: “аналогично тому, как государство ловит индивидуума, индивидуум воображает, что ловит психе и держит ее в своих руках”

Юнг осознает, что материализм и рационализм приводят к односторонности сознания, которая посредством своего отрицания трансцендентного элемента психе, ведет к отчуждению от собственных глубинных корней в коллективном бессознательном.Это отчуждение, в свою очередь, делает его уязвимым для любых влияний.Современное секулярное государство избегает любойзависимостиот духовной реальности по ту сторону человеческой сферы, являя точную аналогию этого индивидуального затруднения.

Тем не менее, не смотря на, и быть может, парадоксально “благодаря” этим опасностям индивидуальной и коллективной инфляции, становление Гностического антропоса идет семимильными шагами в согласии с предустановленными моделями трансперсонального порядка. Опасность тирании увеличивает бдительность любителей свободы; бесчинства осуществляемые глупостью укрепляют преданность мудрых.Замученный мистический поэт Гельдерлин истинно сказал, что опасности приносят спасение. И как всегда в истории, нет пути назад. Если боги удалились из центра мандалы, на их место мы должны поставить человечность. Эта человечность, этот Антропос в центре мандалы, не может и не должен быть тривиальным продуктом рационализма 19 века; он не должен быть роботом разработанным корпорацией менеджеров ;илиустаревшего Марксисткого образа революционера-пролетария наивно полагающего, что все зло в человеческой природе может быть разрешенополитической силой или экономическими изменениями. Скорее новые мужчины и женщины должны быть как Абракас: с головой омраченной печатью мудрости и быстрыми ногами, обладающими внутренней силой и либидозной устойчивостью змеи. Эти оппозиции должны быть спаянными воедино качествами истинной и целостной человечности, для которой не требуется никаких моральных, экономических или политических апологий.

Существует надежда, чтоАнтропос может воплотится в этом эоне Водолея.Обещания земли и пророчества небес подтверждают и вскармливают ожидания и чаяния человечества. Осирис, старый Антропос, лежит убитый и расчлененный на поле эональной битвы, в то время как Изида достигает еще большей славы, осемененная его воскресшей тенью. В ее божественной матке шевелится,открывая свой ястребиный клюв, Тот, Господь магии и трансформации, терпеливо ожидающий своего светоносного и героического рождения. Это о нем говорят погруженные в смерть мисты древнего Кхема, целомудренные сумерки готических соборов и неоновый свет современных городов. Антропоскогда-нибудь возродится, однажды он придет; эональный отпрыск в магическом чреве времени. Мы, духовные клетки в теле Великого Человека, вечно становимся , но никогда не станем, вечно совершенствуемся, но никогда не достигнем совершенства. Не нам знать о тайне свершения времен. Наше дело наблюдать и ждать, работать и надеяться, укрепляясь мудростью и руководствуяськроткостью. Разве не было нам завещано, на все времена, которые были, есть и будут быть мудрыми как змеи и кроткими как голубки?